Княжна рассказала все, что было ей известно. – Если все так и есть, т-то теперь ей грозит смерть… Довольно громкий мужской голос, говоривший на японском, донесся до них с порывом ветра. Молодые люди переглянулись и, не сговариваясь, сделали несколько шагов в направлении звука. А затем тихо, почти крадучись, подступили к скрытой густым кустарником аллее, куда не доставал свет от фонарей, развешенных у фонтана. Освещенные только луной, здесь друг напротив друга стояли две фигуры. Кимоно Шинджу слегка развивалось на ветру. – Ты же знаешь, кэйсай[1], как я любил тебя. И, несмотря на это, предала. Опозорила, – говорил Хизока. – А ты хоть раз подумал, люблю ли я тебя? Здесь я поняла, что совсем не обязательно подчиняться, что можно любить кого хочешь. Думал ли ты, что так же, как ты смотришь на меня, я могу смотреть на другого? – Если так, то ты не достойна быть рядом со мной. Ихара и Мана прекрасно понимали, что значат его слова. В Японии мужчина был безусловным главой семьи, ее богом. В то время как у женщины не было вовсе никаких прав. Она должна была преданно служить своему мужу и господину, а он – своему сюзерену. Самураи женились только на знатных японках, или девушках из самурайских родов. И практически не было случаев, когда бы они женились на женщине, уже бывшей замужем. Хизока Кавагути в прошлом был самураем, и он знал, что Шинджу была вдовой военачальника императорского войска. Взять в жены такую высокопоставленную красавицу было большой честью. Но хотя госпожа Хоши не стала ему законной супругой, люди были уверены, что это так. И для нее не было никаких привилегий. Ее долг перед мужем – повиновение. А она дерзко сбежала, и вот он находит ее красующейся при дворе французского короля, где она говорит с посторонними мужчинами и улыбается им! А ведь жена самурая вовсе не должна приближаться к чужому мужчине. И что если она изменила ему? Верность мужу в Японии приравнивалась к верности сюзерену. Даже всего лишь подозрение в прелюбодеянии, ничем не доказанное, позволяло супругу убить жену. Ее побег уже бросал тень позора на него самого, ведь этим она продемонстрировала, что не уважает своего супруга и господина. Теперь ему все равно, чем она тут занималась. Хизока все твердо решил… Когда Кавагути положил руку на рукоять меча и стал медленно вынимать его из ножен, Шинджу не шелохнулась. Кажется, ее больше напугала выбежавшая из-за зарослей Мана. – Тетушка, не правда ли замечательный бал? – непринужденно сказала девушка. – Хизока-сан, я рада снова видеть вас. – Как ты смеешь вмешиваться в наш разговор? – гневно сдвинул брови купец. – Ты не можешь больше называться высоким титулом японской княжны и носить уважаемую фамилию древнего рода Иоири. Ты дешевая девка, а не княжна, раз сбежала с мужчиной. Мана остолбенела, не веря своим ушам. Как мог этот человек говорить такие жестокие и несправедливые вещи? Девушка не знала, как защитить свое имя, поскольку любые ее слова сейчас походили бы на попытку оправдаться. Но ей и не пришлось ничего говорить. Ихара, ослепленный бешенством, словно забыв, где находиться, обнажил меч и бросился на Кавагути. Тот же, по давней самурайской привычке, мгновенно среагировал, и кленки катан со скрежетом ударились друг о друга. – Оскорбляя княжну, Хизока, т-ты оскорбил ее п-покойного отца, доверившего мне жизнь своей д-дочери. Вокруг места боя стали собираться люди. Кто-то даже решил, что это просто представление. Но вскоре всем было понятно, что оба соперника настроены решительно и выжить должен кто-то один. В толпе послышался женский вскрик – графиня де Вард почти успела броситься к сыну, но муж вовремя остановил ее. Бледный и молчаливый граф обвел