Две сильные руки стиснули его запястья. Монах рывком откинул назад черное покрывало с головы. Серебряно-белые пряди его волос упали на отворот капюшона. Узкое морщинистое лицо наискось пересекала черная тряпица, прикрывая левый глаз человека в сутане. Сверлящее единственное око вперилось прямо в обезумевшие, как у дикой кошки, зрачки лжемилорда. — Бернардито! — отступая, произнес владелец поместья. На миг его руки оказались свободными, и он упал бы навзничь мимо кресла, если бы черный гость не удержал его, схватив за кружевное жабо. — Здорово, помощник! — раскатисто загремел голос человека в сутане, как некогда он гремел с мостика «Черной стрелы». — Вижу, ты будто и не рад встрече с капитаном? — Будь ты… проклят, Одноглазый Дьявол! Уйди отсюда… Рассыпься… Сгинь в свою преисподнюю!.. — В преисподнюю ты хотел послать моего сына Диего, а отправил туда… своего Чарльза, гиена! — Пусти меня, дьявол… Эй, люди! Сюда! Ко мне! На помощь! — Кого ты кличешь, Гиена Грелли? Уж не своих ли дружков, Черного Вудро и Джузеппе Лорано? Ты свернул им шеи на Терпин-бридже, хромой припадочный пес, и на помощь тебе они не подымутся из могилы… Стой, не вертись, помощник!.. От меня тебе не вырваться, моя хватка крепче! — Пощады, синьор Бернардито! Пусти меня взглянуть на Чарльза, капитан! Пощады!.. — Поздно, Джакомо Грелли! Пощады проси у сатаны, кому продался и служил… Приспешники твои предали тебя так же, как ты сам предавал и убивал их. Дочь твоя тоже мертва! Иезуит отравил ее за венецианские миллионы… Теперь пришел час и вашего пиратского лордства, каррамба! Генерал Хауэрстон держит тебя за глотку, и виселица тебе готова. Спасать тебя от нее больше некому, ад и молния! В твоем замке уже распоряжается генеральская свита! Старый Мортон, разбуженный этой пиратской схваткой у стола, в ужасе наблюдал за двумя главарями «Черной стрелы». Едва черный гость произнес последние слова, Мортон услышал странный нарастающий звук, исходивший словно из глубины тигриного горла. Сам Бернардито непроизвольно отступил назад и отпустил жабо под горлом своего врага. Как раненный насмерть бык, пригнув голову, Джакомо Грелли рванулся вперед, едва не сбив Бернардито с ног. От страшного толчка плечом обе половины двери, чуть не сорванные с петель, распахнулись в зал. Со звериным воем, не разбирая ничего перед собой, хромой пират Леопард Грелли, бывший помощник с «Черной стрелы», ринулся в коридоры ченсфильдского замка. Несколько человек уже выбежали из разных комнат, преследуя обезумевшего лжемилорда, но в сутолоке они потеряли его среди лабиринта коридоров и ходов. Он ускользнул от преследователей в неприметную дверцу подпольного коридора, который начинался под лестницей вестибюля и вел в подземелье замка. Сбежавшиеся в вестибюль челядинцы и остальные преследователи услышали голос безумца уже из-под пола. Странные крики доносились оттуда, из глубины нижнего потайного коридора: — Джузеппе! Вудро! Бейте королевских егерей! Осторожней с проволокой, Вудро! Подавай «Черную стрелу» в бухте, капитан! Я прыгну на борт с утеса… Вдруг по всем закоулкам старого дома разнесся истерический женский вопль: — Схватите, схватите его! Он бежит к пороховому складу под замком! Кричала леди Райленд. С растрепанными волосами, в ночной одежде, она выбежала на площадку лестницы и опрометью бросилась к выходу. Кто-то схватил ее за руку и увлек назад, в вестибюль. Она билась, стонала и вырывалась с бешенством отчаяния, пытаясь достичь выходной двери. Внизу, под полом, гулко бухнул выстрел, за ним второй, третий… Леди Райленд пронзительно вскрикнула. Высокий монах в черной сутане подхватил бесчувственную даму за талию и усадил на скамью. Леди Эллен открыла глаза и увидела перед собою одноглазого человека в монашеской сутане. Это бы не патер Бенедикт! Горящий глаз незнакомого монаха, казалось, был способен прожигать камень. — Покажите мне вход в подземелье, — грозным тоном приказал он виконтессе. — Это уже излишне, капитан, — прозвучал чей-то уверенный и хладнокровный голос. — Я предусмотрел попытку взрыва. Но даже моего вмешательства не потребовалось: сама смерть остановила руку злодея. Под лестницей стояли два человека в камзолах слуг. Они только что выбрались из дверцы потайного хода и стряхивали пыль со своих рукавов. Это были