— Нет. 15 — Хорошо, Никита Дмитриевич. Я тогда пойду? — со сбивающимся дыханием спросила я. — Нет. — Что-то еще? — с непониманием в голосе озвучиваю я, хотя в голове закрались мысли: «А что, если сейчас все произойдет как в фильме? Он крепко прижмет меня к себе, уткнется носом в мою макушку и признается в том, что я очень давно ему нравлюсь». Но в жизни все произошло иначе. Воронцов вел себя совершенно спокойно и обычно, даже несмотря на то, что больший процент его тела сейчас не скрыт одеждой. Наготы своей начальник, однозначно, не смущался. Он так же как всегда занял свое место за рабочим столом, сев на дорогое кресло. И все это смотрелось очень неорганично, но в то же время как-то маняще. Ведь не каждый может увидеть такую картину. Строгий интерьер, большой и тяжелый дубовый стол, монументально стоящий посередине кабинета, ровные стопки сложенных бумаг, папки и Никита Дмитриевич в центре всего этого, будто заблудившийся серфер, у которого украли доску. — Просто решил напомнить, что сегодня в два мы едем на встречу. Ты подготовила контракт? — Да, конечно. Воронцов удовлетворенно кивнул и уставился в свой компьютер, после удостоив меня только безэмоциональным: «Ступай». Пфф, ступай? Ступай? Он серьезно? Кто вообще последние сто пятьдесят лет использует это слово? Я думала, что оно исчезло вместе с крепостным правом. Так и представляю, как богатая аристократичная дама преклонных лет, чуть поджав свои суховатые тонкие губы, отпускает такой фразой свою служанку, которая накрыла на стол и спрашивает, желает ли ее хозяйка еще чего-нибудь. Уже в приемной, когда плотно закрыла дверь кабинета начальника, я позволила себе слабость и, скривившись, закатила глаза. Сначала, я не понимала, чем вызвана такая реакция, ведь не одной глупой формулировкой. Но озарение снизошло на меня достаточно быстро: «Босс никак на меня не отреагировал!» Точнее, отреагировал, конечно, но как на сотрудника, а не как на женщину. А мне, признаться, хотелось увидеть в глубине глаз интерес, одобрение и даже желание. Грубо говоря, потешить свое самолюбие тем, что такой мужчина как Воронцов положил на меня глаз. Прохладность его меня и разозлила. Раздраженная, я села за свой стол и краем глаза увидела свое отражение в темном мониторе выключенного компьютера. А ведь я далеко не уродина. Я красива и даже очень. Так неужто у меня не получится соблазнить какого-то Воронцова? На секунду в мою голову ворвалась мысль, что сейчас я веду себя будто Лерочка. Но я отогнала эту думу. Ведь бывшая секретарша была нацелена не на Никиту Дмитриевича, а его состояние. Я же хочу просто позабавиться, и чужие деньги мне вовсе не нужны. Содержанкой стать я никогда не мечтала. Мое страстное желание — стать уверенной в себе, успешной женщиной. Может быть, даже бизнес-леди. И, чтобы почувствовать себя увереннее, я добьюсь того, что Воронцов посмотрит на меня иначе. Как тогда в клубе. Практически до двух часов я завертелась среди кандидатов на место секретаря Никиты. Потенциальные коллеги были очень и очень разными. Сегодня я поговорила и с интеллигентным мужчиной лет пятидесяти, и с накачанным парнем похожим на бодибилдера, и с яркой девушкой с тоннелями и зелеными волосами. Нет, были, конечно, и обычные среднестатистические кандидаты, но заинтересовала меня именно девушка с волосами цвета старой доброй зеленки. Она на фоне остальных выделялась острым умом и настоящим желанием работать. Пожалуй, ее резюме я и отнесу начальнику. Хотя сначала были сомнения, такая и подсидеть может. Но лучше здоровая конкуренция, чем секретарь-бездельник. К двум часам я была уже в полной боевой готовности. Освежила макияж, на губы нанесла полупрозрачный блеск с клубничным ароматом, распустила волосы и чуть взъерошила их, даже контракт не забыла. Так, прижимая папку к груди, я подошла к двери Воронцова и занесла руку, чтобы постучать, но не успела. Она распахнулась на долю секунды раньше, чем мои костяшки соприкоснулись с деревянной поверхностью (благо открывается она от меня, и ни один нос не пострадал). На пороге возник Никита, уже облаченный в костюм, который ему привез водитель. — Пунктуально, Арина, — усмехнулся Воронцов, находясь в нескольких сантиметрах от меня. Босс пропустил меня вперед и жестом указал продвигаться к лифтам. Из двух мы выбрали личный, которым может пользоваться только начальник и его приближенные. Он ведет сразу на подземную парковку. Правда, есть и минус в такой привилегии. Комнатка лифта раза в четыре меньше, чем большой общий лифт, и мы находились достаточно близко друг к другу, чуть ли не соприкасаясь. Мне даже на руку. Стоя