Глава 22. Божья Коровка форева — Великий Золотой Змей Земли — мой покровитель — явился ко мне ночью в блеске своем и славе, — зычно вещал я с широкой дворцовой лестницы Уекахуа. — Был он грозен, был он в таком гневе, что я прикрыл глаза рукой, дабы не ослепнуть! «Мой возлюбленный владыка! — обратился ко мне великий бог. — Как можешь ты спокойно спать! Как можешь счастливо жить в своих благословенных горах, когда в мире творится такая несправедливость!». Кровь вскипела в моих жилах! «Боже мой! — вскричал я. — Поведай, где попирают правду! Мы, четлане — народ справедливый. И мы не потерпим несправедливости! Мы всё исправим!». Слеза скатилась со щеки Змея, слеза чистой жидкой стек-тлы — упала на землю и прожгла ее до самых владений подземных духов. «В несчастной Толимеке, — грустно ответствовал Змей. — В богами возлюбленной Толимеке отняли законную власть у избранных князей. Разорвали власть, даренную самому Калема-Кавацу и его потомкам — князьям Уекахуа! Разорвали на части — оттого и лишилась благодати несчастная Толимека!». Далее я живописал собравшейся столичной толпе свое горе по поводу несчастной Толимеки. Как не мог не есть, не спать, как поникли поля благословенной Четландии. Покуда сами четлане не пришли ко мне и не сказали: надежа-государь, айда спасать Уекахуа, а то сами тут загнемся. И пошли мы спасать!… И пришли вот. На площади собралась добрая тысяча человек. Князь Такоциан велел прийти делегациям от каждой деревни. Офигевшие толимеки слушали, развесив уши, что оказывается, здесь их вовсю спасают! По просьбе целого бога!.. Но, если вы думаете, что это и есть наша идея — то вы сильно заблуждаетесь. Это — финальная точка. А до нее была проделана гигантская работа. Сначала я преодолел-таки свои подростковые комплексы, растормошил перепуганную княжну и начал выпытывать ее насчет тутошних легенд. Девчонка все-таки оказалась дельной и посоветовала «тетку». Вообще, та была нянькой младшего брата Туа-Онче. Я подумал, что неплохо будет узнать поближе обоих наследников и просто сказал девушке: «Веди». С теткой было тяжело. Она так меня боялась, что на ее фоне страх Туа — тьфу да и только! Пришлось девушке успокаивать старуху, которая аки наседка всё пыталась запихать под себя маленького Чокопица-княжича. Мальчишка единственный ничего не боялся, метал в меня грозные молнии из своих блюдечных глазищ. Хороший будет князь! Надо только воспитать правильно. С горем пополам, через гору ненужных сказок про лесных духов-воров, про водяных утопленников и прочая — мне удалось нацедить горсть информации про Первочеловека Калему-Каваца, про скалу Уекахуа и про историю княжеского рода. Увы, они вместе никак не были связаны, и это предстояло сделать нам. Я максимально вежливо попрощался, пообещал, что приду еще (что все восприняли, как явную угрозу) и поспешил творить. В тот же день сформировалась рабочая группа. Вапачиро из нее нагло вышел. Зато с радостью вошел Аскуатла. Муравей сходу въехал в идею, причем, его ни капли не смутило то, что мы тут жонглируем богами. Для главы белых это была просто игра. Тем более, что просиживая в Уекахуа без дела, он категорически скучал. Именно Аскуатла предложил ввести в миф Змея. — Как ты себе это представляешь? — тут даже я изумился. — Змей — наш бог, а у толимеков свои. — Ну… Он может сюда заскочить, как в гости, — пожал плечами Муравей. — Только надо невзначай показать, что Змей хороший. И что более могуч, чем все тутошние боги. В итоге мы очень органично впихнули желтого червяка в этап испытаний. Калеме-Кавацу приходилось просить землю для людей у разных