Франсуа Буше, пожилой слуга французского барона, и Кариндж, «посланец лондонского агента Кленча». — Кто же стрелял внизу, господин майор? — спросил Бернардито старшего из них, Франсуа. — Это вы сейчас узнаете, синьор. Драма окончилась! И, обернувшись к оторопевшим слугам, мнимый Франсуа Буше приказал им покинуть вестибюль. — Только вы останьтесь здесь, — сказал он Каринджу. Когда растерянные слуги удалились, переодетый майор подошел к миледи. Она походила на безумную леди Макбет. На глазах у дамы мнимый слуга снял парик и фальшивые седые брови. — Сударыня, я вынужден арестовать вас, — произнес он тихо. — Имею честь спросить, угодно ли вам узнать меня? — Майор Бредд! Боже мой, что все это значит? — Вынужден просить извинения за себя и лейтенанта Бруксона, извольте простить нам, сударыня, маскарадные костюмы слуг. Потрудитесь теперь удалиться к себе и не покидать вашей комнаты. Я буду иметь удовольствие пригласить вас позднее для… небольшой беседы. Вас, капитан Бернардито, прошу вниз в подземелье. Там вас ожидает не особенно приятное зрелище. Дверца под лестницей оставалась открытой. Бернардито взял свечу и последовал за майором в потайной коридор. Этот узкий, извилистый ход, постепенно понижаясь, привел к подвалу. Перед входом в подвал коридор расширялся. Тяжелая металлическая дверь подвала стояла распахнутой настежь. У порога лежал ничком, раскинув руки, владелец замка. Рядом валялись три старинных турецких пистолета с закопченными стволами. Запах порохового дыма еще не успел рассеяться в сыром воздухе подвала. На полке рядом с дверью горела свеча в медном шандале. При ее свете Бернардито увидел, что владелец замка убит выстрелом в висок. Капитан заглянул в подвал. — Осторожнее со свечой, синьор Бернардито Луис! — предостерег его майор Бредд. Около тридцати пороховых бочонков, уложенных боком один на другом, громоздились вдоль двух стен подвала, почти достигая потолка. Десятка два вощеных пороховых фитилей вились по полу. Концы шнуров были вделаны в пробки бочонков. — Как вы догадались о существовании этого подвала, майор? — спросил Бернардито. — Лейтенант Бруксон, сыгравший роль слуги Кленча, обследуя замок, заметил потайную дверь под лестницей. Ночью я обнаружил этот пороховой запас. Шнуры сильно запылились — значит, замок давно приготовлен к взрыву. А на полке перед дверью, рядом с приготовленной свечой, я сразу заметил эти три старинных заряженных пистолета; хозяин явно припас их на тот случай, если бы ему взбрело на ум разом покончить и с собою и с замком. Бернардито зябко передернул плечами… Оказывается, все живое в Ченсфильде поистине сидело на пороховой бочке! — Как же вам удалось помешать синьору Грелли… отправить всех нас в поднебесье? — Мне пришлось все время быть начеку. Ключ от этой двери был в замочной скважине. Когда, связав попа Бенедикта и обезвредив Линса, вы отправились в поповской сутане в кабинет Грелли, я спустился в подвал и заперся в погребе изнутри: было нетрудно предвидеть, что Грелли решится на свой последний роковой шаг. Расчет был верен: Грелли стал ломиться в металлическую дверь. Он бился об нее, но, разумеется, железная дверь не поддалась напору. Вскоре следом за Грелли в подземелье бросился и лейтенант Бруксон. Лжемилорд схватил два пистолета и выстрелил из обоих по своему преследователю, но, к счастью, промахнулся. Обезумев от ужасной развязки своей ченсфильдской эпопеи, Грелли осознал все же, что партию… пора сдавать! Он это и сделал… последним выстрелом в висок!.. А вот и лейтенант Бруксон идет сюда. До прибытия властей ему придется побыть здесь, внизу. Будем надеяться, что и в капелле паписта все обстоит благополучно. Сейчас же пошлите карету за мистером Реджинальдом Мюрреем и мисс Изабеллой. …Выйдя из подземелья, Бернардито увидел, как два дюжих челядинца несут к карете связанного и спеленатого патера Бенедикта. Черты его лица были искажены злобой и страхом. На подушках кареты кое-как усадили монаха рядом с притихшим, будто пришибленным Уильямом Линсом. Доктор Томазо Буотти, мисс Дженни Мюррей, освободившаяся от обязанностей сиделки и свидетельницы, доктор Грейсвелл и престарелый Томас Мортон смотрели вслед разоблаченным приспешникам Грелли. Вечером того же воскресного дня погода испортилась. Закатные солнечные блики погасли в зеркале ченсфильдского озера, с моря наползли тучи. Однако в замке все окна стоили распахнутыми настежь, словно жители этого дома задались целью дать побольше простора освежающему морскому ветру. Притихшая прислуга безропотно подчинялась майору Бредду и седому одноглазому капитану. Из Бультона уже прибыли шериф с помощником. Полицейские вынесли тело хозяина-самоубийцы в бильярдную и взяли под охрану пороховой подвал. 