глазами увиденную картину – сцепившиеся в поединке воины, упавшая на колени и едва сдерживающая слезы княжна, застывшая в стороне Шинджу с маской лисицы в руке… Человеку, посвященному в предшествующие всему этому события, можно было без труда догадаться, что произошло. Напряженные лица соперников в свете фонарей блестели от пота. Ихара в силу молодости был гораздо более резв, однако Хизока не собирался сдаваться. Все же купец в прошлом тоже был самураем, а это значило, что он должен либо победить, либо умереть. Касэн наносил удары решительно, не колеблясь, и все очевиднее было, что он теснит противника. Кавагути страха не показывал, но внутри все дрожало, словно вышел один на один на волка. На стороне Ихары кроме молодости были еще и годы упорных тренировок. Хизоке же в этом плане нечего было ему противопоставить. Он давно не упражнялся, да и тучность давала о себе знать. – Эх, не устоять японцу, – вымолвил кто-то, имея в виду купца. Ихару здесь считали своим. И сейчас именно его поддерживали, именно на него были устремлены десятки обеспокоенных или любопытствующих пар глаз. Когда толпа расступилась, и появился сам Людовик XIV, все решили, что бой тот час же прекратится. Поединок прямо на территории Версаля – дело неслыханное! Однако король не сделал ничего, чтобы остановить схватку. Он внимательно следил за развитием событий. Луи было интересно наблюдать за столь диковинным для Европы способом боя на мечах. Как не похоже это было на французскую дуэль на шпагах! В этом бое чувствовалась целая философия. И хотя самураи – это в первую очередь конные лучники, сейчас король Франции убедился, что и с катаной Кристиан де Брионе управляется мастерски. Хизока устал. Его выпады стали менее сильными, дыхание начало сбиваться. Когда в следующий миг Ихара свалил его сильным ударом меча, и молниеносно выхватил из-за пояса кодзуку – маленький нож, которым обычно добивали противника в сердце или в глаз, Людовик неожиданно остановил его. – У нас не принято добивать упавшего, – сказал молодой монарх. – Вам следует уважать обычаи страны, в которой находитесь. Видимо, поняв, то происходит, раненный Кавагути закричал на японском, чтобы Ихара заколол его. Ни один японец не сможет жить с таким позором. Вскоре Хизоку унесли. Позже выяснилось, что у него сломан шейный позвонок. Видимо, падая, купец ударился о камень. – Как правитель страны и хозяин этого дворца, я должен вас наказать за то, что затеяли дуэль на территории парка, выказав тем самым неуважение к моим гостям, на чьих глазах это случилось, – Людовик стоял, невозмутимо заложив руки за спину и глядя на Ихару. – В-ваше в-величество…. Самурай запнулся, смущаясь своего заикания. – Мой отец тоже заикался. Я не вижу в этом ничего ужасного, – заметил король. – Мне сказали, что вы заступились за девушку, которую оскорбил этот человек. Вы поступили правильно. Ваш противник остался жив, поэтому наказание вам не грозит. – Т-Токугава решит иначе, – пробормотал Ихара. – Вот уж забавно. Вы живете во Франции, а опасаетесь гнева японского сегуна. Ваш сегун далеко, а я рядом. И что там решит Токугава, сейчас не имеет никакого значения. 