духов, и те заставляли первочеловека что-нибудь сделать. Обязательно что-нибудь трудное и бесполезное. В мифах парень сам справился, а мы повернули так, что каждый раз Калема шел за помощью к Золотому Змею Земли, «укрывшемуся в благословенных горах». «Так, мол, и так, наши духи круты, но ты еще круче — помоги!». Меня в этой конструкции смущало то, что Первочеловек еще только мечтает создать землю, а Змей уже живет в горах. Но мужики заявили, что я ничего не понимаю, это горы мира духов. В общем, дальше мы легенду сильно не коверкали. Добыл Калема скалу Уекахуа, метнул ее в море — и пошла земля. По ней уже пошли люди. И самое главное мы добавили в конце: Калема-Кавац нашел жену, заделал ребенка и завещал, что он будет править в Уекахуа. И все толимеки должны ему верно служить. Над содержанием мы работали два дня, а вот форма… Она потребовала гораздо больше времени. Сначала я хотел запилить первый в Толимеке (а то и всей Америке) театр. Сочиним постановку, запилим декорации… Меньше часа хотел. Потом представил фронт работ. Поиск актеров. Репетиции (если вообще будет с кем). А потом ужаснулся от мысли: а вдруг не оценят?! И отказался. «Обойдемся имеющимися творческими формами» — спустился я с небес на землю. А это песни. Петь толимеки любят, у них тоже есть свои бродячие певцы-сказители. Ключевое слово бродячие. Что ж, расширим рабочую группу. Коллиль получил строгий приказ: найти всех певцов и привести их в столицу. Вежливо, но настойчиво. Я же покуда занялся материалом. Что примерно поют и слушают индейцы, я знал. Но брать готовое не хотелось. «Надо их удивить! — рассуждал я. — Но удивить не сильно. Песня должна быть новой, но в рамках их привычного культурного кода». По счастью, к моим услугам имелся весь опыт утраченного мной человечества. Я заперся ото всех на целый час и старательно выписывал на восковку песни, которые по звучанию были близки местному индейскому фольклору. И которые я худо-бедно смог бы воспроизвести. Всё это время Хвост с Муравьем носились по Уекахуа и собирали фокус-группу. Перепуганных селян рассортировали по полу и возрасту на кучки по 6–7 человек. Заводили в комнату, где я из-за ширмы напевал по две мелодии. Без слов, просто мычал мотивчик. А ничего не понимающие толимеки голосовали, какая им больше нравится. Знаете… В списке были бессмертные «Зеленые рукава», битловская «Облади-Облада», даже «Ты ж мене пидманула»! Но пять групп из шести отдали победу песне «Ягода-Малинка»… нет-нет-нет! Группы «Божья коровка», которую я сам непонятно каким чудом вспомнил! Пипл хавает… Даже в индейской Америке… Делать нечего. Я засел за текст. Набросал его начерно, криво-косо на «родном четланском». Поскольку главная мысль, которую я хотел вдолбить в толимекские головы, была у нас в конце (про правителей Уекахуа, которым должны служить все толимеки) то ее я решил вставить в припев и втыкать в песню раз пять или шесть. Когда черновик был готов, начались главные мучения — перевод. Мы включили в рабочую группу носильщика из Моки, смекалистого парня, которого отметили бойцы из Мангазеи. Ему сразу дали «ящик печенья и бочку варенья» и объяснили задачу. Когда носильщик узнал, что такое рифма, у толимека в организме случился переизбыток музы, он превратился в Незнайку и принялся рифмовать палку с селедкой. Пришлось остановить творческий порыв. В итоге я и еще пара знатоков языка принялись сами переводить текст на толимекский, а грустный носильщик только поправлял, где мы говорим неправильно. И еще помогал находить синонимы. Это был ад. Пока всё мое воинство прохлаждалось, я работал в поте