«А сейчас? — не унимался я, хотя, последние слова желтого червяка меня согрели. — Сейчас, как быть? Войско твоего народа одержало славную победу. Его ждет богатая добыча и расширение власти. А я не рад. Не рад этим трупам, что четланским, что толимекским. Как тут быть? Как твоему народу поможет моя неправильность?». «А откуда ты знаешь, кого я имел в виду, когда говорил о МОЕМ НАРОДЕ?» — хмыкнул бог. А я так и замер с открытым ртом. Я — человек, выросший в эру многомиллионных наций, в эру глобализации — очень быстро привык к местным канонам. Есть только свое племя — а вокруг враги. И тут мой бог, плод моих подсознательных фантазий, с позиций глобалиста тычет мне в лицо моим же дикарством?! «Блин, я ведь даже не думал, что можно повернуть всё по-другому, — ужаснулся я. — Не делить, а объединять». Я снова оглядел поле битвы, обильно орошенное кровью врагов. Врагов?! — Господи, какой же ужас я сотворил! — простонал я вслух, закрыв глаза, которым стало больно смотреть. «Мы все совершаем ошибки, сын мой, — тихо погладил меня бог. — Просто прими это. И не стоит становиться полным идеалистом: в этом мире без войн не обойтись. Вспомни, что было два года назад. Просто надо думать: для чего ведутся эти войны?». «Что же мне делать?». «Знаешь… Ты, наверное, напейся-ка сегодня — уж больно твое величество расклеилось. Взболтай душу — и успокой ее. А завтра, в страдающем теле, как в колючем свитере, и душа быстрее в тонус придет. Твои парни пока и без тебя справятся — ты их неплохо подготовил». И я напился. Под удивленными взглядами моих генералов, не собирая отчеты о потерях, не выясняя, почему половина гарнизона Мангазеи не вышла на бой — просто велел выдать мне дезинфицирующей самогонки — и заперся в «штабе». А утром — всё, как обещал Змей. «Колючий свитер» раздирал тело, а отчеты терзали разум. Что Глыба, что Аскуатла, что генералы поменьше сияли самоварами! Такая виктория! Немного хмурился только Черный Хвост, да Ннака, в целом, старался не отсвечивать в поле моего зрения. А у меня сердце кровью обливалось от озвученных потерь. За один день погибло более 50-ти воинов! Раненых было почти 130 — и это только достаточно серьезно раненые! Мелкие «царапины» мы уже не считали. Из госпиталя сообщили, что привезенные запасы бинтов, трав, мазей и дезинфекции почти закончились. У лучников не осталось стрел, нужно делать. В целом, снаряжение поизносилось, а заменять трофеями неразумно — у нас-то получше будет. Я сидел с восковкой в руках, складывал в столбик числа и мрачнел. За три недели настоящих серьезных боев было всего два. Везде мы уверенно побеждали, только вот всё равно моя армия таяла на глазах. Я потерял почти четыре сотни: примерно 240 человек сейчас валялись в мангазейском «госпитале» (четыре десятка раненых уже скончались от ран и, возможно, это не финальная точка), полторы сотни погибли. Золотых осталось 130 от двух сотен (еще одна двадцатка «гарнизонила» в Приморском княжестве); количество белых после вчерашнего сократилось до 70; черные с ополченцами потеряли больше всех, от семи сотен в строю осталось меньше пяти. Оцколи тоже сократились на целую сотню, но тут, в основном, из-за дезертирства. «Да как же они раньше воевали?! — недоумевал я, думая о древних воителях, в целом. — Месяцами. Годами! Без должной медицины, снабжения… Как все эти армии не передохли посреди войны?». Война нравилась мне всё меньше. Даже не из-за нравственных терзаний — они пока вышли вместе с перегаром. Терзания были чисто практического характера: у меня исчезала огромная боеспособная армия. Я захлебывался в заботах о раненых, о снабжении, а ведь мы еще толком не уходили от Моки. Максимум на два-три дневных перехода (что с учетом скорости больших войск растягивалось на пять-шесть дней). Стало очевидно, что пока к далеким походам я не готов. Мы не готовы. Да и времени не было: на носу уборочная страда, местные толимеки уже начали ощипывать копейный строй маисовых полей. А у меня большая часть войска оторвана от своих полей. Как их домой не пустить? Так и владыку могут поменять… Это я, конечно, шучу, совершенно убежденный в безграничной любви своих подданных. Вернемся. Может быть, на несколько дней позже, чем положено, но вернемся. Однако, сначала нужно разобраться с Закатным княжеством и князем-подкаблучником. Сегодня я буду наказывать. Похмелье — отличная приправа для грозного владыки-карателя. В первую очередь, выяснили, кто из Моки поддержал вторжение из Хетци-Цинтлы. Мои помощники уже