чуть впереди, нежели начальник, я пыталась включить свою внутреннюю кошку на максимум, чтобы выиграть в состязании с самой собой. О да, это было именно состязание между скромной затюканой малышкой и страстной подросшей Ариной. Делая вид, что поправляю платье и разглаживаю на нем складки, кладу руки на пикантное место, которое у меня отличается внушительным размером, и медленно веду вниз. Ответом от Воронцова на такое движение мне становится сдавленное сглатывание, звук которого в маленьком лифте звучит как-то особенно. Когда двери разъезжаются, мы оказываемся на подземной парковке. Вышагивая из лифта, я смотрю под ноги, мой взгляд останавливается на офисных туфлях, а в голове тревожным звоночком звучит мысль: — Мы же не переоделись. Согласна, сформулировано корявенько. Лучше было бы сказать: "Мы не надели верхнюю одежду и уличную обувь". У меня в последнее время проблемы с ориентированием во времени — оно летит так быстро, что я до сих пор не привыкла, что уже пришла зима. — Не беспокойся, мы не замерзнем. Подъедем прямо на место. Как-то я упустила момент, когда начальник стал обращаться ко мне без отчества и на "ты". Указывать ему на это как-то неудобно, да и меня не задевает, поэтому пусть будет так. — Хорошо, — соглашаюсь с Воронцовым и пропускаю его вперед, потому что, как выглядит машина начальника, я не знаю, видела его только на мотоцикле, и очень хорошо, что едем мы сегодня не на нем. Через ряды машин и пустых парковочных мест Никита Дмитриевич приводит меня к месту для привилегированных. Конечно, как я не догадалась! Где еще может стоять машина всего такого важного Воронцова? Мужчина галантно открывает мне переднюю пассажирскую дверь и подает руку, чтобы помочь сесть. Я на автомате хватаюсь за нее. Горячая теплая ладонь будто бьет меня слабым разрядом тока, а по телу расползается теплая волна. Пытаюсь избавиться от этого чувства, пока начальник спокойно обходит машину и садится за руль. А на меня накатывает чувство полной несправедливости. Как так? Почему я изнываю и мучаюсь, а ему хоть бы хны? Даже бровью не повел, когда я прикоснулась к нему и, сексуально изгибаясь, залезла на это наиудобнейшее кресло. Я вам покажу, Никита Дмитриевич! 16 Машина трогается, мы выезжаем с подземной парковки. Воронцов ведет машину очень уверено. Складывается впечатление, что он все делает именно так. За окном порхают снежинки, иногда прилипая к стеклу. Это позволяет их изучать, чем я и занимаюсь. Рассматриваю каждое ответвление, зигзаг, кристалик, лишь бы отвлечься от изучения мужчины: его мощных рук, сосредоточенных глаз, щетинистого подбородка, очерченного кадыка. — Долго нам ехать? — зачем-то спрашиваю я. — Десять минут, но учитывая пробки — двадцать-двадцать пять примерно, — говорит Воронцов то, что я и до этого прекрасно знала, ведь сама на всякий случай изучила, в какое время нам надо выехать, чтобы не опоздать на встречу. А спросила я, чтобы нарушить давящую тишину в машине. Никита Дмитриевич это понял, судя по поднявшимся вверх уголкам губ. Ну и пусть. Пусть думает, что хочет, зато мне стало легче. Бывают такие моменты, когда совершенно не хочется слушать тишину, когда создается впечатление, будто ты один, в пустоте, и это пугает. — Скоро Новый год, — говорит Воронцов очевидное. Мне даже на секунду кажется, что он каким-то образом отсканировал мое состояние и прочитал желание поговорить. Или на такую мысль его натолкнули рабочие, собирающие большую конусную елку перед известным торговым центром. — И у меня будет к вам несколько поручений, — продолжает начальник. — Я предлагаю сплотить коллектив какой-нибудь акцией или украшением офиса, например. И еще надо организовать корпоратив перед самым тридцать первым, конечно. — Сплочение коллектива — это интересно, — задумчиво киваю я, переводя взгляд на начальника. В душе поднимается волна тепла и радости. Мне сразу же вспоминаются беззаботное детство и отрочество, замечательное чувство приближающегося праздника, которому способствовало практически все вокруг: новогодняя реклама с красным грузовиком, ряженые актеры, детские песни, радостные крики и игры в снежки, прогулки по зимнему лесу, поход по украшенным торговым центрам и, конечно же, долгожданные подарки. — Вижу, идея тебе понравилась, — довольно лыбится Воронцов, увидев мои горящие глаза. Надеваю маску безразличия, чтобы начальник не видел того, насколько сильно мне понравилась эта идея, не видел детской радости. А сама уже начинаю продумывать детали и прикидывать варианты. — Буду ждать предложений, — Воронцов не ставит сроков. Это кажется мне странным, ведь обычно