- Сколько ружей? - в лоб спросил Фэнд. Он привык без лишних слов решать деловые вопросы. - Тысяча. Одна тысяча стволов. - Да ты что дружок, спятил. Знаешь ты, что за это грозит? - Знаю. Виселица. - Известно тебе, сколько золота надо? - Да. - Я должен подумать. - Как долго? - Ну дня хватит. Приходи завтра. Бывший пират вовсе не собирался обманывать себя, будто слова алдонтина смутили его. Внутренне он давно был готов к этому. Единственное, что пугало: лишь бы кто-нибудь более проворный не перехватил заказ. Уэсду было что вспомнить о сотрудничестве с краснокожими. Когда во время Семилетней войны аборигены разделились на тех, кто был за франков и тех, кто поддержал энглишей, наступили прекрасные деньки. Правительство запретило скупать скальпы, так называемых своих дикарей. Фэнд за бесценок выменивал скальпы на огненную воду и продавал их франкам. Да, тогда денжата у него не переводились. Если бы не страстьк азартным играм, иметь бы ему плантацию сахарного тростника на юге, да сотню, другую черных рабов. Эта мысль навела на Уэсда щемящую тоску, но череда приятных воспоминаний быстро развеяла ее. Неплохо также зарабатывал Уэсд и на ловле беглых рабов. Чернокожие убегали с плантации и, не надеясь добраться до далеких северных колоний, где рабства не было, устремлялись в джунгли. Они создавали поселения среди недоступных болот и чувствовали себя в них прекасно, будто бы вновь вернулись в родные леса Черного Континента. Среди зловонных испарений малярийных болот смерть быстро находила белых людей. Мало кто соглашался охотиться на беглых рабов в тех местах. Но деловой смекалке Фэнда Уэсда не было предела. Он поставлял местным племенам краснокожих ружья, и они отлавливали беглецов, за бесценок отдавая их Фэнду. Он не мог не отметить, что при всей изощренности и коварстве во время войны, туземцы всегда были крайне порядочны в торговых операциях. Но такая партия оружия ему одному была не по зубам. И он вынужден был искать подельника. Кандидатуры лучше Бена Глэдтона не сыскать. Фэнд не сог вспомнить, приходилось ли ему встречать более беспринципного человека. Фэнд знал, где находятся огромные правительственные арсеналы. Их держали на случай войны. Далеко не каждый доброволец мог встать в строй со своим оружием. Вольный стрелок никогда не считал себя крупным аналитиком. Не был он и большим патриотом. Тем не менее, он искренне хотел верить, что война в ближайшее время не начнется и ущерб, нанесенный им государству, окажется все-таки приемлемым. Правительственный агент Уинстон Гудмэн блестяще выполнил первую часть государственного задания. Переселение по договору намечалось на вторую половину апреля. Все шло вроде бы гладко. Но Уинстон не торопился выехать из форта Стронг Джампинг. Ощущение тревоги не покидало его. Чем больше узнавал он алдонтинов, тем большей закадкой становились они. Внешне все выглядело вроде бы гладко. Но постоянно нарастающее противостояние прослеживалось во всем. Агент знал, как должны вести себя дикари после такого колоссального удара. Этот разлад, дезориентация, потеря политической воли. Дикари обязаны с открытыми ртами слушать проповеди миссионеров, стремясь хоть как-то приобщиться к миру цивилизации, который во всех отношениях выше всего того, что окружало их. Но ничего подобного не происходило. Алдонтины методично скупали порох, с поражающей быстротой познавали энглишеский язык, скрупулезно уточняли все тонкости учения проповедников без малейших признаков экзальтации. И что больше всего поражало: их мало интересовали чудеса, происходящие на протяжении тысячелетий с праотцами и избранными, но они жадно впитывали знания о реальной исторической обстановке и балансе сил. И что более всего пугало Гудмэна - дикари были равнодушны к огненной воде. "Порох, как основной компонент для создания огнестрельного оружия, рассуждал агент, - изобрели не энглиши. Его создал совсем другой народ, живущий за многие тысячи километров на противоположной окраине Старого Света". Злорадная ухмылка пробежала по лицу Гудмэна: "Да они создали порох. И что? Они продолжали использовать его для фейерверков и в то время, когда железные ряды монгольской конницы, гоня перед собой миллионы военнопленных, смели с лица земли империю Сун. Они так и не смогли сделать из пороха оружие и в то время, когда беспощадные манжуры, топя страну в крови, разгромили