допросили ряд товарищей, и выяснилось, что практически от каждого местного рода были добровольцы. Но многие рванули «бить четлан, спасть Толимеку» по личной инициативе. И только два рода поддержали Пиапиапаца активно, включая всё высшее руководство. Настало время публичной порки. Я послал людей к этим родам и велел выволочь всех, кого смогут. — Ваши роды опозорили себя, — начал я хмуро. — Вы предали клятву. Вы вызвали гнев Золотого Змея Земли. Бог ярится, и ярость его кипит в моей груди. Все! Все ваши мужчины, взятые в плен, будут проданы. Они утратят свободу навсегда. Вы же — кто не остановил их, кто поддержал и кто даже направил — вам отказано в праве жить в Моке. Собирайте пожитки и убирайтесь прочь! Завтра до полудня те, кто не уйдут — присоединятся к пленникам и также будут проданы. Ах да! Оставайтесь где-нибудь у берегов Мезкалы: может быть, тогда вам удастся выловить трупы ваших заложников, которых скоро казнят в Излучном, а тела, без погребения бросят в реку. Толпа ахнула. Люди смотрели на меня волками, но я выдержал каждый взгляд. Остальные жители Моки, равно как и других селений, должны четко понять: бунтовать — плохо, подчиняться — хорошо. А на освободившихся землях я поселю пару четланских родов и кого-нибудь из оцколи. Горцы. Пришло время для казни за номером два. Я уже знал версию Черного Хвоста, касательно вчерашних событий. Когда пришла пора делать вылазку, вожди оцколи разделились, некоторые побоялись идти в чисто поле против такой толпы. И Ннака принял сторону трусов, заявил, что обязан удерживать Мангазею. Таков, мол, мой приказ. Я не сильно удивился. Все-таки Мясо — не воин. Он неплохо (действительно, неплохо!) руководил разношерстной толпой наемников. Но лишь в составе общего войска. А вот, когда настала время самому решать, да еще в боевых условиях… Увы, при всех мозгах, потолок Ннаки — быть капитаном. Но никак не генералом. Вожди оцколи на этот раз сразу встретили меня хмуро. Понятно, что сейчас я подарки раздавать не стану. — Мне говорили, что в горах нет храбрее воинов, чем вы, — с наигранной грустью начал я. — Я поверил. Я обещал вам за помощь богатую добычу, обещал плодоносную толимекскую землю. А теперь мне начинает казаться, что воевать вместе со мной приехали трусы. До добычи вы жадны, а вот чести вам не хватает. Горцы вскочили. —Что?! — крикнул я гневно. — Не так? Так докажите мне обратное! Вчера за вас сражались и умирали мои люди. Теперь ситуация поменяется: вы пойдете первыми! И, если хоть кто-то из вас поступит так же, как вчера… Я сам пойду в горы! Я на каждом перевале буду выкрикивать имена трусов! Пока в самой дальней деревне не узнают об этом! Пока в самой глухомани бродячие охотники не начнут смеяться над вами! Понятно? Наказывать по-настоящему горцев не хотелось. У меня слишком мало осталось боеспособных войск. А вот замотивировать их не помешало. Лица вождей полыхали от стыда и гнева — кажется, мотивации прибавилось. На третье осталась самая большая толпа — пленники из Хетци-Цинтлы. Почти четыре сотни — огромная толпа! И вот этих-то я решил не карать вообще. Во-первых, не предатели какие-нибудь, не трусы, а честные враги. Во-вторых, у меня не было ни возможностей, ни желания возиться с ними. А в-третьих, эти ребята мне сейчас очень сильно помогут. Всю ночь пленники просидели прямо во дворах под бдительной охраной. Сейчас гигантское человеческое стадо согнали ближе к берегу реки и усадили на землю, привязав к тяжелым бревнам. Невдалеке от толпы натянули двенадцать навесов, где уже уселись одиннадцать переводчиков, которых я заранее проинструктировал. Последнее свободное место я занял сам. По команде черные брали дюжину пленников и отводили по одному в «допросные комнаты». Поначалу я расспрашивал очередного горемыку: кто таков, чем живет, о чем мечтает… — Жалко мне тебя, — вздыхал я предельно участливо. — Втравил вас князь в нечестную войну. Славы хотел, а теперь вся ваша земля огнем полыхать будет. Я ж не могу снести такого оскорбления. Будут гореть ваши села, кровь реки затопит. А кто виноват? Вот скажи, кто во всем этом виноват? Иногда пленники сами говорили, что виноват паскудный подкаблучник Пиапиапац. Иногда мне приходилось. — Ты ступай домой, — говорил я ошарашенному пленнику. — Глаза у тебя честные. Верю, что против моих людей ты больше оружие не поднимешь. А, вот если найдешь Пиапиапаца, да отрежешь его непутевую голову и мне принесешь — то не только княжество от разорения спасешь. Еще и получишь от меня богатства