— Джарвис, никто из нас не пострадал. Он, похоже, не услышал. — Великолепно. Просто великолепно. Теперь Матиас Кросс на пушечный выстрел не подойдет к агентству, если его там так встречают. Ума не приложу, как нам загладить… У меня был нелегкий день, даже ноги немного подкашивались. — Джарвис, — предложила я, — купи ему модный пуленепробиваемый жилет, ладно? И повесила трубку. После этой короткой беседы я была склонна думать, что стрелял все-таки не Джарвис, хотя его и не было дома сразу после нападения. Джарвис, похоже, физически не способен направить оружие на потенциального клиента. Особенно если это клиент со связями, как Матиас Кросс. Таким образом, мой список "Предполагаемых любителей пострелять" сильно сократился. Собственно, в нем осталось одно имя — Эдисон Гласснер. Что, разумеется, не способствовало безмятежному сну. Матиас ездил на древнем «БМВ» цвета "свежая зелень" — так, кажется, называется этот оттенок. И надо заметить, цвет автомобилю совершенно не подходил, потому что, если судить по хрипу, который издал двигатель, когда Матиас включил зажигание, машина давно миновала пору первой — да и второй — свежести. Я не смогла скрыть удивления, увидев это транспортное средство. Вот уж никак не ожидала, что сын миллионера ездит на такой развалюхе. Но еще сильнее я удивилась, когда плюхнулась на сиденье рядом с шофером и обнаружила, что большая часть приборного щитка отсутствует, а из того места, где положено быть бардачку, торчат проволочки и бог знает что еще. Пристегивая разлохмаченный ремень безопасности, я первым делом вспомнила о мышах, поселившихся в моей собственной машине. Вторым делом я подумала, что автомобиль Матиаса выглядит куда более привлекательным убежищем для нескольких поколений грызунов, чем моя «тойота». По сравнению с ней эта коробка с железками казалась настоящим мышиным "Хилтоном". Мое молчание и вытаращенные глаза Матиас принял за проявления восторга. — Правда, она красавица? — осведомился он, выезжая на дорогу. Я не сразу поняла, что он имеет в виду мышиный отель, на котором мы ехали. — Я влюбился в нее с первого взгляда. Она была на прошлогодней автомобильной выставке. Вы не поверите, я купил ее всего за полторы тысячи. Я поверила. — Постепенно реставрирую, — продолжал Матиас, направляясь по Гарвардскому проезду к Бардстон-роуд. — Но я свободен только по выходным, поэтому дело затянулось. Я пыталась слушать Матиаса, но это было нелегко, потому что внимание было почти полностью приковано к темным расщелинам, зиявшим передо мной. Мне чудится или там действительно поблескивают маленькие глазки? В конце концов я решила, что приняла за глазки узелки блестящих проволочек. И только тут заметила, что Матиас умолк и, очевидно, ждет ответа. — Говорите, реставрируете? — переспросила я. — Понятно, ведь она такая… э-э… особенная. Матиас расцвел в улыбке, словно мои слова его позабавили. — Конечно, особенная, — подтвердил он. — Когда-нибудь она станет очень красивой. Оглядевшись, я подумала, что это «когда-нибудь» наступит не раньше двадцать второго столетия. Но вслух об этом не сказала, а просто улыбнулась Матиасу в ответ. У этого парня действительно самые зеленые глаза на свете. Сегодня он опять нарядился в джинсы и бутсы, а также в застиранную добела синюю трикотажную рубашку с короткими рукавами. Хотя Матиас и направлялся на прием к семейному адвокату, но, очевидно, полагал, что делового костюма этот визит не требует. Даже не заправил рубаху в джинсы. Что касается меня, то на мне был костюм, который продавщица в магазине назвала «стильным», — строгий черный наряд из льна, а также шелковая блузка цвета слоновой кости и туфли от Паппагалло, купленные на распродаже. Разумеется, бесценная сумка от Дуни и Бэрка тоже была при мне. Если бы случайный наблюдатель вздумал определить, кто