— Логично, — безразличным тоном согласился Рэн. — Значит, так, — подвел итог Дубак. — Сегодня проводим акцию, а завтра объявляю выходной… С девочками и водкой, — сказал он и неожиданно встрепенулся, будто что-то вспомнил. — Записи доставили? — Пока нет, — спокойно ответил Рэн и пояснил: — Получит сразу же, как из ментуры выйдет. Человек ждет. — Вот и хорошо. — Дубак поставил уже пустой стакан на кофейный столик и снова наполнил его почти до середины… Мои зубы клацнули, точно кастаньеты, когда мой старый добрый знакомый господин Хохлов отвесил мне очередную оплеуху. Увернуться возможности у меня не было, поскольку мои руки с застегнутыми на них наручниками находились за спинкой стула. — Ты бы мне ручонки-то освободил… герой, — вложив в голос максимум презрения, изрек я и сплюнул на идеально чистый, покрытый специальной мастикой пол скопившуюся во рту смесь крови со слюной. — Ты-ы ку-уда-а плю-уе-еш-ш-шь? — прошипел Хохлов и в очередной раз врезал мне по зубам. Я снова сплюнул. — Гнида, — глядя в его залитые водкой и бешеные от злости глаза, процедил я. Бил он несильно, подумаешь, губы разбил — в первый раз, что ли. Бил он больше для того, чтобы унизить. — Меня-то все равно отсюда выпустят, — шевелил я разбитыми губами, — так что ты лучше сам себе башку прострели, мразь… Ведь когда я до тебя доберусь, тебя уже никакая реанимация не соберет. Хохлов внимательно меня выслушал и снова, теперь уже с левой руки, влепил мне по челюсти. Моя голова дернулась, зубы отбили очередную дробь. За все то время, что я находился в его кабинете, он не задал мне ни одного вопроса. А чего тут было спрашивать, когда человек тридцать очевидцев показали, что не я стрелял в Петра. Тело же напавшего на Стаса человека бесследно исчезло. По этому поводу показания были противоречивыми — одни говорили, что парень сам поднялся и ушел (в чем я очень сомневался), а другие якобы видели, как его кто-то увел… Короче, тут была полная непонятка, а раз тела нет, то и разговора нет. Так что на все вопросы, касающиеся этого инцидента, я отвечал, что ничего не видел. Допрашивали меня опера, знавшие о моих дружеских отношениях с Дучей, который пользовался большим уважением среди сослуживцев, а посему разговаривали они со мной вежливо, даже с оттенком сочувствия в голосе… Я смачно плюнул на пол — это было пока единственное, чем я мог досадить мордующему меня ублюдку. Хохлов издал звук, напоминающий рык, и занес руку для очередного удара. Неожиданно дверь отворилась, и я услышал начальственный голос: — Что здесь происходит, Олег Иванович? — Да вот отрабатываю на предмет причастности к… — Уже ведь известно, что господин Закриди стрелять не мог, — оборвал того на полуслове стоявший за моей спиной человек. — Кроме того, они с потерпевшим друзьями были. Вы читали бумаги, собранные вашими подчиненными? — Так точно, товарищ полковник, но… — Никаких «но», мне известно о вашей личной неприязни к господину Закриди. Кстати, Олег Иванович, в ту ночь, когда Дубак совершил побег, вы были ответственным по городу. — Так точно. — Хохлов побледнел. — И где вы, позвольте поинтересоваться, были? Я в нетерпении заерзал на стуле, напоминая о своем присутствии. Я совсем не против того, чтобы этот козел получил пистон, но мне не нравилось сидеть в наручниках. — Я-а-а, — начал блеять Хохлов, — объезжал… — Знаю, — рявкнул полковник, — кого ты объезжал, наездник хренов! Через пять минут чтобы подробный рапорт был у меня на столе. Снимите наручники. Когда Хохлов отпирал замок наручников, руки его тряслись, как с хорошего похмелья, и он долго не мог попасть ключиком в дырочку. — Люди ночью попадают, а ты при свете не можешь, — не удержался я. В конце концов его попытки увенчались успехом, и я с облегчением растер запястья. — Пройдемте со мной, — обратился ко мне полковник. Кабинет полковника смотрелся не хуже, чем у его зама, тем не менее