7bee0d Самурай поклонился. Когда Людовик направился к дворцу, за ним последовали многие придворные. Парк стал пустеть. Все еще взволнованная Мана хотела подойти к Касэну, но когда увидела, что к нему направляется ее тетка, отошла и стала рядом с Софи. Мадемуазель де Вард обняла подругу, чтобы утешить. – Уже второй раз ты спасаешь мне жизнь, Ихара. Я не забыла про тот случай на корабле. Когда-то я ненавидела тебя и считала виновным в том, что со мной случилось, ведь ты мне не помог, – сказала Шинджу и пошла прочь. Юноша уже двинулся, чтобы тоже идти во дворец, когда кто-то дернул его за рукав кимоно. Оглянувшись, Ихара увидел своего слугу, оставленного в Гавре. Паренек стал радостно кланяться. – Господин Кавагути позвал меня к себе, но я знал, что если найду вас, то буду служить только вам. – Я рад, что ты снова со мной, Тоши. _____________________ [1]Кэйсай – жена. Глава XIX. Ла Вуазен делает предсказание Несмотря на все протесты Хизоки, Шинджу почти не отходила от его постели. Сам купец не говорил с ней и не смотрел на нее. Голову повернуть он не мог, но и глаза его не двигались, глядели равнодушно в одну точку. Однако Кавагути всегда чувствовал, что она пришла – его жена, его любимая и… его погибель. Ненависть к ней уже прошла. Теперь все его мысли были заняты собственным унижением и жаждой смерти. Этот мальчишка, Касэн, не просто победил его, он унизил его тем, что оставил в живых. И сейчас Хизока не желал так сильно ничего другого, как умереть. Но его мечи были убраны из комнаты. Да он бы все равно не смог до них добраться. Хвала богам, что у самураев было еще одно средство, чтобы уйти из жизни. Он давно затянул это кольцо на пальце и теперь чувствовал, как постепенно отмирает плоть. Придет час, когда он ослабит петлю, чтобы смертоносный яд отравил все тело… Но сначала уйдет из этого мира она! Шинджу не сказала ни слова, когда им доставили бочки с воском. Она знала, что муж хочет быть погребен на родине. И если так случится, что он умрет здесь, его тело зальют воском и отправят на корабле в Японию. Только вот воска было в два раза больше, чем необходимо… Когда он не думал о ней и о смерти, то вспоминал. Вспоминал, как командовал отрядом, как словно демоны, они бесшумно появлялись из леса верхом на конях, окружали лагерь противника, как по команде метали стрелы, а врагу казалось, что это небо разразилось смертельным дождем. Токугава всегда ценил его. Потому и доверил возглавить отряд. Несмотря на свою жестокость сегун был справедлив и уважал отвагу и воинское мастерство в любом, даже в противнике. Последней военной операцией, которую он возглавил, был захват дворца князя Иоири и убийство его семьи. А главным военным трофеем Кавагути стала Шинджу. Он знал, что она будет во дворце, поэтому и убедил Токугаву, что никто кроме его людей лучше не справится со столь важным делом. Но, увы, он не успел предупредить воинов, что Шинджу – неприкосновенна, что она принадлежит ему. И теперь поплатился за это. – Подойди сюда, кэйсай, – в один из дней Хизока неожиданно обратился к жене. Это случилось впервые после того их разговора в парке Версаля. Шинджу приблизилась, присела рядом с матрасом, на котором он лежал, и приняла привычную для японки позу сэйдза. Ее сложенные на коленях руки с длинными тонкими пальцами чуть подрагивали. – Я умру, – слабым голосом произнес купец. – Умру в позоре, не как воин, а как пленник… Он показал ей пораженный гангреной палец. Госпожа Хоши чуть побледнела и, кажется, в какой-то момент едва поборола рвотный рефлекс. – Ты понимаешь, что должна сделать? Молчание. Он смотрел на нее выжидающе, а она тянула с ответом. – Да, – наконец произнесла молодая женщина. – Я не попрошу тебя пронзать себя мечом. Здешние варвары не понимают высокого смысла такой смерти. Ты просто уснешь… Вечером тебе принесут питье, которое нужно будет принять. Ты поняла меня? Шинджу покорно кивнула. Сейчас она казалась совершенно иной, чем была в тот вечер во дворце. Словно его прежняя, любимая Шинджу вернулась к нему. – Я умру, когда узнаю, что ушла ты… – добавив прикованный к постели Хизока. Через несколько часов женщина в белом просторном одеянии, ниспадавшем до лодыжек, и с распущенными черными волосами застыла