— Я не говорил, что не доверяю вам. Если потрудитесь припомнить, я всего лишь сказал, что пока не решил, можно ли вам доверять. И словно в подтверждение своих слов, впился в меня долгим — очень долгим! — испытующим взглядом. От неожиданности я утратила бдительность. Иначе ни за что бы не осталась в кладовой и не глядела бы, как завороженная, в глаза Матиаса, сознавая, что мы совершенно одни в очень маленькой комнате. И до меня бы вдруг не дошло, что таких зеленых глаз я в жизни не видела, и что темная борода Матиаса на вид очень мягкая и, наверное, было бы приятно потрогать ее или запустить в нее пальцы, и что у сорокалетнего Матиаса широкие плечи и мускулистое тело, словно оно принадлежало мужчине на десяток лет моложе. Я бы также не учуяла одеколон «Арамис», от запаха которого у меня обычно немного кружится голова. Если, конечно, так пахнет от того, кого надо. Я моргнула и перевела дух. Матиас Кросс определенно не принадлежал к категории тот, кто нужен". Хотя в этот момент в его зеленых глазах что-то изменилось. Не знай я, как все обстоит на самом деле, могла бы поклясться, что взгляд вдруг смягчился. Теперь он смотрел на меня с откровенным интересом. Но я ведь знала, как все обстоит на самом деле. И не забыла, как тот же самый человек только что показывал мою фотографию в бикини всему агентству. И он же менее часа назад обвинил меня в убийстве своего отца. Назовите меня пессимисткой, но я не думаю, что подобные обстоятельства способствуют возникновению романтических отношений. Верно, прошло немало времени с тех пор, как я последний раз встречалась с интересным парнем — тем самым "вполне приличным" малым, торчавшим от буквы «с», — но я пока не настолько впала в отчаяние, чтобы всерьез рассматривать кандидатуру мужчины, единственного на свете, который горел желанием засадить меня за решетку. Короче, было совершенно очевидно, что Матиас, в отсутствие Рида и Констелло, с блеском играет роль "доброго копа", стараясь втереться ко мне в доверие с помощью гипноза. За кого он меня принимает? За идиотку? Я бы поспешила отпрянуть от Матиаса, но в маленькой комнатке было очень тесно. Поэтому я всего лишь резко повернулась к шкафу, постаравшись, чтобы он не заметил, как у меня слегка дрожат пальцы. Сунув папку в ящик, я повела себя так, как обычно веду себя, когда нервничаю. По-идиотски. — Нет, вы только посмотрите, сколько времени, — бодрым тоном произнесла я, оборачиваясь к Матиасу, — и куда оно только бежит! — После чего взглянула на часы. Было начало пятого. — Мне пора вернуться к работе. Воспользовавшись этим безотказным предлогом закончить разговор, я неловко обошла Матиаса и ринулась в офис, словно спасалась бегством. Впрочем, если подумать, мне было чего опасаться. По пути я даже не потрудилась взглянуть в антикварное зеркало, висевшее на противоположной стене кладовой. Не нужно никакого зеркала, я и так знала, что шея горит красными пятнами. Несомненно, в этот момент между мной и леопардом нашлось бы немало общего. В офисе работы для меня особенно не было. Телефоны не раскалялись добела. Но я постаралась произвести впечатление чрезвычайно занятого человека: решительным шагом направилась к компьютеру и принялась распечатывать "Новые поступления". "Новые поступления" — это длинный перечень свежих заявок, завершенных сделок или изменений, внесенных в старые заявки. Благодаря этому списку некоторые абзацы риэлторского бюллетеня, выходящего раз в неделю по четвергам, устаревают еще до того, как их отпечатают. Я надеялась, что моя показная занятость, беготня по офису, перебирание бумаг и звонки клиентам заставят Матиаса понять намек и удалиться. Однако Матиас или был слишком туп, или же намеренно отказывался что-либо понимать. Целый час до закрытия он болтался по офису, наблюдая за мной. А когда я говорила по телефону, сидел рядом в кресле у моего стола и даже не притворялся, что не подслушивает. Когда же я не говорила по телефону, он следовал за мной по пятам, задавая вопросы. Словно его вдруг сильно заинтересовало, как с помощью компьютера сделать сравнительный анализ, чтобы определить настоящую цену