различие было существенное — все было более строго, в темно-коричневых тонах. — У вас сигаретки не найдется? — разместившись на удобном, стоявшем у стола хозяина кабинета стуле, спросил я. — А то ваш… зам у меня все забрал. — Я не курю, — коротко бросил он и нажал кнопку селектора. — Захватите вещи Закриди, — прорычал он, и я сразу понял, кому отдавался этот приказ. Какое-то время мы сидели молча. Полковник перебирал на своем столе извлеченные из сейфа бумаги, и я уже было открыл рот, чтобы поинтересоваться, как долго мы будем молчать, но тут дверь без стука открылась, и в кабинет вошел Хохлов. Подойдя к столу, он положил перед полковником исписанный лист бумаги, на котором я ухватил только слово «Рапорт», и вытянулся по струнке. Рядом с листом бумаги он свалил в кучу изъятые у меня вещи. Не читая, полковник небрежным движением отложил бумажку в сторону и пристально посмотрел заму в глаза. — На время служебного расследования я вас отстраняю от работы. — Каждое слово он произносил так, точно вбивал гвоздь в крышку гроба стоявшего перед ним подчиненного. — Удостоверение и оружие на стол, — приказал он. Хохлов молча выполнил приказ. — Свободен, — отрезал полковник. Зам молча развернулся и, понурив голову, направился к выходу из кабинета. — Одну минуточку, — сказал я ему. Он остановился и с удивлением посмотрел на меня. — Извините, господин полковник. Как я понял, товарищ, — на этом слове я сделал ударение, — Хохлов сейчас не при исполнении. — Вы правильно поняли, — подтвердил полковник. Я удовлетворенно кивнул и, не говоря ни слова, поднялся со стула и подошел к продолжавшему глазеть на меня заму. Остановившись перед ним, я мило улыбнулся и… что было сил врезал ему левой по печени. Рот бедолаги раскрылся неестественно широко, глаза полезли из орбит, и он начал медленно оседать на ослабевших ногах. Ухватив его за ухо (стрижка была чересчур короткой), я замедлил его опускание. — Мразь! — прохрипел я, так как ненависть сковала мое горло. — Я предупреждал. — Моя правая рука, сжатая в кулак, начала медленно оттягиваться назад, и я уже видел свой кулак врезающимся в зубы этого ублюдка… — Стоп! — рявкнуло сзади меня. Мне стоило огромных усилий сдержать себя. Я обернулся. — Сядьте! — Полковник указал глазами на стул. Я с трудом разжал пальцы, сжимавшие ухо Хохлова, и, едва сдерживая бившую мое тело дрожь, медленными шагами направился к стулу. — Я этого так не оставлю. — Хохлов вновь обрел способность говорить. — Вы… — Он осекся, так как я резко остановился и обернулся. — Сядьте, — повторил полковник и, посмотрев на Хохлова, спросил: — Вы о чем? Я продолжил свое движение к стулу. Хохлов, поняв, что его больше бить не будут, приободрился и с вызовом произнес: — На ваших глазах ударили офицера. — Кто-о?! — неожиданно взревел полковник, а я, несчастный и избитый, еще не успев сесть на стул, от неожиданности на мгновение замер, зависнув над стулом в несколько неудобной позе, затем медленно продолжил движение. — Кто посмел?! — снова прогремел он с притворным раздражением. Хохлов, беззвучно пожевав несколько секунд губами, неуверенным шагом, чуть ссутулившись и прижимая руки к печени, вышел из кабинета. Я проводил его взглядом и уже начал было успокаиваться, как вдруг справа от меня, там, где сидел полковник, что-то взорвалось. От неожиданности я чуть было не грохнулся на пол, прикрывая голову руками. Я медленно перевел взгляд на полковника. Тот, снова хлопнув ладонями по кожаным подлокотникам (вот откуда звук взрыва) огромного кресла, зашелся беззвучным хохотом. Так продолжалось некоторое время, затем он начал успокаиваться и, утирая выступившие на глазах слезы, еле выговорил: — Ну уважил… Уважил так уважил… — Он снова засмеялся. Я глядел на него непонимающе. — Сказать по совести, — восстановив дыхание, продолжил он, — я и сам давненько мечтал об этом, но, увы… Нельзя, — с