перед зеркалом. Лицо японки, отражавшееся в серебряной глади, не выражало никаких чувств. В то же время служанка Сумико, наблюдавшая за происходящим из-за ширмы, глядела на госпожу с ужасом. Девушка понимала, что сейчас произойдет, но не знала, как это предотвратить. Когда Шинджу поднесла к губам наполненную каким-то зельем чашу и спокойно выпила содержимое, Сумико зажала рот ладошкой, и почти рванула к ней. Но женщина безучастно прошла к футону, медленно опустилась на него и легла, будто собирается спать. Наверняка Шинджу уже не видела, как тоненькая фигурка метнулась к двери и скрылась в темноте. Сумико бежала к дому графа де Варда. После ее сбивчивых объяснений Ихара наконец понял, что случилось. – Кто в этом г-городе разбирается в ядах и может спасти от отравления? – взволнованно спросил юноша у отчима – первого человека, попавшегося ему на пути на лестнице. – Лучше чем Ла Вуазен, никто. Катрин Монвуазен, прозвище которой и было «Ла Вуазен», действительно имела дурную славу колдуньи. Но слава эта не выходила дальше стен дворцов и особняков знати. Версальские красавицы не раз обращались к этой авантюристке, чтобы избавиться от нежеланной беременности, приворожить кого-то или узнать будущее. Вскоре именно к дому сей неоднозначной дамы подъехала карета, и молодой человек вынес на руках бесчувственное женское тело. Граф де Вард, которому по пути Ихара все объяснил, также поехал с ним, хотя юноша и противился этому. Самурая удивило, что знахарка оказалась довольно молодой женщиной. Он привык, что искусством врачевания обычно владеют старухи. Катрин же, которой было немного за тридцать, и правда выглядела свежо и ухоженно во многом благодаря прекрасному знанию свойств растений, которые она с успехом использовала. Что делала Ла Вуазен, склонившись над полумертвой Шинджу в душной комнате, пропитанной тяжелым запахом трав и различных отваров, никто не узнал. Графа и его пасынка туда просто не пустили. Лишь к утру Катрин вышла к ним, по пути раздавая указания девушкам-служанкам. Оказалось, что Шинджу все еще находилась без сознания, но скорее всего смерть ей больше не грозила. – В ней плод был, но он погиб, – говорила акушерка, расправляя закатанные рукава батистовой сорочки. – Видно так суждено. И пусть слезы не льет, а знает, что скоро ее одарит лаской главный мужчина. И посеет в ее чреве дитя. Дитя ей нужно, иначе она жить не захочет. Эти странные слова, на которые Ихара почти не обратил внимания, кажется, глубоко поразили Франсуа. По пути в особняк де Вард был погружен в свои раздумья и выглядел болезненно бледным. Наблюдавший за ним в тот момент самурай теперь окончательно убедился, что его догадки верны. Трагедия, произошедшая с одним из членов японской делегации, не нарушила обычного течения дворцовой жизни с ее балами, музыкальными вечерами, балетами и прогулками у фонтанов. В тот день, точнее это было прекрасное летнее утро, мадемуазель де Вард и еще несколько молодых девушек заметили юного скрипача на одной из дорожек парка. Юноша наигрывал какую-то мелодию, чем и привлек стайку красавиц. В руках у Софи был букет ландышей, аромат которых тянулся за ней легким шлейфом. – Надо же, – обратилась к музыканту девушка. – Вы играете здесь в одиночестве и некому восхититься вашим мастерством. Скрипач поклонился. А мадемуазель де Вард, все внимание которой было приковано к музыканту, не заметила сидевшего неподалеку на скамейке Ивона де Жонсьера. Вскоре веселая болтовня привела к тому, что девушки стали уговаривать Софи спеть. Та быстро сдалась и под аккомпанемент скрипача запела какую-то простую французскую песенку. А когда замолчала, за спиной раздалось: – У вас красивый голос.