небывалые! Хлопка, соли, маиса — полную лодку! И даже стек-тлу дам… Одновременно со мной то же самое говорили остальные одиннадцать толмачей. После чего пленников освобождали, вели к берегу под белы рученьки и на лодке перевозили на западный берег Мезкалы. Что видели сотни пленников? Что с их товарищами по несчастью о чем-то говорили, а потом просто отпускали домой. А потом на допрос вели уже их самих… где им предлагали убить князя! Это что же?.. Это почему же тех опустили? А ведь и отпускали не всех. Я не зря велел спрашивать закатников о житье-бытье. Если попадался нужный мне мастер — такого я велел не опускать, а вести в отдельную клеть. После увезу в Излучное. А картинка у пленников вырисовывалась еще более реалистичная: одних — освобождают, других — наказывают. Видимо, отвечают по-разному? А мне, на самом деле, плевать было, как они отвечают. Главное, чтобы в каждом проснулось подозрение. Кто-то доберется до Пиапиапаца (которого, конечно, никто не убил, подкаблучник сбежал в числе первых) и расскажет ему о моих планах. И трусливый князь в каждом (в каждом!) станет видеть опасность и угрозу. А каждый житель Хетци-Цинтлы будет смотреть на князя своего и видеть вместо него лодку, набитую богатствами. Ох, и тяжело им всем придется! Такие враги в кулак уже не соберутся. Тотальное недоверие разрушит союз от любого резкого движения. А я еще планировал подлить масла в огонь: одни селения щемить всячески, а к другим относиться по-доброму. День клонился к закату, когда «стадо» полностью рассосалось. От четырех сотен остались три десятка (сплошь кулибины да левши), кого в ближайшее время отвезут на север. — Щемлением займемся уже завтра, — решил я. Всё-таки войску нужен хороший отдых. А коварным сплетням — время для распространения. Утром, в Мангазее, прямо за завтраком собрались все мои отцы-генералы. Даже пристыженный Ннака сел в уголочке. — Войну потихоньку сворачиваем. С завтрашнего дня начинаем вывоз всех ценностей и раненых в Излучное. Для этого часть войска останется в Моке. — Часть? — прищурился Глыба. Будь у него шерсть на загривке… — Совершенно верно. Не можем же мы оставить подкаблучника без ответного визита! Но пойдут немногие. У Хетци-Цинтлы сейчас вряд ли появится возможность хотя бы две-три сотни в кулак собрать. Драться они не станут. Будут прятаться и бегать. Поэтому и нам нужно не огромное войско, а сильный быстрый отряд. Аскуатла — ты даешь три двадцатки лучших стрелков. Отдашь им все стрелы, что есть. Прекрасная Слеза — пять двадцаток золотых. Хвост — пять двадцаток черных. Никаких ополченцев, только твои лучшие щитоносцы. Ну, а горцы пойдут полным составом — там у нас все лучшие! Командовать ударным корпусом я поставил Черного Хвоста. Глыбу, Муравья и Мясо оставил в Моке, чтобы не умалить их должности. Тем более, у Ннаки появилось много работы по транспортировке трофеев. Хвосту я дал список селений, которые велел не грабить. Ни под каким предлогом. — Задача простая: двигаться стремительно; где не ждут — бить; где ждут — уходить. Порхай, как бабочка, мой генерал, а жаль, как пчела. Людей не теряй, за барышом не гонись. Иной раз лучше просто сжечь, чем пытаться сохранить. Покорившихся — жалей. Первыми в бой посылай горцев — пусть искупают. И постоянно шли мне донесения! Два раза в день, не реже! Охотиться за князем, его стервой-женой и немногими оставшимися ему верными людьми у меня не было желания. Надо просто сделать жизнь закатников невыносимой. И сделать это надо за одну-две недели, потому что мы собирались уходить домой. И Хетци-Цинтла до этого времени должна быть если не усмиренной, то, хотя бы, лишенной сил для борьбы. Так прошло шесть дней. Хвост исправно слал гонцов, один раз даже пригнал небольшой караван с добычей. Война шла по плану, случилась пара крупных стычек, обе завершились успешно. Потери — минимальны. Горцы — искупают изо всех сил. А на седьмой день на дальнем берегу Мезкалы появился какой-то толимек, который принялся кричать и размахивать кожаным мешком. Увидели. Привезли. Познакомились. Толимек оказался Циаком — лидером деревеньки Батуль. А в мешке у него лежала голова Пиапиапаца. Князя-подкаблучника. Глава 17. Улыбка Дитя — Легкой дороги! — Иштлакоцил стоял на мостке — первом, который мы построили в Моке — и махал нам обеими руками. Желтое Лицо со своей двадцаткой был срочно вызван в Мангазею из Приморского княжества по радостному для него поводу — я решил назначить его наместником всех присоединенных территорий. А