искренним сожалением произнес он. Я прикинул в уме, что было бы с Хохловым, если бы этот мощный, с широченными плечами и ладонями мужчина врезал бы тому в торец… — Так зачем остановили? — Я взял со стола полковника свои сигареты и зажигалку. Закурив, я несколько раз глубоко с удовольствием затянулся. Теперь можно и беседовать. «Эх, — с сожалением подумал я, — сейчас бы растворить таблеточку аспирина в соточке коньячка… и тогда совсем бы мир прекрасным показался». — Нельзя, — изрек он. — Ну да ладно. Давайте о наших делах. — А у нас что, есть общие дела? — поинтересовался я. — Есть, — сухо отрезал он. — Или выдумаете, что смерть моего подчищенного для меня ничего не значит? — Не знаю, — искренне ответил я, пожимая плечами. — Так вот, я вам доложу, что значит. Выстрелив в Дучника… — полковник напряженно сглотнул, — Дубак выстрелил во всех нас. — Я был рад, если это можно назвать радостью, что гибель Дучи так задела начальника городского управления. Сказать по совести, в последние годы среди ментов распространились совсем другие принципы, что-то типа «каждый сам за себя», а авторитет их оценивается не количеством раскрытых преступлений, а крутизной тачки и наличием «зеленой» наличности в кармане. Опера, уподобившись тем, с кем должны усиленно бороться, ходят с цепями, «болтами», барсетками… — «Эх!» — мысленно вздохнул я. — А посему, — привлек мое внимание полковник, — работать будем вместе. — Вдвоем, что ли? — еще находясь под впечатлением своих мыслей, с иронией в голосе буркнул я. — Да нет, почему ж вдвоем? — вполне серьезно ответил полковник. — Кстати, меня зовут Наум Устинович, а фамилия моя Нововолос. — Он открыл дверцу тумбы стола, находившуюся от него справа, и выставил на стол початую бутылку виски и два стакана. — Давайте немного стронций погоняем, — ухмыльнувшись, предложил он. — Не понял. — Мы живем в городе с повышенной радиацией, а водка и соленая капусточка выгоняют стронций — это, насколько мне известно, химический элемент такой. — Нововолос наполнил оба стакана до половины и с сомнением взглянул на меня. — Огненная водичка, может, запить? — Не надо, было время — и спиртик чистоганом заглатывал. Думаю, справлюсь. — Вот и чудненько. — Отсалютовав стаканом, он грустно произнес: — Давайте, Владислав Станиславович, за упокой души Дучи. Пусть ему там… — Он неожиданно замолчал, затем, откашлявшись, одним глотком опустошил свой стакан. Я смело последовал его примеру и… лучше бы я этого не делал. Наверное, я не заметил, как какой-то болван незаметно сунул мне факел в глотку, а потом присыпал обожженное место красным перцем и для пущей надежности забил в нее пробку. Я беспомощно шевелил ртом, пытаясь втянуть в себя хоть капельку воздуха. Вдобавок ко всему и зрение мое затуманилось. «Отравили!» — панически проорал мой внутренний голос. Не могу точно сказать, сколько прошло времени, прежде чем воздух тонюсенькой струйкой начал втекать в мои легкие. Мне стало немного легче, и я вздохнул уже смелее. «Хорошее виски», — подумал я и хотел это же произнести вслух. — А-а-а-а-а, — только и смог я выдавить из себя. — Бабка-ключница делала, — не без гордости заметил Нововолос. — А если серьезно и по большому секрету, то моя жена по собственному рецепту производит. Не могу ничего другого внутрь принимать — водка слабовата, а виски ихнее хуже нашего хренового самогона… Может, еще по одной? — Щ-а-а-а-с-с, — еле выговорил я, — ттойхо пеехую. — Я хотел сказать: «Только перекурю», но у меня это не получилось. Язык напрочь отказывался мне подчиняться, да и курить мне, как это ни странно, не очень хотелось. — Елки-палки! — воскликнул полковник, хлопнув себя ладонью по лбу. — Хреновый я хозяин — за-куску-то забыл. — Он вскочил с резвостью молодого оленя, завидевшего одинокую молоденькую самочку, и чуть ли не рысью побежал к ранее мной не замеченной двери, расположенной в углу кабинета.