— Рисовал, — вновь односложно отозвался он. Вообще, складывалось ощущение, что я общаюсь со статуей. Ладно, маленькая деталь — с ожившей статуей. По крайней мере, эмоций в лице Лисёнка было не больше, чем в мраморном лике. Захотелось взять его за шиворот и слегка встряхнуть, но долговязый человеческий облик, в отличие от миниатюрного лисьего, подобного не позволял. Он рисовал. Просто прекрасно, что тут скажешь. С самого утра, что ли? Хотя, судя по виду, не удивлюсь, если и так. Моя «Галатея», неожиданно отмерев, вцепилась тонкими пальцами в запястье: — Пойдём, ты должна это увидеть. — Ну, пойдём, — слегка растерялась от экспрессии в его тоне я, послушно топая в комнату. Но едва остановилась перед развёрнутым к окну мольбертом, сама замерла не хуже жены Лота. — Это невоз… — я поперхнулась воздухом, не договорив. — Как это возможно? — Не знаю, — голос Лисёнка звучал не менее обескуражено. — Просто сидел вчера, смотрел на тебя и… и вот, — он неопределённо взмахнул рукой в сторону холста. А с холста, точнее с изображённого на нём портрета, смотрела я сама. Я подошла ближе, практически вплотную, надеясь на какой-нибудь обман зрения, галлюцинации, да демон знает, что ещё, но даже с расстояния менее двадцати сантиментов, картина осталась прежней. Это действительно была я, настоящая я, имею в виду, а не та, что теперь отражалась в зеркале. Та, чей облик был изучен донельзя за почти три десятка лет, а теперь почему-то казался чуждым и незнакомым. Но всё же, это была я. От безразличного взгляда почти прозрачных серых глаз, до узкой линии губ. От острых скул и подбородка, до мелких морщинок в уголках век. От множества сережек в ушах, до синих, коротко стриженных волос. Бред какой-то. Я сама не поняла, когда потянулась к картине, да и зачем. Очнулась, когда Вайс перехватил руку, не позволяя этого сделать. — Краска ещё совсем свежая, — извиняясь, пояснил он. — Ага, — машинально отозвалась я, с трудом переводя на него взгляд и встречая такой же, слегка ошалевший. Потёрла руками лицо, наверняка смазав утренний макияж. И констатировала: — Мне определенно нужно выпить. Конечно, мы выпили. Обжигающе горячий и чересчур сладкий кофе на кухне Лисёнка, потому как дойти до моей пока не было моральных сил. Я то и дело возвращалась мысленным взглядом к картине, прокручивая возможные варианты произошедшего — невероятного, но свершившегося. Но, в любом случае, длилось это не долго, ровно до того момента, пока кружка не продемонстрировала дно и не была отставлена в сторону. Я не была приверженцем ни одной из религий по вполне определённой причине — не могла верить во что-то, в чьём существовании невозможно убедиться. Именно эта причина и сыграла свою роль в данном случае. Я не верила в другие миры, пока не очутилась в одном из таких. Не верила в оборотней, пока один из них не продемонстрировал себя наглядно и во всей красе. С уверенностью заявляла бы, что нельзя достоверно нарисовать человека, которого ты никогда не видел, но теперь, убедившись воочию в обратном, сочла разумным принять ровно противоположную точку зрения. Да и успокоиться на этом, оставив вопросы «как?» и «почему?» до лучших времён. — Волосы, — прервал пятиминутку молчания Лисёнок, с вёдерной дозой кофе превратившись из сомнамбулы в самого себя. — Волосы, — согласилась я, запуская пальцы в шевелюру, теперь едва достигавшую плеч. Мастер в салоне, куда я наведалась по дороге из агентства, удручённо покачала головой, явно не горя желанием укорачивать «такие хорошие редко встретишь» пряди. Но клиент в моём лице был неуклонен и спустя примерно час выходил на улицу полностью удовлетворённым. — Устала эту тяжесть таскать. Мальчишка покивал понятливо, наверняка подумав о том же, о чём и я — могла ведь не ограничиваться удлинённым каре, а устроить нечто подобное пикси на портрете. Зелёного цвета, ради разнообразия, например. — Ладно, идём ко мне, — вытянув ноги и только сейчас заметив, что так и ходила по квартире Вайса обутая, предложила я. — Переоденусь, а потом расскажу, где сегодня была. Лис и не подумал спорить, и мы бодрым гуськом направились к выходу. Причём я, параллельно пытаясь отделаться от размышлений, с каких пор испытываю несвойственное прежде желание добровольно поделиться подробностями своей жизни. Не могу сказать, что Вайса рассказ о неожиданно обретённом месте работы порадовал. По итогу, после сообщения о начале трудовой деятельности с завтрашнего дня, он вообще нахмурился, хоть сумел почти сразу взять себя в руки и даже изобразить улыбочку. — Что не так? Мальчишка помялся немного, поразглядывал так и не отмытые до конца руки, но я была непреклонна, молчаливо ожидая ответа. Правда вместо него получила вопрос: — Зачем тебе это? Пришёл мой черед хмуриться недоумённо. В жизни не поверю, чтобы в таком возрасте он не был в курсе, зачем людям нужна работа. Значит, дело в чём-то другом. И надо же именно в этот момент сломаться радару, до этого прекрасно угадывавшему реплики Лисёнка ещё в процессе их озвучивания. Пришлось признаваться честно: — Наверное, мозг мне сегодня неплохо вынесли, потому что я тебя не понимаю. Он поколупал особо заметное пятнышко краски на запястье, не поднимая глаз. Вздохнул, как перед отправкой на расстрел. — Ты же тогда постоянно на работе будешь.