Почему он не может просто попрощаться и уйти? Он может выйти за дверь, спуститься по лестнице, зайти в первый попавшийся бар, выпить пару коктейлей, поболтать с кем‑нибудь, и он наверняка уйдет оттуда не один. Но он не хотел секса со случайной женщиной. Была только одна женщина, которую он хотел… Мэтт встал, подошел к ней и провел пальцем по ее губам. Ее глаза затуманились от желания, губы под его пальцами горели, соски напряглись и проступили сквозь тонкую ткань ее рубашки. Она никогда не могла скрыть свое возбуждение. Он видел, насколько она его хочет, чувствовал ее трепет… и вернулся на диван. — Знаешь, что я собираюсь сделать, Дилан‑Энн? Я собираюсь поселиться через дорогу от тебя, так что мы часто будем сталкиваться. У нас есть общие друзья, и наши пути будут пересекаться. А если не будут, уверяю тебя, я их пересеку. Я соскучился по тебе, я хочу заняться с тобой сексом, и чем скорее, тем лучше. Да, мы почти не виделись в этом году, это так. Но я не считаю, что это ставит точку в наших отношениях. На это я не согласен. — Мэтт… — Я еще не закончил. Мы всегда были честны друг с другом, а сейчас ты почему‑то лжешь мне. Хотя, думаю, часть того, что ты сказала, — правда. Ты действительно хочешь, чтобы я ушел, и ты ненавидишь Рождество. Но это не вся правда. — Ты тоже сказал мне не всю правду о том, почему вернулся в Бостон, — парировала Ди‑Эй. С этим не поспоришь. — Клянусь, это никак не связано с тобой. Но эта твоя игра в недотрогу связана со мной. Я уверен, сам не знаю почему, что тут все дело во мне, в нас. Он понял по ее глазам, что попал в точку. Что же, черт возьми, происходит? И почему она не хочет сказать ему правду? — Ди‑Эй, просто объясни мне, в чем дело. Она вскочила и отвернулась к окну, но Мэтт видел, как затряслись ее плечи. Неужели она плачет? Он подошел и встал у нее за спиной, не обнимая и вообще не прикасаясь к ней. Пусть знает, что он рядом, но не собирается на нее давить. — Ты можешь сказать мне все, Дилан‑Энн. Она долго молчала, потом обернулась, и Мэтт понял, что сумел сломать эту стену. — Помнишь, мы занимались любовью на прошлое Рождество? Я забеременела. Его будто под дых ударили. Ди‑Эй что‑то говорила, но он не понимал смысл ее слов. И никак не мог вдохнуть воздуха. — Но в феврале у меня был выкидыш. Мэтт долго молчал, пытаясь осознать услышанное. Ему казалось, что он смог взять себя в руки. Но когда он открыл рот, то заревел, как раненое животное: — Почему ты ничего мне не сказала? Почему не сказала, как только узнала? Ди‑Эй побелела и стала пятиться от него мелкими шагами, пока не уперлась в подоконник. — Я старалась… — Я имел право знать! — орал Мэтт, не в силах контролировать свой голос. — Как ты посмела скрыть это от меня? Ты обманула меня, Джемма! Я доверял, а ты меня обманула! Джемма? Он назвал ее Джеммой? В его помутившемся разуме события восемнадцатилетней давности слились с нынешними, и он не понимал, к какой женщине обращается. Ему нужно было срочно уйти отсюда и обдумать то, что она сказала. Мэтт быстро вышел из офиса и увидел, что Джули и Дарби несутся к нему по коридору, словно разъяренные амазонки. Две изящные девушки припечатали его к стене. — Что ты натворил?! — хрипела Джули. — Ты обидел ее?! — шипела Дарби. Да за кого они его принимают? — Ничего я ей не сделал. Просто поспорили, — устало ответил Мэтт. Ему не хватало воздуха. — Если ты обидел ее, Эдвардс, клянусь, мы тебя уничтожим! Они протиснулись мимо него в офис и захлопнули дверь. Мэтт прислонился к стене и потер грудь, пытаясь успокоить боль в сердце. Он не знал, верить ли ему Дилан‑Энн или не верить. Уже второй раз женщина говорит ему, что потеряла его ребенка. Первый случай закончился письмом, которое он получил в начале этого года. Девушка по имени Эмили писала ему, что он является ее биологическим отцом, и спрашивала, могут ли они встретиться. Он не хотел семью, не собирался становиться отцом, но это письмо причинило ему ужасную боль, так и не стихшую за год. Глава 3 Ди‑Эй была ошеломлена реакцией Мэтта. Она