Язва самодовольно хмыкнул, но тут же развел руками: – А что мне было делать? Эта… шейда стучалась и стучалась к вам. Я уже думал, что сейчас весь дом перебудит. Пришлось открыть дверь. Она вошла, ну и я… того. – Вот так с ходу? – брови шейда вновь взметнулись в веселом изумлении. – А куда медлить? Чтобы она поняла, что перед ней не вы? Еще и руки связать пришлось, чтобы не щупала. Думаю, еще догадается… – А она что же? – Сначала трещала без умолку, чтобы я, то есть вы, не думали о ней дурно, что, мол, порядочная женщина. – А ты? – А я из кожи вон вылез, чтобы она заткнулась, – проворчал Язва. – Она не заткнулась, – деловито сообщил Виллор и все-таки не сдержал смешок. Зрелище, которое нарисовал ему соглядатай, было презабавным. Фрай насупился. – Она из меня все соки выжала. Я ее выпроваживаю, а она, мол, муж снотворного наглотался. Наверняка, сама же ему и подсыпала. Ну, вот… только и уговорил уйти. – Досталось тебе, бедолаге, – Эйдан сочувственно похлопал Язву по плечу и расхохотался в голос. – И ничего смешного! – возмутился Фрай. – Думал, так на ней концы и отдам. Ненасытная баба. – Ненасытная, – машинально повторил Виллор и нахмурился, оборвав смех. – Однако она может нам испортить дело со своей ненасытностью. Нужно что-то с ней делать. Язва недвусмысленным жестом провел большим пальцем по горлу. – Фу, Фрай, – усмехнулся инквизитор. – Думать об убийстве женщины, которая только что покинула твое ложе – дурной тон. Надо убираться отсюда. После бала съедем в гостиницу. Так она до нас не доберется. К бесам, – он посмотрел на «слугу», – такого со мной еще не случалось. Впервые я буду спасать честь дамы от самой дамы. – Как бы и в гостиницу через окно не влезла, – проворчал шпион. – Надеюсь, я ее на неделю умилостивил. Виллор снова усмехнулся и махнул рукой, отпуская Язву. Тот почесал брюхо и направился к дверям, совместив зевок и пожелание доброй ночи. Смысл мычания осведомителя инквизитор понял. Когда за Фраем закрылась дверь спальной, Эйдан посмотрел на постель и решил, что спать сегодня будет на кушетке. Ложе чужой страсти со скомканными простынями его не прельщала вовсе. – Эйдан… – Лив, нам нужно поговорить… – Потом, всё потом, – она встает на носочки, прижимается к нему всем телом, их губы соприкасаются, и он уже не может вспомнить, чем собирался заняться. Руки обхватывают ее стан, ладони скользят по спине, гладят. Виллор наслаждается теплом ее тела даже сквозь ткань платья. Одна ладонь останавливается на женских лопатках, вторая забирается в волосы, и шпильки падают с едва различимым звоном на паркетный пол. К бесам, он вообще не слышит никаких звуков, кроме ее дыхания и сумасшедшего стука своего сердца! – Ты сводишь меня с ума, – шепчет он, задыхаясь в вихре своих чувств. – Ты хотел поговорить об этом? – она тихо смеется, и мужчина, улыбаясь в ответ, отрицательно качнув головой. – Не хочу разговаривать. Не сейчас. – Тогда поцелуй меня еще раз, – отвечает она, почти касаясь его губ своими губами. – Только об этом и мечтаю, – говорит Эйдан, борясь с желанием вжать женское тело в свое, срастись с ней, чтобы уже никогда не отпустить: ни во сне, ни наяву… Шейд распахнул глаза. Сон разбился, словно кусок стекла, разлетелся острыми брызгами на тысячи осколков. Эйдан с минуту смотрел в потолок, переживая недавнюю грезу и собственные чувства. Желание вскочить на ноги, сесть на коня и помчаться в Рич, чтобы заглянуть в глаза Ливианы Ассель с надеждой увидеть хотя бы отголосок того, что чувствует он, было столь сильным, что инквизитор приподнялся на локтях и замер, глядя в грязно-белую муть глаз Горта. Зверь стоял передними лапами на краю кушетки и смотрел на своего хозяина. – Что? – хрипло спросил Виллор. Зверь дернулся, но вдруг заскулил и опустил голову на живот шейда. Эйдан упал обратно на подушку и накрыл макушку Горта ладонью. Мужские пальцы рассеянно почесывали зверя, продолжавшего поскуливать, но в голове уже метались мысли, создавая хаос. И Виллор, в жизни которого всё