империю Мин". Гудмэн стоял на восточном берегу великой реки. Ее истоки находились где-то далеко-далеко на северо-западе в заснеженных Скалистых Горах, куда удавалось добираться лишь горсткам отчаянных путешественников. Для них жажда познания была важнее всего золота на свете. Эти люди были энглишами. Первопроводцы, исследователи, инженеры, изобретатели, мореплаватели, даже просто рачительные фермеры. Везде и во всем энглиши превосходили другие народы. "Где он, великий Китай, родина пороха, шелка, фарфора, гениальных философов?" - задал себе вопрос Уинстон. Ответ был заранее готов. Империя Цин, основанная манжурами, бесконечно отстала от передовых стран планеты, и к ее слабеющему телу уже подкрадывались, как стервятники, передовые отряды энглишей и стремящихся не отстать франков. "Через несколько десятков лет только в учебниках истории, подумал агент, - можно будет узнать, что на этих землях жили алдонтины. Они обречены. Это только вопрос времени". Он вновь вспомнил глаза Расщепленного Дуба. В них было что-то такое, что не позволяло успокоиться. Из головы никак не выходили слова вождя: "Кровь убитых энглишами наших братьев стучит в сердцах алдонтинов. Но алдонтины не безумны. Мы готовы уйти". "Нет, это не слова дикаря. Вождь - тонкий политик. Он знает, что они вернутся. Не впасть в отчаяние после такого побоища? Гудмэн поставил себя на место алдонтинов. Его даже передернуло. А они уходт на запад вовсе не затем, чтобы раствориться в бескрайних лугах. Они готовы взять реванш. "Энглиши - великая нация, - с гордостью отметил Уинстон, - нация талантливых, дисциплинированных, высокоорганизованных людей. И нет ей равных в этом мире сегодня". Вдруг будто молния пронзила мозг. Сегодня, сегодня, сегодня! Это слово заполнило собою, казалось бы, все вокруг. "А вчера, а завтра" - с изумлением подумал агент. В глазах стояли стены великого Вавилона. Нет, не огромные стены столицы мира, еще не познавшие позора. Не те страны, гордыня которых еще не была сломлена топотом сандалий персов и македонцев. Он видел жалкие развалины города, заносимые пылью сухих ветров на задворках Османской империи. "Подъем государства энглишей был очень быстрым, - неожиданно осознал Уинстон, - ведь еще двести лет назадвовсе не энглиши преобладали на планете. Болтуны в кабинетах могут сочинять для дикарей басенки о биологическом превосходстве белой расы и подавать их туземцам на ужин вместе со сказками миссионеров. Но человеку, который хочет хотя бы на шаг идти впереди событий, вся эта стряпня не годится. Надо быть глупцом, чтобы не видеть объективно - у алдонтинов есть все шансы изменить ход своей истории". "Промышленный и научный взлет, поднявший государство энглишей к вершинам богатства и славы, - продолжал рассуждать пытающийся поймать все время ускользающую нить истины чиновник, - слишком многим вскружил голову. И сегодня они готовы весь мир во всем его многообразии рассматривать только через призму этого взлета. А это может привести к большим, очень большим ошибкам". Гудмэн вскинул подзорную трубу и направил взгляд вдоль реки. Выше по течению алдонтины в заводи, растянувшись на вертких, юрких челноках в длинную цепь, забрасывали огромную сеть. Их движения была слаженными, четко отработанными. Улов превзошел все ожидания. Огромные жирные рыбины, блестя серебром чешуи и жадно глотая воздух тщетно пытались вырваться на волю. Краснокожие, ловко выхватывали скользкие тела из сети, тут же наносили каждой крупной рыбине короткий удар веслом по голове. Гудмэн неожиданно поймал себя на мыслиЯ, что эта сцена завораживает. Как жаль, что под рукой не хватало холста и красок. "Нет, все далеко не так просто,- взламывая пласты лжи и стереотипов, пробивался к истине правительственный агент. Все великие цивилизации, как колосс на глиняных ногах, рушились как раз в то время, когда, казалось бы, находились в зените славы". Гудмэн до корней волос был энглишем. Аристократ, джентельмен, истинный патриот. И если нации и государству угрожала реальная опасность, его личные интересы уходили на задний план. Такие, как он, составляли костяк империи. "Предки энглишей - ему показалось, что он уже ухватил эту путеводную нить, гонялись друг за другом с каменными топорами в то время, когда в других странах уже существовали великие цивилизации. ""Уинстон осознанно не сказал себе "наши