Завидую его спокойствию. Народ на берегу встретил нашу высадку нехорошими взглядами и злобными ругательствами. Как я и предполагал, весь негатив изливался исключительно на Мелконога, меня с Бякой нелегалы игнорировали. Даже более того, лесовика от нас отделили и повели неведомо куда. Ну а мы остались под навесом, где уселись за стол, на котором вскоре появились простые, немудреные яства: каша, слегка приправленная сливочным маслом, нарезка из уже позабывшейся черемши и огородной зелени, миска с кусками вареного мяса. Да уж, покормили нас куда лучше, чем в первые дни моего пребывания в фактории. А ведь здесь мы пленники с неясными перспективами, а там были свободными людьми. Я слегка приободрился. Хотели бы убить, не стали бы переводить на покойников недурственную пищу. Надеюсь, что это не последняя милость для приговоренных… Поев, мы просидели без дела около часа. Нас никто не беспокоил, и даже охраны вроде как не видать. Но куда-либо убежать, находясь посреди оживленного поселка, изначально неудачная затея. Но на всякий случай я начал подумывать о том, чтобы прогуляться. Допустим, сходить к берегу озера. Если окрикнут, сделаю честные глаза и скажу, что хотел умыться. И заодно поблагодарю за сытную и вкусную кормежку. Глядишь, сильно бить не станут. Или лучше не испытывать терпение нелегалов? С решением определиться не успел. К столу подошел невысокий толстый мужик и недружелюбно приказал следовать за ним, что мы и сделали. Он вывел нас из ворот и направился влево по берегу к прогалине среди сосен. Там собралось несколько десятков обитателей поселка, и причина их сбора не вызывала вопросов. Мелконог стоял в окружении диких, возвышаясь над ними на четыре головы, что для человека чуть ниже среднего роста как-то странно. Ничего удивительного, потому что его завели на бревенчатый помост, где оставили со связанными позади руками и петлей, надетой на шею. Плечистый мужик, замерший за спиной пленника, мог легко столкнуть его с невысокого края, после чего собравшемуся народу покажут редкое зрелище: мучительную казнь лесовика через удушение. Да уж, мучиться бедняге придется долго. Высоты помоста недостаточно, чтобы сломать ему шею. Нас подвели к месту казни, где мы оказались перед невзрачным человеком: болезненно-худой, голова полностью лысая и безобразно-угловатая, будто криворукий хирург натянул кожу на небрежно собранный из осколков голый череп. Глаза нездоровые, красные, руки скрещены на груди, пальцы с опухшими суставами напоминают конечности не самого милого инопланетного существа. В общем, похож на вампиров, какими их изображают в тех фильмах, где сценаристы и режиссеры не симпатизируют кровопийцам. Вот кого надо упырем называть, а не Бяку. Пройдясь по нам холодным взглядом, незнакомец безжизненным тоном заявил: — У вас в фактории меня называют императором боли, или Имбом. Наверное, вам много чего про меня рассказывали. Значит, я не стану терять время на объяснения. Просто ответьте на мои вопросы. И не забывайте, что здесь врать нельзя. Ты ведь понимаешь, почему нельзя? Он обратился к Бяке. Тот торопливо закивал: — Да-да, понимаем. Мы не соврем. Мы правду скажем. Честно. Вожак диких повел головой в сторону помоста: — Вот этот человек кое-что мне рассказал. И кое-что в его рассказе меня заинтересовало. Ты, — кивок в моем направлении, — скажи, правда ли, что Эш запер Кра в своем самом глубоком подвале? Я подозревал, что отвечать «нет» на вопросы такого человека, как Имб, — это не самое разумное поведение. Поэтому покачал головой и ответил развернуто: — Я никогда не слышал о человеке по имени Кра. При мне в подвал у Эша посадили двух охотников. Они не поделили добычу и поэтому подрались, когда напились. Но их на следующий день отпустили. Еще заперли проходчика из шахты по подозрению в краже самоцветов. Может, он до сих пор там сидит, я не могу это знать. Но горняка зовут не Кра. Отвернувшись от меня, император боли уставился на Бяку: — А ты слышал о человеке по имени Кра? Упырь торопливо закивал. — И ты можешь подтвердить, что он сидит в подвале у Эша? На этот раз Бяка покачал головой: — Простите, но я не могу это сказать. Я слышал, что Кра удавили в подвале, а потом скинули с Камня. И было это ночью, никто не видел, тело его унесла Черноводка. Если это правда, его давно раки и кайты съели. Император боли развернулся к помосту: — Гурро, эти мальчишки не могут подтвердить твои слова. — Ты что, атрибут тупизны открыл и высоко поднял? Думаешь, что в фактории такое позволят знать каким-то мальчишкам? — ворчливо заявил Мелконог. — Тебе, Имб, не пацанов, тебе меня надо слушать. А я тебе говорю, что Кра сидит у Эша. Он напустил туману, теперь все думают, что твоего дружка давно кайты сгрызли. А