5 Ночь с воскресенья на понедельник прошла в Ченсфильде незаметно. По всем углам старого дома шелестел шепот, раздавался тревожный приглушенный говор. Шушукались горничные, лакеи, личные слуги. Никто не выходил из дому. Многих слуг вызывали и опрашивали прибывшие из города джентльмены. Камердинер Мерч бродил по замку, как безглагольная тень; при его приближении шепот слуг смолкал, но лишь только камердинер отдалялся, шушуканье возобновлялось и достигало силы осеннего ветра в листве. Утром майор Бредд уехал в Лондон, а лейтенант Бруксон, вежливый и бесстрастный, уже заканчивал допрос старого Мортона. Беседа велась в охотничьем кабинете, в присутствии капитана Бернардито и доктора Буотти. Испуганный старик, так неожиданно утративший свою надежную опору, раскрывал теперь факт за фактом, событие за событием всю историю Джакомо Грелли. Доктору Буотти чудилось, что он присутствует при операции злокачественного нарыва, вскрытого скальпелем хирурга. — Только ваш возраст, мистер Мортон, избавляет вас от участи быть заключенным в тюрьму в качестве сообщника пирата и злодея… Но если бы вы пожелали искупить хоть часть вашей вины, то… случай вам вскоре, быть может, представится. Ступайте, вы свободны. Голос офицера был холоден, сух и суров. Мортон с усилием поднялся; он еще подыскивал какие-то слова оправдания, но лейтенант уже не глядел на него. Буотти поддержал старика под локоть. — Я помогу вам добраться до дому, — проговорил итальянский богослов и вывел Мортона из кабинета. Они прошли мимо высокого констебля в парадных дверях и, сославшись на позволение лейтенанта, спустились с крыльца. На дворе было светло и свежо. В садах и парках Ченсфильда, расцвеченных красками увядания, стояла особенная, осенняя тишина. Листья быстро желтели. Лес, еще недавно полный жизни и летней свежести, теперь алел багряными тонами осени. Едва приметные льняные кудельки вянущего мха, отцветший вереск, рыжие, высохшие полоски нескошенных луговин придавали августовскому пейзажу грустный, нежный и чисто английский оттенок. Тихие, словно отгоревшие в розовом пламени утренние облака на востоке, летающая в воздухе паутина, похолодевшая голубизна озерных вод предвещали скорое наступление ненастья и заморозков. — Что же побуждало вас, мистер Мортон, так долго и стойко поддерживать обман и помогать коварству? — спросил доктор Буотти. Мортон уловил в его голосе ноту сострадания. — Любовь к моей дочери, сударь, и убеждение, что, пользуясь поддержкой столь возвеличенного человека, она никогда не узнает нужды, холода и унизительной заботы о куске хлеба. — Но если вы сами так сильно чувствуете отчую любовь, как же вы смогли, не колеблясь, отнять у другого старца последнюю надежду отыскать потомков? Мортон еще ниже опустил голову: — Вы подразумеваете документ для графа д'Эльяно? Синьор Буотти молча кивнул. — Сударь, я просто выполнил приказание. Ведь это могла быть очередная уловка. Впрочем… Грелли так и не простил своего отца. Бог ему судья! — Позвольте спросить, мистер Мортон, сколько вам лет? — Семьдесят два, господин доктор. Я намного пережил свою дочь. — Позвольте, разве вы считаете свою дочь умершей? — Моя дочь погибла. Грелли признался мне, что в числе жертв индейского налета на Голубую долину была и моя Мери. — Грелли обманул вас, мистер Мортон. Джордж Бингль привез вам из Филадельфии письмо от вашей дочери. — Как! Письмо от Мери? Мне?.. Грех вам, синьор, испытывать меня напрасной надеждой! — Мистер Мортон, разрешите вручить вам этот пакет. — Бога ради, позвольте мне ваши очки, доктор! Свои я, наверно, забыл в кабинете. О господи, какой день! Синьор Томазо Буотти протянул Мортону вместо очков сильную лупу. Старик надорвал узкий голубой конверт, напряг зрение до предела и увидел сквозь линзу строки родного почерка. «Эсквайру Томасу Мортону Ченсфильд, Бультон Милостивый государь,