все его указания очень четкие и строго ограничены по срокам. Снова отрываюсь от созерцания маленьких снежинок и перевожу взгляд на мужчину за рулем. Замечаю, что в нем что-то неуловимо изменилось. Кажется, руки, лежащие на руле, сжались сильнее, а глаза потемнели. Такая смена заставляет меня напрячься и немного занервничать, но вскоре я понимаю, в чем дело. Воронцов избегает смотреть на меня. Почему, я начинаю догадываться. Закидываю ногу на ногу так, что сверху оказывается бедро, которое не скрывает глубокий разрез платья, чтобы проверить свои предположения. Глаза начальника лишь на секунду опускаются на обнаженную кожу, но я успеваю заметить знакомые огоньки. Такие я видела той ночью, когда он внезапно появился в моей квартире. Самодовольно улыбаюсь. Не так уж я и плоха. Точнее очень даже хороша. От соблазнения Воронцова меня отвлекает вибрация телефона. Захожу в общую беседу институтской группы, где началось какое-то оживленное обсуждение. Читаю все, что было до того, как я зашла. Ребята предлагают собраться, а именно: снять домик в большом загородном комплексе и отпраздновать там самый главный зимний праздник. Пишу, что пока не могу дать точного ответа и сделаю это позже. Мне хочется встретиться с одногруппниками, но внутреннее чутье подсказывает мне: до тридцать первого я успею настолько устать, что ехать мне никуда не захочется. Думаю, что со сплочением коллектива, годовым отчетом и организацией корпоратива я заверчусь слишком сильно. И уже представляю, как в последний момент буду заставлять себя встать с кровати, привести в нормальный вид и куда-то ехать на всю ночь. Пара одногруппников подключается к беседе. Парни начинают шутить, рассказывать о том, как у них дела. В своем особом стиле рассказывают: так, что хочется смеяться, а иногда и краснеть от стыда. Но на лице все-равно появляется теплая улыбка — за годы совместного обучения все они стали какими-то родными. Группа не забывает про меня даже сейчас, когда я перевелась с очной формы на заочную, потому что так удобнее работать. — Приехали, — сухо, как электронный голос в автобусе, оповещает Воронцов. С удивлением перевожу на него взгляд, будто спрашивая: «Что случилось?» — Арина Анатольевна, отключите телефон на время встречи, пожалуйста. Ах вот оно что! Суровому Воронцову не понравилось то, что я улыбаюсь кому-то неизвестному. Немного кривлю лицо, дабы показать, что такая его реакция мне не нравится, а после действительно выключаю телефон. Не потому, что покорно следую указам Никиты, а из-за того, что понимаю, что звук мобильника может помешать ходу переговоров. Воронцов не обманул: мы не замерзли, он подъехал прямо ко входу в ресторан, и на улице мы были не дольше десяти секунд. Внутри нас уже встречают несколько серьезных мужчин в строгих костюмах. Для переговоров они выбрали отдельную кабинку с удобными диванчиками. Официант принес заказанные блюда, но в процессе переговоров к ним почти что никто не притронулся. Только изредка мужчины касались вилкой тарелки, будто для проформы. Я не ела совсем, потому что нервничала. Это была моя первая встреча такого рода. Я примерно представляла, как все должно происходить, но тревожное состояние все-равно присутствовало. — То, что вы нам предлагаете, звучит достаточно интересно, — начинает говорить директор компании, с которой мы хотим сотрудничать. Мне начинает казаться, что за такой формулировкой скрывается какое-то «но». Напрягаюсь уже всем телом и чувствую, что скоро совсем взорвусь, как спины касается горячее прикосновение. Вздрагиваю. На лице Воронцова появляется спокойная подбадривающая улыбка. Его рука еще раз касается поясницы теплым порхающим движением, а после перестает меня касаться. Несмотря на мои опасения, переговоры заканчиваются хорошо, мы подписываем контракт, и все остаются в плюсе. Наши новые партнеры — кучка мужчин в галстуках, встают, жмут руку Воронцова, галантно прощаются со мной и уходят. Я облегченно вздыхаю, откидываясь на спинку дивана, а начальник усмехается: — С почином! Не переживай, у меня в первый раз тоже так было. Знаешь, что помогло отвлечься? — Что? — Мы заказали огромную порцию шашлыка и ели ее полвечера. Я откровенно начинаю хохотать, представляя юного, еще щуплого Воронцова, жадно поглощающего большую порцию мяса, пытаясь излечить этим свою нервную систему. Наши с боссом взгляды падают на тарелки с салатом, которые мы заказали. — Тоже не хочется? — понимающе спрашивает он. Согласно киваю, ведь огромные листья салата с кусками овощей и еще чего-то непонятного не вызывают у меня аппетита. — Закажем пиццу в офис? Или лучше вина?