дома. Он также узнал от меня о том, что "Новые поступления появляются в сети к четырем часам пополудни. И что экзамен на получение лицензии риэлтора длится четыре с половиной изматывающих часа. Конечно, у меня мелькала мысль подвести Матиаса к двери и коротко распрощаться. Но я преодолела искушение, вспомнив фильмы про сыщика Коломбо. Там преступник всегда норовит выставить настырного детектива за дверь. И если уж Матиасу вздумалось поиграть в Коломбо, то не хватало только мне выступить в роли преступника. К тому же, если верить Матиасу, он пока не составил обо мне определенного мнения, и было бы неразумно толкать его на неверный путь, давая понять, что от его присутствия меня трясет. В пять часов под насмешливым — или изумленным, я так толком и не разобрала — взглядом Матиаса я приступила к процедуре закрытия агентства: проверила, работает ли факс, выключила компьютер, включила автоответчик и, наконец, заперла за нами наружную дверь. Все это время я, разумеется, не закрывала рта, повествуя о риэлторском бизнесе и о том, как мы оставляем факс включенным на всю ночь, чтобы двадцать четыре часа в сутки быть доступными для клиентов. К тому времени, как мы с Матиасом вышли на автомобильную стоянку, меня тошнило от звука собственного голоса. К счастью, Матиас решил вставить слово: — Ну, если вы закончили работу, то почему бы нам… С ума сойти, похоже, он приглашает меня на свидание! Однако продолжения не последовало. Хлопок, прервавший Матиаса на полуслове, я приняла сначала за звук лопнувшей шины на Тейлорсвиль-роуд. Но поняла, что ошиблась, когда позади нас небольшое стрельчатое окошко в наружной двери агентства треснуло и рассыпалось на мелкие осколки. И тут Матиас мешком рухнул на землю, увлекая меня за собой. Глава 12 Говорят, ты не услышишь выстрела, который тебя убьет. Эта мысль мало утешила меня, когда я лежала распластавшись на животе на автомобильной стоянке, в двух шагах от входной двери фирмы "Кв. футы Андорфера". Выстрелы, очевидно, раздались из густого кустарника, которым оканчивалась стоянка прямо напротив нас. Я лежала не шевелясь, в тоскливой надежде услышать — ну пожалуйста, очень прошу вас! — следующий выстрел. Мне показалось, что ноги Матиаса накрыли мои лодыжки, но я не испытывала желания поднять голову и проверить. По правде говоря, я не желала пошевелить даже мизинцем. Я плохо разбираюсь в оружии, но полагаю, что из обычного пистолета — из тех, что держат в теплицах, чтобы отпугивать воришек, — можно выпустить намного больше двух пуль. А поскольку я слышала только два выстрела, то сделала выбор: оставаться там, где была, прижавшись к асфальту, вплоть до… ну, скажем, до следующих заморозков. К тому времени листва облетит, и мне будет лучше видно, прячется ли кто-нибудь в кустах. Я бы так и пролежала целую вечность у дверей агентства, позволяя посетителям вытирать об меня ноги, если б Матиас не поднял взлохмаченную голову и не спросил: — Вы в порядке? — Да, а вы? На всякий случай я говорила шепотом: а вдруг тот, кто скрывается среди деревьев или в кустах, возомнит, что оставил меня в недостаточно плохом состоянии, и захочет исправить свою ошибку. — Нормально для человека, в которого только что стреляли, — произнес Матиас, поднимаясь и оглядываясь. Голос звучал сердито. Его можно понять. Мало радости превратиться в мишень. Когда мой безумный испуг пройдет, наверняка я тоже немного вспылю. — Думаю, они ушли, — продолжал Матиас. — Кажется, я слышал, как кто-то убегал прочь, когда мы упали на асфальт. Если речь идет о стрельбе, эти «думаю» и «кажется» страшно раздражают. Лично я не слышала ничего, что хотя бы отдаленно напоминало топот убегающего человека. Правда, мне было бы нелегко уловить даже шум проходящего поезда из-за стука собственного сердца. Оно грохотало так, словно в моей груди бушевала гроза. Поэтому пришлось поверить Матиасу на слово. Однако, прежде чем встать на ноги, мне бы хотелось получить от Матиаса заверенную по всей форме справку, подтверждающую его догадку. Но тут до меня дошло, что как-то неловко валяться у него в ногах. Сам-то Матиас встал и теперь вглядывался