предки". Он должен быть объективен во всем. Он должен видеть все со стороны. Пусть это нелегко. Но уинстон Гудмэн не имеет права ошибаться. "Где были великие предки энглишей, когда шумеры с неимоверным напряжением сил осушали низовья Тигра и Евфрата, превращая малярийные болота в цветущие сады и пашни, а одним движением руки фараоны гнали сотни тысяч египтян строить великие пирамиды", - не мог не задать себе вопрос Уинстон. Густая пелена стандартных заблуждений охватывала сознание. Гудмэн был до конца честен перед собой. Он был близок к пониманию реальных закономерностей развития. И он пробивался к ним, разрывая эту перену. "Что мешало предкам энглишей выйти на историческую арену в то время, когда финикийцы покрыли сетью своих торговых баз все Средиземноморье, а эллины с точностью до одного процента умозрительно измерили диаметр земли, - продолжал терзать себя Гудмэн, - и, наконец, почему они так и не смогли ответить на вызов Вечного Города, когда легионы Цезаря железной поступью прошли Остров Туманов, превратив землю энглишей на четыреста лет в рядовую колонию Римской империи". Перед глазами мелькали фаланги македонцев, неукротивые гунны, армады арабов, рвущиеся из пустынь в цветущие города, бесстрашные викинги, горстки которых наводили ужас на прибрежные города, беспощадные орды монголов, покрывшие собою три четверти Старого Света. Они появлялись ниоткуда и уходили в никуда. Уинстона осенило! Все становилось необычайно ясным и простым. Он, наконец-то, понял, что надо делать. Алдонтины не уйдут на западный берег. Ни один! Никогда! Их всех надо немедленно уничтожить. Неожиданно. Сразу. Одним ударом. Всех поголовно. Пушки, корабли, пехота, конница. Окружить и беспощадно . . . Мыль работала лихорадочно. Надо назначить день переселения, оказывать помощь, не подавать вида. А когда все дикари соберутся в одно место . . . Уинстон Гудмэн почувствовал головокружение и ужасную усталость. Ставшие будто бы ватными, ноги отказывались держать тело, руки повисли, как две плети. Он весь покрылся холодной испариной. От усиленной работы мозга, голова раскалывалась. Кровь, как удары молота, стучала в висках. Уинстон закрыл глаза и на мгновение словно провалился в пустоту. Закаленный невзгодами, сильный организм быстро одолел неимоверное напряжение. Гудмэн неспеша достал шелковый носовой платон, вытер пот. Твердым, уверенным шагом Уинстон шел к форту Стронг Джампинг. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ - Сэр! Я продолжаю настаивать на том, что эта операция крайне необходима. Гудмэн уверенно смотрел в глаза генерал-губернатора. Эта уверенность не позволяла его собеседнику собрать воедино несокрушимые аргументы, которые и камня на камне не оставят от доводов Гудмэна. Эта уверенность вселяла ростки сомнения в генерал-губернатора Вайтстоуна. - Гудмэн, вот уже шестой год как огромные территории вдоль восточного побережья Отца Рек перешли под наш контроль. Здесь на юге у нас полно дел. Не в последнюю очередь благодаря вашим амбициям мы пошли на ускорение реализации плана сооружения Великого Водного Пути. Кто убеждал, что с алдонтинами не будет проблем? В эту кампанию мы вложили такие деньги. А результат? Кому нужен этот путь, если по нему можно будет плавать только на военных судах? - Сэр! Мы явно недооценили алдонтинов. Но поверьте мне, оттого что мы закроем глаза на проблему, она не исчезнет. Алдонтины объединились с шауни. Я понимаю, западный берег в настоящее время не входит в круг наших интересов. Эти земли подконтрольны спейнам. Но как это объяснить туземцам? Шауни - это несколько тысяч всадников. Форт Стронг Джампинг не достроен. Гарнизон мал. Мы предполагали, что равновесие будет держаться на страхе туземцев. Но этого не произошло. Я молю Бога, чтобы они не напали первыми. - Гудмэн, вы уверяли, что после ночного побоища алдонтины как народ перестанут существовать. - Я уже не первый год работаю с туземцами. Такого удара не выдержал бы никто. Мы рассчитывали, что после шквала картечи в живых останутся единицы. Кто мог ожидать, что они переждут обстрел под шкурами? Генерал-губернатор Вайтстоун был далеко не молод. Ему очень нравился его шикарный кабинет в резиденции на окраине Нового-Ормеала. Из окон открывался прекрасный вид на Отца Рек. Гигантские размеры реки, плавно переходящей в Спейнский Залив, глубоко врезающийся в самое