лица! Но это должен быть стопроцентный хитяра — или всё просто бесполезно. Когда Коллиль притащил, наконец, шестерых сказителей, которых удалось насобирать по всему княжеству, текст был готов. Бродяги с дудками в Толимеке не особо жируют, здесь вам не средневековая Франция. Поэтому я сходу завалил певцов дарами, отчего у тех резко проснулось вдохновение! Мы, как смогли, исполнили перед ними Балладу Намба Ван. — Ну, как? «Трубадуры» сидели просто потрясенные. И новизной хита, и нашим исполнением. — А можно лучше я попробую спеть? — робко спросил один из них. — Нужно! — радостно возликовал я. — Более того, если вам какие-то детали не нравятся, можете поправить. И каждый, кто начнет исполнять эту песню здесь, в Уекахуа или в другом месте — получит от меня щедрые дары. Оставив «трубадуров» с носильщиком, который отлично знал текст, я вышел из комнаты. Всё готово. Настало время для самого серьезного разговора. — Князь, — я стоял перед мелко дрожащим древним стариком. — Призываю тебя отречься от власти и передать титул внуку. Я обещаю, что буду оберегать его, покуда мальчик будет мне верен. Более того, я объявлю его князем всех толимеков и помогу добиться этой власти. Мне казалось, что Такоциан уже мало чего понимает и лишь послушно кивает. Но дед еще соображал. — Хочешь загребать жар руками мальчишки? — пронзил он меня взглядом из-под обвисших бровей. — Сердце не ёкает?.. Впрочем, лучше уж ты. Коллиль, коли дорвется до власти, вообще его удавит. А тебе он, хотя бы, живым нужен… Ох, горе-горе Уекахуа… — Почему горе? Начинается новая великая пора! — Много ты понимаешь… Пацан! — старик долго молчал, а потом, видимо, на что-то решился. — Приведи ко мне Чокопица. Говорить с ним буду. Наедине! А потом уже тебе ответ дам. — Хорошо, — кивнул я. — Но есть еще одно: я возьму в жены твою внучку. Она станет законной правительницей. На этот раз Такоциан отреагировал веселее. — А вот это ладно! Это неплохо… Всех, значит, решил к рукам прибрать? — Всех, — не стал отпираться я. — Тогда веди их обоих ко мне. Внуки долго оставались в зале наедине с дедом. Конечно, было любопытно, что он им говорит. Но я внезапно таким уважением к старику проникся, что решил исполнить его просьбу и не подслушивать. Дети вышли заплаканные. Заметили меня и сами двинулись в мою сторону. Туа-Онче поклонилась, не поднимая взгляд. — Дедушка сказал, что я тебе кланяться не должен, — слегка всхлипывая, хмуро заявил мальчишка. — Мы с тобой равны. Почти. — Почти, — согласился я. Пять дней мои скальды-наймиты распевали Балладу Намба Ван в каждой подворотне. У колодцев и на площадях. В домах, когда звали. Конечно, пели вперемешку с другими песнями, чтобы не так подозрительно выглядело. Я через своих людей устраивал горячие опросы, и результат меня радовал: народу нравилась песня, народу нравилась зароненная в ней идея. Я же все эти дни готовил шоу. Пусть не театр, но что-то похожее. … — И вот я пришел по зову бога моего, чтобы вернуть справедливость. Ваши воины напали на меня, но я пришел в ваш дом с миром! Потому что знаю: правда Золотого Змея всегда будет сильнее лжи темных духов, что сбивают нас с пути! Я шагнул вперед. — Люди! Сегодня вы станете свидетелями великого события! О котором будете рассказывать своим внукам! На «авансцену» вынесли паланкин с Такоцианом, который уже много-много дней не появлялся на людях. Надтреснутым голосом он объявил, что передает власть своему внуку Чокопицу. Я же поднял руки и объявил, что мальчик станет править всей Толимекой. По завету Калемы-Каваца и воле Золотого Змея Земли. После этого мы двинулись