часто воображала себе этот разговор, но и представить не могла, что Мэтт — спокойный, рассудительный Мэтт — настолько выйдет из себя. Ди‑Эй опустилась на диван и сжала голову руками. Она несколько раз писала ему в марте, но он не отвечал, и со временем Ди‑Эй решила, что нет смысла сообщать ему о случившемся. Это произошло так внезапно, он был далеко, да и вообще, зачем ему было знать? Разве это что‑то для него значило? Ничего. Ноль. Во всяком случае, она думала, Мэтт будет рад, что ребенка больше нет, как отчасти с облегчением отнеслась к этому и она. Да, часть ее испытала облегчение, когда она потеряла ребенка. Другая ее часть испытывала чувство вины за это облегчение. По крайней мере, не придется сообщать матери, что она собирается рожать ребенка без отца и какой‑либо поддержки. Что касается ее собственного отца, она его не видела с самого детства, так что тут и сообщать некому. Ее родители и были истинной причиной, по которой она никогда не хотела иметь детей. Ди‑Эй приводила в ужас мысль, что ее ребенок может быть настолько же несчастен рядом с ней, насколько была она сама. Ее отец ушел из семьи — на Рождество! — к другой женщине. Девочка осталась со стервозной матерью и с самого детства поставила себе четкую цель: ей надо заработать достаточно денег, чтобы не зависеть от матери. И вообще никогда в жизни больше ни от кого не зависеть! Дверь распахнулась, в офис вихрем влетели Джули и Дарби и повисли у нее на шее. — Ты в порядке?! — Что он сделал?! — Мы слышали крики! — Да… Ничего… — не успевала отвечать Ди‑Эй. — Перестаньте, Мэтт никогда не сделал бы мне ничего плохого. Джули изогнула бровь, к ней вернулось привычное ехидство. — Мы слышали, как он орал на тебя. Признавайся, что произошло! Ди‑Эй колебалась. Ее подруги до сих пор ничего не знали. Но, похоже, сегодня день признаний. Она молчала целый год, но раз уж она открыла все Мэтту, то и ее подруги имеют право знать. Ди‑Эй усадила близняшек на диван, а сама направилась к столу, стоявшему напротив. На полпути развернулась и пошла к кофемашине. Черт, ей нужен кофеин, лучше внутривенно. А лучше стакан виски. Полный и безо льда. — Что случилось, Ди‑Эй? — жалобным голоском протянула Дарби. — А ну колись! — рявкнула Джули. Ди‑Эй пристроилась на краешке стола, пытаясь унять предательскую дрожь в коленках. Мэтт тут был ни при чем. В детстве каждый раз, когда она пыталась поговорить с матерью, та высмеивала или унижала ее. Поэтому Ди‑Эй так и не научилась внятно высказывать свои мысли и чувства. Она до сих пор не понимала, что такого она сказала, что обычно спокойный Мэтт разорался и пулей вылетел отсюда. Опыт подсказывал ей, что разговор с близняшками тоже пройдет не очень гладко. Ди‑Эй с тоской посмотрела на свой компьютер. Вот почему она так любит таблицы и числа — с ними все просто, и они не ждут от нее слов. — Ди‑Эй, мы беспокоимся о тебе, — сказала Дарби. — Мы же видим, что ты сама не своя уже много месяцев. — Если немедленно все не расскажешь, в окно выкину, — заверила Джули. Несмотря на резкие слова, в голосе Джули было столько беспокойства, что Ди‑Эй почувствовала себя предательницей. А поскольку она и так уже была на пределе, то сразу расплакалась. Дарби кинулась к ней. — Ну, пожалуйста, скажи нам! Это все твоя мать? Или Мэтт? Что он сделал? — Никто мне ничего не сделал. Ди‑Эй утерла слезы и через плечо Дарби посмотрела на Джули, надеясь перенять у нее толику силы. — Когда мы с Мэттом встречались на прошлое Рождество, я забеременела. А на седьмой неделе, в феврале, у меня был выкидыш. Я ничего не говорила Мэтту. Я никому не говорила. Джули ахнула, но Ди‑Эй больше беспокоила Дарби. Та побледнела, руки ее дрожали. Как Ди‑Эй и предполагала, для нее это был удар. — Я не говорила вам, потому что знала, как это расстроит Дарби. Я чувствовала себя немного виноватой, потому что вот я беременна, а меня это не радует, а ты так отчаянно хочешь ребенка… И еще я все‑таки чувствую себя немного виноватой из‑за того, что его потеряла. Извините. В глазах Дарби стояли слезы.