из нас наследник миллионов, то скорее всего указал бы на меня. Кроме того, случайный наблюдатель наверняка удивился бы, зачем Матиасу, с его-то деньгами, понадобилось реставрировать заграничную развалюху. В самом деле, если уж так захотелось привести в порядок именно эту машину, то почему не оставить ее в элитной мастерской и не забрать через неделю полностью омоложенной? Впрочем, если уж на то пошло, то почему бы ему просто не купить себе новенький роскошный спортивный автомобиль, который вообще не требует никакой реставрации? Зато снабжен кондиционером. Хотя сегодня было далеко не так жарко, как в понедельник, Луисвиль по-прежнему продолжал бороться за звание "Города-сауны века". Дышать городским воздухом было все равно что пить густой молочный коктейль через очень тонкую соломинку. В отсутствие кондиционера Матиас предусмотрительно опустил стекла. Когда мы одолели первую милю и я почувствовала, как мои кудри потихоньку обвисают, я бросила быстрый взгляд на Матиаса. Наверное, этот парень большой чудак. И чем ему не угодили новые автомобили, упакованные всеми современными примочками? Возможно, я бы задумалась о причудах Матиаса и задала ему несколько вопросов, но, когда мы свернули на Бардстон-роуд, у меня появились более насущные проблемы. Настолько насущные, что на время я даже позабыла о мышах-автостопщиках. Мне вдруг пришло в голову, что последний раз, когда я появлялась на людях с Матиасом Кроссом, кто-то решил выпустить в нас две пули. Оба раза этот кто-то промахнулся, но важен не результат, а намерение. Как только мы оказались на Бардстон-роуд, я обнаружила, что сползаю вниз по сиденью машины. Увы, в «БМВ» особенно сползать некуда. Меня весьма смущало то обстоятельство, что в час пик по Бардстон-роуд автомобили в три ряда движутся в центр и лишь один ряд — в обратную сторону. Поскольку Матиас предпочел устроиться в среднем ряду, это означало, что с обеих сторон нас обтекал густой поток машин. Я пыталась сидеть спокойно, но при опущенных стеклах это никак не удавалось. Мои глаза шныряли из стороны в сторону. Как заведенные. Таким образом я хотела убедиться, что никто не целится в нас из проезжающей мимо машины. Сжатая пружина менее напряжена, чем я была в тот момент. — С вами все в порядке? Похоже, Матиас только и делает, что задает мне этот вопрос. Правда, сейчас у него, пожалуй, были на то основания, поскольку я вжалась в сиденье и стреляла глазами из стороны в сторону, словно наблюдала за увлекательным теннисным матчем. Впрочем, у меня не было желания признаваться в том, какая я трусиха. Я махнула рукой — небрежно, насколько это было возможно в моей распластанной позе, — и произнесла: — Конечно. Все прекрасно. Просто отлично. Матиас с озабоченным видом посмотрел на меня, и я торопливо добавила не без вызова: — Я всего лишь немного устала. Плохо спала ночью. Это должно было объяснить, почему я почти лежала на сиденье. Если бы Матиас захотел выяснить, почему у меня глаза скачут, как шарик пинг-понга, ему пришлось бы спросить. Но он не спросил. Возможно, сам догадался. — Не беспокойтесь, — сказал Матиас, глядя в зеркало заднего вида. — Не думаю, что за нами следят. Меня так и подмывало поинтересоваться: "Откуда вы знаете?" Из собственного опыта мне было известно, что преподаватели рисования не слишком подкованы в современных методах слежки. Однако я решила, что недосып превратил меня в брюзгу, поэтому лишь ограничилась фразой: — Вот и хорошо. Подстерегая мышей-автостопщиков внутри машины и оголтелых убийц снаружи, я и не заметила, как мы добрались до Ситизенс Плаза. Поставив машину, мы поднялись на лифте на двадцать третий этаж. Там я обнаружила, что ледышка Банни Листик изрядно подтаяла с нашей последней встречи. Стоит ли пояснять, что таяние было каким-то образом связано с Матиасом, который