в кустарник. А уж после того, как он наклонился и взял меня за руку, явно намереваясь поставить на ноги, я никак не могла оставаться в лежачем положении. Если, конечно, не хотела, чтобы Матиас отволок мое безжизненное тело в агентство, дабы оттуда вызвать полицию. Глубоко вздохнув, я зажмурилась и позволила ему помочь мне встать. Не знаю уж, почему я крепко-накрепко зажмурилась. Смысла в том не было никакого. Вряд ли в убийстве есть такое правило: если жертва не видит пулю, предназначенную ей, то пуля пролетит мимо. Если бы такое правило существовало, я бы, наверное, не открыла глаз до следующего Рождества. И Матиасу, чтобы довести меня до агентства, пришлось бы стать моей собакой-поводырем. Мне почудилось, что Матиас задержал мою руку в своей несколько дольше необходимого, но, вероятно, просто разыгралось воображение. С закрытыми глазами все кажется слегка нереальным. Встав на ноги и не услышав выстрела, — или, что важнее, не почувствовав его, — я заставила себя открыть глаза и оценить нанесенный мне ущерб. На колготках, по правой ноге, тянулась длиннющая стрелка, ладони были исцарапаны в кровь, а на моем удачном приобретении — платье с цветочным рисунком от Лиз Клэйборн — между цветами чернели комья земли. — С вами все в порядке? — переспросил Матиас. Он подался ко мне, словно ожидал, что я вот-вот потеряю сознание. Вероятно, человек, который поднимается на ноги с закрытыми глазами, вызывает у наблюдателя странное чувство. Сам Матиас выглядел молодцом. И хотя в голове изрядно шумело, я не пожелала, чтобы меня причислили к разряду беспомощных дамочек, которые из-за каждого пустяка хлопаются в обморок. — Да-да, все нормально, — пробормотала я и беспечно махнула рукой, словно свист пуль над головой слышу по два раза на неделе. — Какие проблемы! — Понимая, что улыбнуться так, чтобы губы не дрожали, не удастся, я ограничилась кивком. — Все отлично. — Пожалуй, последнее слово я произнесла с излишним нажимом. Увы, я не могла сказать того же о входной двери агентства. Стрельчатое окошко было разбито вдребезги, сантиметрах в двадцати над дверной ручкой зияло круглое отверстие. От одного его вида мое сердце снова принялось грохотать. Я отвела глаза от разрушений, ловко переступила через осколки стекла, повернула ключ и устремилась внутрь здания. Матиас не отставал. Пока он звонил в полицию, я сделала то, что обычно делаю, когда сильно расстроена. Отправилась прямиком на малюсенькую кухню, открыла холодильник, вынула одну из двухлитровых пластиковых бутылок кока-колы, которые всегда держу там про запас, и налила себе большой стакан. Добавив очень много льда. Когда немного погодя в кухню вошел Матиас, я уже осушила полстакана одним глотком. А если вы за один присест вольете в себя большое количество газированного напитка, вам очень захочется рыгнуть. Моя мать наставляла меня, когда я еще училась в начальной школе: настоящие дамы-южанки никогда не рыгают. Конечно, я уже тогда знала, что мама врет. Здравый смысл подсказывал, что дамы-южанки не могут время от времени не рыгать, иначе у бедняжек внутри скопится столько воздуха, что в один прекрасный день все ваши знакомые дамы, живущие на юге, лопнут и разлетятся на мелкие кусочки. А поскольку я никогда не слыхала, чтобы дамы сами по себе взрывались, то понимала, что мама в очередной раз вешает мне лапшу на уши. У моей матери было несколько любимых блюд из лапши. Например, "дамы-южанки всегда ступают мелкими шажками". Или "дамы-южанки всегда позволяют мальчикам выигрывать". И самая свежая новинка из лапши, которой она меня угощала, когда я уже заканчивала школу, — "дамы-южанки понятия не имеют, что такое французский поцелуй". Многолетнее воспитание в антирыгательном духе не проходит бесследно, и сейчас я не могла позволить себе издать столь неприличный звук в присутствии Матиаса. Поэтому, слушая его, выдавливала из себя воздух по чуть-чуть. Словно спускала шину. Матиас оставался верен себе: он сразу перешел к делу. — Итак, какие у вас соображения? — вопросил он. — Кто, по-вашему, в нас стрелял? Я лишь глядела на него, вытаращив глаза и громко кашляя, чтобы