имело свой порядок, кажется, начинал к этому привыкать. Его мир рушился на глазах, и сопротивляться этому становилось всё сложней. «Ты сгоришь дотла, инквизитор! Выгоришь до кучки грязного пепла!». – Уже горю, – усмехнулся Эйдан и сел, потревожив Горт. Зверь приподнял голову, взглянул на хозяина, а после слез на пол, дав Виллору встать с кушетки. Инквизитор потрепал Горта, невесело улыбнулся ему и прошел в ванную комнату, чтобы смыть остатки сна. За окном еще только начинало светать, и спал шейд не больше двух-трех часов, но пытаться снова заснуть ему уже не хотелось. Умывшись холодной водой, Эйдан надел чистую одежду, приготовленную Язвой, и покинул спальню. Он прошел в маленькую гостиную, устроился в кресле и, повернув голову, посмотрел на Горта, направлявшегося к нему. Зверь, усевшись рядом с креслом, вновь устремил взгляд на инквизитора. – Как-то всё невесело, дружок, – сказал Эйдан, ласково погладив питомца. – Ты тоже это чувствуешь? Горт рыкнул и растянулся у ног Виллора. Мужчина откинул голову назад, заложил руку на спинку кресла и закрыл глаза. Он снова подумал о Мирис, и воспоминания понесли старшего инквизитора в день поимки и казни магини, скрывавшейся в лесной чаще. Горт быстро взял след, нашел логово и не отпускал, пока не прибыл отряд. Виллор отправил за ней Никса, сам остался рядом с деревней, окруженный людьми, которые пытались защитить «ведьму». Если бы не деревенские, ее бы казнили там же, где взяли. Но из-за того, что пришлось вступить в диалог с причитающей толпой, Мирис привезли в деревню. Она стояла и слушала, что кричат защитники, и что отвечает шейд. Потом, когда стало понятно, что казни не избежать, Мирис бросилась к Виллору. Говорила ли что-то сама «ведьма»? Кажется, клялась покинуть Антар. Да, именно так. – Зачем тебе моя смерть, инквизитор? Завтра я уйду, и ты не вспомнишь обо мне! Обещания, клятвы, угрозы, попытки подкупить, проклятья – ко всему этому Эйдан давно привык и не замечал их. – Я отблагодарю тебя, инквизитор! Мне есть, чем заплатить за свою свободу! – Почему ты не надела браслет? – Я никому не сделала зла! – Это правда, – важно закивали деревенские, – худого не видели. – Ты могла бы помогать этим людям, не опасаясь за свою жизнь. Почему ты не надела браслет? – Отпусти меня, и я отблагодарю тебя. Она тогда так и не дала ответа, почему не надела браслет. Только клялась, что никому не причинила зла в деревне, и что покинет Антар, ах да, обещала расплатиться за свою свободу. А потом деревенские сделали глупость, они пытались закрыть свою «ведьму» собственными телами, не подпустить к ней палачей. Вопли оглушали, раздражали и, в конце концов, взбесили. Он отдал приказ, и охрана подняла оружие против толпы. – Сопротивление исполнителям королевской воли? – холодно спросил он. – Вы не станете стрелять по нам, – уверенно заявила какая-то женщина. – По предателям и пособникам отступницы? – уточнил Виллор. – Мы не предатели, мы чтим нашего короля, – уже менее уверенно ответила женщина. – И не пособники… Она же худого не делала… – К бесам, тащите сюда ведьму, – велел старший инквизитор. – Кто окажет сопротивление… Вы знаете, что делать. Я достаточно драл глотку, объясняя последствия необдуманных поступков. Больше инквизиторы не медлили. Они пробились сквозь заслон, состоявший из женщин и нескольких мужчин. Женщины оказались решительней… или глупей. Кто-то намеревался вцепиться в лицо одного из охранников, и Эйдан выстрелил в воздух – последняя попытка докричаться до крестьян. Они ступали на путь, который вел к появлению королевской гвардии, когда никакие причитания уже не помогут. Всё это было слишком серьезным, чтобы совершать необдуманные поступки. Выстрел прогремел столь резко, что люди бросились врассыпную. Мирис схватили. Она задергалась в руках охранников, закричала, взывая к милосердию, но Виллор остался глух. Эта ведьма ничем не отличалась от ей подобных. Он не была ни лучше, ни хуже других свободных магов и ведьм. Инквизитор не видел