Хотя я не могла припомнить, чтобы хоть раз в жизни угрожала своим родителям убийством. Даже когда была подростком и думала, что ненавижу их. Не следовало также забывать, что единственным источником информации являлась Тиффани. Похоже, у этой малышки впереди блестящая карьера: сообщать прискорбные новости родственникам погибших в авиакатастрофе. Я хорошенько вгляделась в лицо девочки. А не выдумала ли она все от начала до конца? Матиас ни словом не упомянул о ссоре. Разумеется, кому охота рассказывать о семейных дрязгах. Да и в каких выражениях Матиас поведал бы мне об этом? "Кстати, Скайлер, совсем забыл! Я вроде как угрожал отцу убийством в то самое утро, когда его застрелили. Давно хотел тебе сказать, да все как-то недосуг". И все же. Разве не почудилось мне, когда мы ехали к Джарвису, что Матиас чего-то недоговаривает? Возможно, именно эту часть он и опустил? — Ладно, твой брат рассердился на отца, но это не значит, что он его убил. Это также не означает, что я имею к убийству какое-то отношение. Я не была подружкой твоего отца. НИКОГДА. Тиффани прищурилась и на мгновение стала похожа на свою мать. — Были! Все об этом знают. — Она порывисто развернулась. — Не понимаю, почему вы все время врете, Скайлер! Я же обещала, что никому не скажу. Что касается меня, я бы не стала вверять свою безопасность Тиффани. Не надо обладать богатым воображением, чтобы представить, что случится со мной, — не говоря уж о Матиасе, — если Тиффани вздумает поделиться своими остроумными догадками со всем городом. Картина представилась столь ярко, что последующие десять минут я, не жалея сил, убеждала Тиффани в том, что записка из машины отца и разные слова, которыми меня называет ее мать (отмечу: «лютика» среди этих слов не было), еще не означают, что мы с Матиасом виновны в убийстве. Однако очень скоро я сообразила, что трачу силы попусту: Тиффани была тверда как скала. Ничто — даже правда — не могло заставить ее отказаться от своих гениальных идей. — Вы с Матиасом обжимались, сидя тут. И думаете, я поверю, будто вы познакомились только на этой неделе? Очевидно, Харриет украсила свой рассказ кое-какими яркими, но неточными подробностями. Либо опять вторая половина моей раздвоенной личности резвилась с Матиасом на этом вот диване, а я все пропустила. Я решила придерживаться мнения первой половины моей личности. — Тиффани, меня не волнует, что тебе рассказала твоя мать, но мы с Матиасом не обжимались! — Очень неприятно чувствовать себя полной идиоткой. — Мы едва знакомы. Когда вошла твоя мать, мы всего лишь беседовали. — Угу. — Поверь, больше мы ничего не делали! — Угу. Некоторое время я продолжала распинаться в том же духе, а Тиффани исправно повторяла «угу». Наша беседа напоминала рекламу диетической пепси. Наконец меня осенило. — Послушай, Тиффани, если Матиас сам скажет тебе, что мы познакомились лишь в понедельник и не убивали твоего отца, ты поверишь? Должно быть, мой вопрос застал девочку врасплох. На секунду она даже перестала жевать. Затем, ударив пальцем по серьге, произнесла с хитрой ухмылкой: — Ну-у, может быть. Заручившись столь определенным обещанием, я рванула наверх, нашла кеды, ключи от машины, сумку и, даже не причесавшись, поволокла Тиффани к выходу. На улице она попыталась перехватить инициативу и отволочь меня к своей машине: на противоположной стороне улицы, прямо напротив дома, была припаркована черная "трансамерика". — Я отвезу вас. — Тиффани вытащила ключи. Если эта девочка водит так же, как одевается, то не думаю, чтобы мое сердце выдержало поездку. — Нет. — Твердым шагом я направилась к моей «тойоте», стоявшей в двух метрах от дома. Тиффани пожала плечами и двинулась следом, но было ясно, что она недовольна. Сидя рядом со мной, она угрюмо указывала, куда ехать, и дулась всю дорогу. Оказалось, что Матиас живет на удивление близко — на другой стороне Бардстон-роуд, в доме из красного кирпича, слева от бульвара Дугласа. Между нашими домами езды было не больше десяти минут. И слава богу. Если бы поездка в компании обиженного подростка затянулась, я бы, наверное, повернула обратно. День-деньской бульвар Дугласа купается в тени, укрытый от палящего солнца могучими кленами, дубами и вязами. Он проложен параллельно Гарвардскому проезду. Но если Гарвардский проезд извилистый, узкий и к тому же временами напоминает американские горки, то бульвар Дугласа широк и ровен, а повороты на нем плавные. Вот почему эту улицу назвали бульваром, а