заглушить шум спускаемой шины. Произнеси я хоть слово, и воздух из моей шины вышел бы разом, поэтому я пожала плечами и помотала головой в надежде, что на международном наречии мой жест означает: "А мне почем знать?" Похоже, я правильно выражалась на международном языке. Матиас кивнул, словно отлично меня понял, и небрежным тоном обронил: — Кто бы это ни был, либо он невероятно дрянной стрелок, либо просто пытался запугать нас. Но, должно быть, выстрелы, подпалившие ему волосы, произвели на Матиаса более сильное впечатление, чем он хотел показать, потому что он вдруг принялся довольно удачно подражать Леонарду Аккерсену. Казалось, какая-то пружинка не дает ему устоять на месте. Он мерил шагами маленькую кухню, напоминая зверя в клетке. Интересно, что он имел в виду, когда сказал "пытался запугать"? Я не могла поручиться за Матиаса, но что касается меня, стрелок определенно преуспел в том, что называется "напугать до смерти". Чтобы заглушить раскаты грома в груди, я потянулась к бутылке колы и снова наполнила стакан. С некоторым опозданием вспомнив о хороших манерах, я помахала бутылкой перед носом Матиаса. Что, по моему мнению, на международном языке должно было означать: "Хотите кока-колы?" И я опять не ошиблась. Матиас покачал головой, не переставая вышагивать по кухне. — Этот человек наверняка знал, что мы задаем вопросы, — продолжал он. — Кто-то очень не хочет, чтобы мы совали нос в его дела… Я все еще выпускала воздух из шины, поэтому благоразумно промолчала. Господи, моя жизнь становится похожей на второразрядный детектив. Но если бы мне пришлось выбирать среди возможных кандидатов на звание убийцы, я бы, несомненно, ткнула пальцем в Эдисона Гласснера. Разве не звонил Матиас адвокату менее часа назад и не подсказал ему, где мы находимся и чем занимаемся? А именно — устраиваем самодеятельные допросы? После звонка у Гласснера было предостаточно времени, чтобы добраться сюда и попытаться приструнить нас парочкой хорошо просчитанных выстрелов. Впрочем, Джарвис тоже годился на роль стрелка. Мы ведь расспрашивали его, не так ли? А чем объяснить исчезновение из папки всех документов о продаже доходного дома Эфраима Кросса? Возможно, мы с Матиасом стояли на пороге некоего открытия и Гласснер или Джарвис решили остановить нас пулями. Совсем недавно я на себе испытала, какое это удивительное ощущение, когда тебя обвиняют в том, чего ты не делал. И вот теперь намереваюсь познакомить с этим ощущением других людей. При помощи столь же убедительных доказательств. Поэтому я не торопилась озвучить свои подозрения. За меня это сделал Матиас. — Это мог быть Гласснер или ваш босс, — заявил он, расхаживая по кухне. — Конечно, мы даже не знаем, хотел ли стрелок убить нас обоих или только кого-то одного. По двум выстрелам трудно судить. Возможно, он целился только в меня, но оба раза промахнулся. — Матиас метнул взгляд в мою сторону, и не надо было долго ломать голову, чтобы догадаться, о чем он умолчал. Или же убить хотели только меня. В этом случае при подборе кандидата на звание убийцы список был практически неограничен, если учесть, сколько интересных знакомств я завела в последние дни. Включая мать человека, который сейчас расхаживал передо мной. Припоминая, сколь теплый прием оказала мне Харриет Шекельфорд Кросс в конторе Эдисона Гласснера по окончании чтения завещания ее покойного мужа, я бы не удивилась, если бы безутешная вдова наняла киллера. Полагаю, эту кандидатуру с Матиасом обсуждать не стоило. Он наверняка задохнулся бы от радости, узнав, что я считаю его родительницу главной подозреваемой. Наконец я выпустила из себя весь воздух и теперь могла говорить без опасения взорваться. Прихватив стакан с колой, направилась в офис и позвонила Джарвису. Этим звонком я намеревалась убить двух зайцев: во-первых, сообщить Джарвису, чтобы он не рассчитывал завтра увидеть целехонькую входную дверь, а во-вторых, проверить его алиби. Джарвис жил в графстве Олдхем, в тридцати пяти минутах езды от агентства. Если он дома, то, следовательно, никак не мог прятаться в кустах с пистолетом. Телефон Джарвиса гудел и гудел.