повода идти против закона и своей совести. Сколько их было, кто уверял в том, что не творил зла? Их постигла одна и та же участь, так почему же ведьма Мирис должна была ее избежать? Чем она заслужила снисхождение? У тех, кто был уже казнен наверняка нашлись бы защитники, готовые вступиться за приговоренного, но таких не оказывалось рядом, или же попросту опасались перечить инквизиции. Так была ли Мирис хоть чем-то лучше других? – Привести приговор в исполнение, – это стало ответом старшего инквизитора. И тогда… Мирис вырвалась из рук охраны, бросилась к Виллору и обхватила его голову ладонями, вынудив склониться к ней. Заглянула в глаза. Эйдан помнил этот взгляд: прямой, сосредоточенный, без мольбы и затаенного страха. Никс оттащил «ведьму» от друга, но она, ударив его, вновь кинулась в шейду. Вцепилась, словно клещами, опять заглянула в глаза… – Тот самый момент, – прошептал Эйдан. Да, несомненно, Мирис выплетала основу печати, и перстень пропустил ее сквозь заслон. Что это может значить? Только одно, магиня пользовалась иной формой направления потока. Выходит, адепты Нераты иначе управляют Силой? Это что-то, что было незнакомо создателям защиты для инквизиторов. – Нерата становится всё занимательней и занимательней, – усмехнулся шейд и открыл глаза. Небо порозовело, скоро совсем рассветет. Эта мысль лишь задела сознание инквизитора. Он вновь растворялся среди воспоминаний о недавнем прошлом… – Ваше благородие, пощадите! – взвыли бабы, ободренные выходкой ведьмы. Они заглушили то, что произнесла Мирис прежде, чем ее вновь оторвали от шейда. Он пытался скинуть с себя ее руки, но худенькая женщина оказалась неожиданно сильной. Она повисла на Эйдане, продолжая удерживать его взгляд. Еще и деревенские дуры… Они отвлекали вытьем, приводили в ярость. Взбешенным оказался и Никс, а после и охранники, которые скопом бросились на «ведьму». Она не сказала им ни слова, только лягалась, как дикая кобыла, продолжая цепляться за старшего инквизитора. Ей нужно было время, чтобы довести начатое до конца, и Мирис изо всех сил боролась, зная, что другой возможности ей не дадут. Никс несколько раз ударил женщину прежде, чем ее волчья хватка ослабла. Мирис сбивали с Виллора, и крестьяне, все-таки поддавшись всему этому безумию, бросились на помощь «ведьме». Возможно, они даже смогли бы отбить ее, если бы один из охранников не выстрелил в здорового мужика, бежавшего к ним с топором. Толпа отхлынула, а Эйдан потерял терпение. – К столбу. – Негромко велел он. – Нет! – вот теперь в голосе Мирис появился страх. Когда магиню привязали к столбу, Виллор обернулся к крестьянам. – Принести солому, – приказал старший инквизитор. Люди охнули. Никто не сдвинулся с места… в первую минуту. Первым очнулся староста. Он толкнул в спину своего сына: – Неси, – хмуро сказал он, после обернулся к остальным и заорал: – Что рты раскрыли?! Совсем сдурели? Вы знаете, что творите? Мятеж! Это – мятеж!!! Знаете, что делают с мятежниками? Вы можете напасть на инквизиторов, и Мирис будет свободна. А дальше что? Я вас спрашиваю, дурачье! Ведьма уйдет отсюда, зато придет королевская гвардия! Шейд инквизитор кричал нам об этом, но его никто не услышал. А я, наконец, услышал и понял – я не хочу подыхать за ведьму Мирис! Всё, что она сделала для моей семьи – это дала травки от поноса. Дерьмо – не та цена, за которую я готов поставить жену и детей под ружья солдат короля! Не то, ради чего я отправлю внуков в приют! – Но она спасла моего сына… – Жизнь твоего сына не стоит жизни всей деревни! – гаркнул староста. – Несите солому! И народ сдвинулся с места. Эйдан смотрел, как люди тащат солому, как виновато смотрят на Мирис, а она не сводила взгляда со старшего инквизитора. Тогда это можно было посчитать за гордость, за ненависть, за смелость, но теперь Виллор точно знал, чем она занималась – связывала их с Гортом. Вопрос только в том, как Мирис сумела это сделать, потому что зверь в деревне не проявился ни разу, хоть и стоял рядом.