подошел к Банни и осведомился, на месте ли Эдисон Гласснер. — О, следуйте за мной, — выдохнула секретарша. — За мной. Банни так виляла бедрами, словно не шла, а танцевала. Сегодня на ней было белое платье в крупный черный горох, и мы двинулись по коридору за пляшущими горошинами. Банни то и дело оглядывалась, дабы убедиться, что никто не потерялся. В понедельник она так себя не вела. Оборачиваясь, она, разумеется, каждый раз улыбалась Матиасу, трясла каштановой гривой и хлопала ресницами. Меня Банни игнорировала. Однако, вспомнив, какой прием она оказала мне в прошлый раз, я решила, что ее отношение ко мне постепенно меняется к лучшему. Офис Эдисона Гласснера тоже выглядел несколько иначе, чем в прошлый раз. Ряды деревянных кресел исчезли. Их заменили два глубоких кресла, обитых зеленой кожей. Но массивный дубовый стол остался на месте, так же как за стекленный шкаф и прочие предметы, входившие в набор "Настоящий юридический офис". — Входите, входите, — доброжелательным тоном пригласил Гласснер, как только мы переступили порог. Адвокат, восседавший за огромным столом, был одет в светло-серый костюм "с искоркой", отчего его серебристая шевелюра смотрелась весьма эффектно. Должно быть, Гласснер знал об этом, потому что, когда мы вошли, провел рукой по волосам — жест, который не мог не привлечь внимания. Бриллиантовая булавка по-прежнему сияла на лацкане пиджака, а изумительно белые зубы по-прежнему сверкали во рту Гласснера. — Рад снова видеть вас, — произнес адвокат, протягивая руку Матиасу. Взгляд его словно приклеился к лицу клиента. Я, вероятно, превратилась в невидимку. — Чем вас угостить? Кофе? Датской булочкой? Банни все еще топталась на пороге, явно не желая упускать Матиаса из виду. — Может быть, пончиками? — с надеждой спросила она. Я уже выпила дома два с половиной стакана колы, чтобы заставить себя проснуться, однако с удовольствием выпила бы еще. Но поскольку ни Гласснер, ни Банни до сих пор никак не отреагировали на мое присутствие, я не стала навязываться. К тому же мало ли что Банни может подсыпать в колу, предназначенную мне. — Спасибо, ничего не надо, — торопливо произнес Матиас, и удрученная Банни удалилась. Стоило нам с Матиасом опуститься в зеленые кожаные кресла, стоявшие напротив стола адвоката, как ровно через шестьдесят секунд искрящееся дружелюбие Гласснера сменилось искренней враждебностью. Эту перемену можно было с полным основанием приписать удивительным талантам Матиаса по части такта и дипломатии. Поскольку встречу назначил Матиас — и поскольку я продолжала оставаться невидимкой, — я предпочла не высовываться и предоставила Матиасу вести беседу. Как вскоре выяснилось, это была не самая удачная стратегия. — Мы пришли, чтобы просмотреть кое-какие бумаги отца, — без лишних церемоний выложил Матиас. — Для начала, его завещание. Я хочу взглянуть на оригинал. Не на копию, а на ориги… Квадратная челюсть Гласснера вдруг приобрела сходство с гранитной скалой. — Минуточку, — перебил он. — Как вас следует понимать? Вы что, сомневаетесь в подлинности завещания вашего отца? — Гласснер вдруг на глазах начал раздуваться; теперь он нависал над столом, хотя по-прежнему сидел в кресле. — К вашему сведению, я тридцать пять лет был адвокатом вашего отца и между нами не возникало даже тени каких-либо разногласий. Никогда! Ни разу! Не знаю, кто вас надоумил… — Тут он, как ни странно, взглянул на меня, впервые с тех пор, как я вошла в кабинет. Я подумала, что сейчас не время отвечать ему широкой улыбкой. — Но могу вас заверить, — торопливо продолжил Гласснер, — что завещание Эфраима Кросса подлинное и соответствует всем юридическим нормам. Адвокат прямо-таки пылал негодованием. Я решила вмешаться и попытаться сбить пламя: — Мистер Гласснер, боюсь, вы неправильно поняли. Никаких обвинений…