подбрюшье Континента, просто завораживали. Перед зданием во всей своей изумрудной красоте, лаская взор зеленела обихоженная заботливыми руками чернокожего садовника лужайка. Стройные пальмы, как вышколенные солдаты оберегали убегающую вглубь парка дорожку, аккуратно посыпанную молотой гранитной крошкой. На юг и на восток, куда ни кинь взгляд, простирались плантации сахарного тростника, апельсиновые рощи, лениво паслись стада жиреющих на тучных лугах быков. Огромный город с его широкими проспектами, великолепными дворцовыми ансамблями, неотразимой набережной, многочисленными памятниками достался энглишам как подарок судьбы. Франки, у которых было на что уехать, быстро покинули город, перебравшись по большой части не в метрополию, а на экваториальные острова, принадлежавшие короне. Но в основном население осталось. Натурализовавшиеся краснокожие, метисы, мулаты, квартероны, самбо, вольноотпущенные рабы, спейны не сумевшие найти общего языка с законом --кого только не было здесь. Город кишел питейными и игорными заведениями. И редким утром полиция не находила кого-либо с давно небритым лицом и умело перерезанным горлом. Территории, растянувшиеся от Нового Ормеала до Великих Озер вдоль Отца Рек ввиду незаселенности еще не получили статус колоний. Они временно являлись одной огромной провинцией. Дл удобства управления резиденция генерал-губернатора располагалась в Новом Ормеале. Срок службы Вайстоуна приближался к окончанию. Буйный, необузданный, но такой предсказуемый и управляемый город был ему близок и понятен. Далекий форт Стронг Джампинг и неведомые алдонтины казались чем-то нереальным и бессмысленным. Но агент Гудмэн все также дерзко смотрел в глаза Вайтстоуна. Генерал-губернатор с нескрываемой досадой бросил взгляд на агента. - Хорошо Гудмэн. Подготовьте конкретные письменные предложения с точным расчетом необходимых сил и средств. Мы рассмотрим их. Годы брали свое. И Джеймс рич не мог не считаться с этим. В молодости он веселился под черным фрагом, украшенным черепом и скрещенными костями. Затем помогал чернокожим добираться до плантаций. Конечно, не все из них спешили на новое место жительства и работы. Но не принято было спрашивать их об этом. Однажды рабам непонятно как удалось вырваться из трюма Джеймс оказался в числе очень немногих оставшихся в живых. Он успел направить свой ялик в сторону от охваченного мятежом корабля. В суматохе Рич не забыл спасти корабельную кассу. А так, как на эти деньги претендовать было уже некому, они и стали основой, которая позволила прожженному пройдохе превратиться в добропорядочного буржуа. На паях он стал совладельцем небольшой, но еще довольно-таки крепкой шхуны. Вскоре компаньон, здоровье которого было подорвано не только ветрами скитаний, но и неимоверным количеством употребленных горячительных напитков, приказал долго жить. Наследников не оказалось. Джеймс не экономил денег на похоронах. В этот день он стал в два раза состоятельнее. Умудренный жизненным опытом морской бродяга как нельзя лучше усвоил мысль: "Обожжешьс на молоке, на воду дуть будешь", - вполне резонно рассуждан он, став заправским шкипером. Джймс был и хозяином и капитаном своей посудины и кабатажные рейся его вполне устраивали. Когда Новый Ормеал перешел к энглишам, рейсы между ним и Бигтауном стали не только весьма безопасными, но и хорошо оплачиваемыми. А когда началось строительство форта Стронг Джампинг, Рич был среди первых, кто поднялся вверх по великой реке в глубь Континента. Рич никогда не гнушался контрабандой. Но вряд ли им двигала жажда наживы, скорее желание вновь и вновь испытать риск, потребность в котором была настолько же естественна как и в еде, сне, алконоле. После принятия закона о гербовом сборе, а особенно после введения новых совершенно необоснованных пошлин на ввозимые в колонии товары, Джеймс Рис готов был стать под любые знамена, лишь бы хоть как-то бороться с этим нарастающим произволом. И деловое предложение, выдвинутое Фэндом Уэсдом и Беном Глэдтоном, вызвало у него целую гамму чувств и переживаний. Рич согласился. Братья Буш никогда не считали себя неудачниками. Но добиться чего-нибудь существенного им также неудавалось. Ни попытка варить из клена сахар, оказавшаяся делом муторным и малодоходным, ни, вроде бы успешно начавшееся, производство поташа, больших денег не принесло. Все