что? Командир неплохой, в ситуации разбирается, народ местный знает, с Тувуаком личный контакт уже наладил. Территория ему досталась огромная — не намного меньше, чем было у Ицкагани или Теплого Ветра в Крыле. Поэтому в войске его быстро окрестили Третьей Рукой. Обязанности, конечно, непростые. Куалаканой ему предстояло управлять непосредственно. В Ахатле сидел хитрый Тувуак, который будет нам верен до тех пор, пока надеется, что мы поможем ему свалить князя-пеликана. А вот что будет дальше… Но это вопрос будущего. С Закатным княжеством было и проще, и сложнее. Мы его так и не покорили, столицу не разграбили. Ибо пришел вождь Циак, принес голову старого князя и пообещал верно служить мне и какао с золотом поставлять. Меня это устроило. Наверняка многие в Хетци-Цинтле ненавидели Циака за его измену, так что марионеточный князек будет нам верен, ибо без четланских воинов ему долго не протянуть. Единственное, что настораживало: жена бывшего князя, которая уже успела стать женой князя нового. Клеопатра какая-то! Я стал серьезно задумываться о роли этой загадочной бабы в недавних событиях. Черт его знает, к чему она подтолкнет своего нового мужа… Но пока устранить ее не было возможности. Желтому Лицу оставили полную сотню золотых — большую часть того, что оставалось у Глыбы. — Твоя задача максимум, — напутствовал я Третью Руку. — Подавлять все выступления против моей власти и следить за князьями. Задача минимум: быстро предупредить о серьезных проблемах и удержать Моку до нашего подхода. Иштлакоцил с легкой улыбкой кивал — его новая нагрузка не напрягала. А вообще, парень умный, сообразил, наверное, какие выгоды сулит руководство покоренной провинцией. Так что я напустил строгий вид: — Людей не грабь! И другим не давай! Привечай тех, кто к нашей власти смиренно относится. А еще открой торговлю с нами для всех толимеков! Пусть увидят, что наша власть — лучше. Войско и остатки добычи вывозились на север в пять «рейсов». Я решил никого не посылать пешком — не сильно быстрее выходит. Сам уезжал последним заходом вместе с Белым воинством — всё раздавал ЦУ, никак не мог остановиться и отпустить проблему. Но в Излучном я тоже был нужен. Почти месяц отсутствовал! К тому же, настала пора проводить финансовую реформу. В смысле, вообще вводить финансы в оборот. …Если честно, я ожидал, что Излучное встретит меня сонной атмосферой. Все-таки месяц некому было пинать людей. Занятый войной, я попинывал через гонцов лишь производителей тумбаги и денег. Однако, ожидания мои не оправдались. Столица гудела ульем, в который залез лапой Винни-Пух, притворившийся тучкой. Оно и понятно: почти все отряды прибыли в Излучное раньше меня. Городок был полон баек, рассказов. Таверна и храм работали нон-стопом. Да, храм! Почти тысяча воинов спешила поблагодарить Золотого Змея Земли за то, что сохранил им жизнь. Раненые особенно рьяно благодарили, ибо видели смерть достаточно близко. Благодарить, конечно, стоило Сына Обезьяны, который с вдовушками и безродками спасал жизни дни и ночи. Многих удалось спасти. Без госпиталя потери оказались бы гораздо выше. Нет, надо выделить время и заняться здравоохранением плотно… Когда это время появится. К моему удивлению, шумел и рынок! С одной стороны, никто не приезжал с юга (оно и понятно). С севера тоже торговцев было мало, поставки меди заметно просели. Немногочисленные торговцы рассказывали тревожные, но смутные сплетни о грозных телодвижениях за пределами державы пурепеча. Кто-то куда-то шел, кто-то кого-то подчинял. Еще и Накацтли уехал в родные горы. Так вот! «Заграничных» торговцев было крайне мало, зато рынок заполонили мои ветераны. Вытряхивали сумки и корзины добычи на прилавки, продавали, не торгуясь. На внезапное богатство сбежались окрестные главы родов, старейшины и прочий люд. Ну, а еще страда началась. Излучинцы высыпали на поля, ополченцы и черные спешно к ним присоединялись. Даже я первым делом сходил на свою персональную делянку с картохой. Подкопал с десяток кустов — в этом году картофан не особо уродился. Позволил себе сварить немного, но решил, что этот урожай тоже полностью пойдет на семена. Первым, кого я позвал к себе, был Конецинмайла. Месяц всего прошел, а Дитя Голода сильно изменился. Брови его плотно сошлись над переносицей, непотопляемая ранее улыбка не всплывала поминутно на лице… Мне стало неловко. Нагрузил парня тяжелыми и не очень приятными задачами. Но я подавил в себе стыд и начал с дела. — Ты разобрался в записях Ннаки?