к главным «декорациям» — к горе Уекахуа, которая возвышалась над городком с северо-западной стороны. Здесь, в священном месте, была обустроена богато украшенная площадка. Везде стояли разряженные стражи князя и мои золотые. Маленький Чокопиц гордо вышагивал вместе с нами. Затем с трудом, но старательно забрался на высокий помост. — На этой священной земле, родине всего мира! — местный жрец своей луженой глоткой, конечно, мог легко посрамить меня. — В присутствии духов предков, пред ликом всевидящего солнца… Солнце уже садилось, но можно было засчитать, что «пред ликом». Тем не менее, наша площадка находилась в тени горы, и становилось темновато. Люди толпились тесно, как сельди в бочке, толпа колыхалась, словно неспокойное море, а от столицы подходили еще и еще. Мальчик под песнопения жреца воссел на свежесделанный трон: большой, яркий, богато украшенный. Старика подвели к внуку, трясущимися руками тот снял с себя богатый головной убор и водрузил его на голову. Здесь всё было традиционно. А затем к трону подошел я и вручил князю здоровый топор из тумбаги. Топор был обычный, типовой, какими орудуют золотые (собственно, у одного воина Глыбы я этот топор и отобрал). Но мастера заменили рукоять на более длинную. Деревяшку украсили резьбой, утыкали яркими перьями. Тумбагу заполировали и наклеили целую россыпь самоцветов. В общем, оружие стало почти бесполезным, но зато таким эффектным! У Чокопица глаза загорелись (он не знал об этой части ритуала), мальчишка вцепился в топор обеими руками. — Долгих лет князю всей Толимеки, потомку Калемы-Каваца, избраннику Золотого Змея Земли! — во всю глотку проревел я, воздев над головой левую руку с боевой киркой. Маленький князь, подражая мне, поднял топор обеими руками, мордаха у него была совершенно счастливой. Внизу, перед помостом был обустроен большой роскошный алтарь. В широкой чаше полыхало пламя, сучья, пропитанные смолой, давали отличный огонь. Жрец призвал собравшихся принести клятву верности князю перед духами предков. Каждый толимек подходил, говорил слова клятвы и зажигал от священного огня факел. Желтые языки постепенно заполняли пространство, и в сгущающихся сумерках это выглядело невероятно мощно. «Да охренительно выглядит! — не удержался я от мысленного комментария. — Мне кажется, я даже перестарался…». «Да нормально усё! — напугал меня внезапный голос. — Наконец, ты что-то вразумительное и для толимеков сделал!». «А я побаивался, вдруг ты осудишь наши еретические фантазии», — улыбнулся я в ответ. «Нет, я тихо ржал у тебя в мозжечке и не мешал, — утробно заржал бог. — Ты только не сильно ли увлекся? Пеликан-то на свободе, с войском и наверняка не бездействует!». «Сейчас займемся, — успокоил я Змея. — Как раз у наших «сержантов» нашлось время, чтобы из местной стражи сколотить нечто вразумительное. Теперь пойдем с подкреплениями. Надо только последнее дело завершить». Уже было совсем темно, когда я отправился на поиски Сына Обезьяны. «Санитарки» из госпиталя заявили, что их босс только что ушел. — Каждый вечер вон в ту рощу уходит, — сокрушенно вздохнула толстая добрая женщина, бывшая тут за старшую. Она явно осуждала это пристрастие своего начальника. — Но оно и понять можно. Тяжело ему, владыка. Постоянно: кровь, слезы… смерть. А он сердобольный… В роще я и двух раз не успел крикнуть, как совсем рядом послышалось: — Рад видеть Большого Человека, — Сын Обезьяны бесшумно спрыгнул с ветки дерева и подошел ко мне. — И я рад! — ни капли не слукавил я. — Скажи-ка мне, дружище: сможет ли твоя лекарня действовать и без твоего руководства?