они, как песок сквозь пальцы, очень быстро исчезали в игорных домах, притонах, питейных заведениях. Но оптимизма семейству Буш было не занимать. И разочаровавшись в одном деле, они с прежним энтузиазмом брались за другое: валили лес, строили мосты, торговали скотом. А когда становилось совсем туго, отогревались на ферме старика Буша. Фэнд Уэсд был давним приятелем папаши Буша. Им было что напомнить друг другу о старых добрых временах. Старик не без уважения относился к законам и в воскресенье с завидной пунктуальностью посещал храм. Но, как понимал его старый добрый друг, речь шла не столько о замаливании прошлых грехов, как об авансировании новых. Уэсд полагал, что для выполнения такой сложной работы нужна более квалифицированная команда, но вполне резонным был вопрос: "А где ее взять?". Толковые ребята на дороге не валяются. Узнав в чем суть дела, заботливый папаша тут же потребовал вдвое повысить сумму оплаты, справедливо полагая, что других исполнителей можно начинать искать, лишь ликвидировав семейство Буш. Но в предверии операции такого масштаба стоит ли размениваться по мелочам? Ход мыслей старика Буша было донельзя близок и понятен Уэсду и Глэхдтону. Поэтому они заранее занизили тариф ровно вдвое, учитывая аппетит старого хищника. Бочонок старого доброго ямайского рома был не настолько мал, чтобы к утру уже закончиться. А на ферме было достаточно индеек, чтобы снимая с вертела покрытую золотистой корочкой, блестящую плавленным жиром тушку, осторожно не задать себе вопрос: "Не последняя ли". Проспав до обеда, подельники, превозмогая головную боль и борясь со сквернейшим настроением, все же нашли в себе силы отправиться к месту будущих событий. Государственный арсенал находился рядом с казармами четвертого пехотного королевского полка. Удар по складам возможен только во время военных действий крупным морским десантом противника. Нападение краснокожих исключалось. Они были на далеких западных границах. Блокгаузы были сооружены из вековых дубов. Кованые двери, огромные замки - все это выглядело весьма внушительно. Вся территория арсенала была огорожена высоким частоколом и почти примыкала к реке, впадающей в океан. Склады охранялись отдельным отрядом. Караульное помещение находилось в центре участка. По двое часовых охраняли ворота, и каждый из трех блокгаузов. Всего было три караула. Смена караула проходила каждые четыре часа. Папаша Буш сразу сообразил, что на каждого члена команды приходятся по трое солдат. Он тут же довел мысль до логического конца: "Для гарантии успеха придется вырезать всех". Ближе к полуночи в зарослях, немного ниже по течению, остановился плот. Младший из Бушей остался охранять его и вьючных мулов. До складов было не более семисот шагов. Вся команда: папаша, шестеро сынков и сами организаторы вплотную приблизились к воротам и залегли в ожидании смены караула. Ровно в полночь смена закончилась. "Откуда у этих парней такие здоровенные куски золота", - попытал подумать старый Буш. Но Фэнд Уэсд уже торопил: "Пора". "Ну с Богом" - в сердцах произнес старик, искренне веря, что никакой натяжки в этой фразе нет. Сыновья поддержали его. Все мысли Уэсда и Глэдтона были полностью заняты делом. Им некогда было укреплять себя теологическим обоснованием операции. Пожалуй, этот вопрос они отложили на потом. Окружающая обстановка как нельзя лучше способствовала успеху. Март в Бигтауне - это уже весна в разгаре. Дул порывистый ветер. И солдаты вряд ли услышат шорохи. Ночь была безлунной. На небе ни звездочки. Выходит, молитвы старика дошли до адресата. Оставалось не наделать глупостей. Девять бесшумных теней скольнули в кромешной темноте. Сам Фэнд и Иаков Буш забросили арканы на частокол. Высота не превышала двух человеческих ростов. Несколько ловких движений, и они уже за бортом. Две вышки стояли по обе стороны ворот. На каждую вышку вела добротная лестница. Добравшись до лестницы, Фэнд взял нож в зубы, и, упираясь руками и ногами, мягкими кошачьими движениями, почти не надавливая на ступени, стал медленно подниматься вверх. Лестница была старая. Но набухшие под проливными мартовского дождями сосновые доски совсем не скрипели. Часовой стоял оперевшись на длинноствольное солдатское ружье. Он совсем не чувствовал приближение опасности. Не было смысла смотреть по сторонам. Разве увидишь хоть что-то в кромешной тьме?