ту всего лишь проездом. К сожалению, когда мы с Тиффани двинулись в путь, час пик был в самом разгаре. В это время дня не имеет значения, насколько широк бульвар Дугласа. Мы ползли по нему с черепашьей скоростью, пока наконец не обнаружили мало-мальски пригодное место для стоянки. От дома Матиаса нас отделяло не менее дюжины машин. Я была целиком поглощена поисками просвета для парковки, иначе приметила бы кое-какие интересные детали прежде, чем мы с Тиффани вышли из машины и направились к многоквартирному дому Матиаса. Но получилось так, что я сумела оглядеться вокруг, только когда мы уже сворачивали на посыпанную гравием дорожку, ведущую к тяжелой дубовой двери дома из красного кирпича. И тут мне бросился в глаза сверкающий ярко-красный «корвет», припаркованный прямо напротив. Кроме цвета, он выделялся номерными знаками: ЗАЙ-ЙКА. Уф-ф. Я с трудом оторвала взгляд от этих номерных знаков. А когда оторвала, заметила кое-что еще: большую цветочную клумбу на противоположной стороне улицы. На густо заросшей клумбе ярко желтели лютики. Еще раз уф-ф. Глава 19 Очень хотелось бы думать, что из равновесия меня вывели лютики. Но если уж быть честной до конца, то следует признать: каким бы неожиданным ни было это открытие, клумбы с желтыми цветами явно недостаточно, чтобы заставить мое сердце биться так сильно. Разумеется, после рассказа Тиффани о ссоре Матиаса с отцом лютики меня несколько встревожили. Но я тут же подумала, что клумба по соседству с домом Матиаса могла быть простой случайностью. Не говоря уж о том, что доступ к желтым цветочкам определенного вида еще не является доказательством вины. Иначе злые копы уже арестовали бы всех цветочников в Луисвиле. Нет, не по себе мне стало, когда я узнала «корвет» Барби Ландерган, стоявший — словно выставленный напоказ — прямо напротив дома Матиаса. Вряд ли Барби нагрянула к Матиасу, чтобы объяснить, что куда лучше владеть недвижимостью, чем ее снимать. Я шла быстрым шагом, Тиффани следовала за мной по пятам. Когда я резко остановилась у «корвета», Тиффани едва не налетела на меня. — Эй!.. — Судя по тону, поездка не пошла девочке на пользу. Я застыла как изваяние перед поворотом на гравийную дорожку, сглотнула несколько раз и обратилась к Тиффани: — Видимо, у твоего брата гости. Пожалуй, нам не стоит сейчас к нему заходить. Поскольку мой взгляд приклеился к номерным знакам Барби, Тиффани немедленно уставилась в том же направлении. Она прищурилась. — Это ваш знакомый? — спросила она, кивком указывая на «корвет». Вздыбленная часть ее головы опасно накренилась. — Знакомая. Мы вместе работаем, так что, наверное, сейчас не стоит… — Симпатичная? Трудно сказать. С тех пор как Барби страдает синдромом питбуля, она перестала казаться мне привлекательной. — Ну, в общем, да… Тиффани рванула по гравийной дорожке, не дав мне закончить. — Идем, — позвала она. Ее глаза так и плясали от возбуждения. — Вы же сами предложили переговорить с Матиасом, и ничто нас не остановит! Очевидно, девочка питала слабость к драме. Впрочем, об этом я могла бы и раньше догадаться: достаточно взглянуть на украшения, которые она носит. Тиффани направилась к дому с нетерпением человека, приглашенного участвовать в съемках любимой мыльной оперы. Ничего другого не оставалось, как последовать за этим тайфуном. Не могла же я позволить ей ворваться в квартиру Матиаса и обвинить нас в убийстве на глазах изумленной Барби. Мы вошли в подъезд, поднялись на второй этаж и свернули налево. По дороге я непрестанно твердила: — Послушай, Тиффани, ты, кажется, говорила, что умеешь держать язык за зубами? Позволь мне сказать Матиасу, зачем мы пришли. Когда рядом не будет посторонних. Ладно? Впрочем, зря я беспокоилась. Стоило Матиасу открыть дверь, как подозрения в убийстве, похоже, напрочь вылетели из головы Тиффани. Теперь ей не терпелось предъявить брату обвинения в ином грехе. Матиас был одет так же, как и утром: в джинсы и застиранную синюю трикотажную рубашку. Тем не менее кое-какие новшества в его облике все же наблюдались. Размазанная полоса губной помады предательски алела на губах и исчезала в бороде. Едва взглянув на брата, Тиффани обернулась ко мне и просияла улыбкой: — Обалдеть! Да уж, Скайлер, вы были правы, мы действительно приперлись не вовремя. Особенно вы! — добавила она с особым удовольствием. Либо ей было плевать на мои чувства, либо девочка наслаждалась участием в представлении. Еще бы. Это тебе не в ящик пялиться.