на самом деле старый ворон как сидел с мокрицами, так и сидит. Подвал у Эша большой, там хватит места для всех твоих ублюдков. — Если это так, почему ты решил, что Эш вернет Кра в обмен на тебя? — Потому что твой Кра и плевка моего не стоит. Я дороже. — Сомнительно. Вот я бы за тебя много не дал. Да сейчас за тебя никто много не даст. Здесь только я могу сделать так, что ты доживешь до вечера. А может, и дальше станешь жить. Но не вижу в этом смысла. Ты очень нехорошо обошелся с людьми из «Кровавого глаза». — Нехорошо? Да что ты говоришь, а я-то думал, что был с ними ласков. — Нет. Они так не думают. — Мне плевать, что они думают. И не понимаю, почему не плевать тебе. С каких это пор тебе интересны проблемы торговцев людьми? — Я не одобряю некоторые их действия, но мне приходится брать на себя ответственность за общую безопасность. Ведь кто кроме меня? Эти люди соблюдают главные законы Чащобы, следовательно, могут на меня рассчитывать. Ты сжег постройки и убил троих. И нескольких покалечил. Одного допрашивал, пытал, ухо ему отрезал. Это нехорошо, этого у нас делать нельзя. Люди пришли с «Кровавого глаза» и рассказали о тебе. И по пути рассказывали другим. Некоторые испугались, что ты и к ним придешь. А страх — это плохо, страхов здесь и без тебя хватает. Я должен был сделать так, чтобы это не повторилось. И я это сделал. — Эти люди, которых ты защищаешь, скрутили меня, когда я шел мимо и никого не трогал. Кто бы меня защитил от них, такого бедного-несчастного, — ухмыльнулся Мелконог. — Если они не правы, я бы это решил, — спокойно ответил Имб. — Как и всегда решал. Я разумный человек, уж ты-то это знаешь. Но ты не стал ждать моего решения, ты разобрался с ними сам. Случилось то, что случилось. Ты ведь не отрицаешь свою вину? — Я виноват лишь в том, что всех ублюдков там не прикончил. — Значит, признаешь. Ну что же, твоя смерть порадует пострадавших. Да и мои люди не станут плакать. Ты слишком предан гильдии, твоя работа — это наша кровь. Слишком много нехорошего между нами. Здесь тебя не любят. — Да пусть меня лучше тсурры полюбят, чем твои ушлепки. Если нужен Кра, валяй договаривайся с Эшем. Если не нужен, скажи этому вонючему сынку гоблина, чтобы столкнул меня. Надоело смотреть на ваши поганые рожи. Имб покачал головой: — Мне кажется, ты даже с петлей на шее пытаешься налить дегтя в наш мед. Рассчитываешь, что Эш схватит тех, кого я пошлю в факторию с предложением обмена? Так ведь? Да, это простой план. Очевидный. Но как раз простые замыслы срабатывают чаще всего. — Пошли к Эшу этих мальчишек, — заявил Мелконог. — Он их знает, а тебе от них никакого толку. Они слабаки, невольники из них не очень. Да ты и не одобряешь рабов. Надолго ты их себе оставишь? На год? Два? Уж точно не больше, они вам ничего плохого не сделали. Какой смысл? Оба тощие и ни на что не годные, они еды смолотят больше, чем заработают. Имб покачал головой: — Люди с «Кровавого глаза» говорили, что Табая убили мальчишки, а не ты. — И ты этим остолопам поверил? Табай темный маг, а это всего лишь два слабых пацана. Имб, ты становишься сильно доверчивым. Стареешь, наверное. Император боли указал на меня: — Этот похож на имперца. От имперцев чего угодно можно ожидать. — И что с того? Обычный мелкий бродяжка, занесло с юга. Продолжая сверлить меня взглядом, лидер диких спросил: — Ты имперец? Я покачал головой: — Ни разу не был в Империи. Я северянин. — Да ты больше на крысоволка похож, чем на северянина, — беззлобно прокомментировал Имб и задал новый вопрос: — Как давно ты в фактории и почему оказался в Чащобе? Вопрос меня удивил, потому что император боли сам должен знать ответ. Это ведь из-за его шпиона мы оказались в быстрых водах Черноводки без весла и якоря, а потом его лучший лучник нас едва не пристрелил. У Мелконога, правда, были иные мысли по поводу случившегося, но в целом картина мне казалась ясной, пока Имб не произнес последние слова, выдав свою неосведомленность. Или он так играет со мной? Непонятно. Чуть растерявшись, я ответил неуверенно: — Ваши люди должны знать, что тогда случилось. Это было в начале лета. Атто стрелял в нас на реке. Или он не ваш человек? — Атто в тебя стрелял? — удивился Имб. — С чего ты взял, что это мой человек? А, ну да, у вас ведь считается, что мы здесь все неразлейвода. Странно, что Камень до сих пор стоит, а не обвалился под весом вашей глупости. Потеряв ко мне интерес, император боли повернулся к Мелконогу: — Я не верил тебе и не верю. Ты тяжелый человек. По-своему честный, но тяжелый. Однако есть вероятность, что ты соврал не во всем. Я должен дать Кра шанс. Но да, рисковать своими людьми не стану. И не стану выдумывать безопасные способы переговоров. Эш тоже тяжелый человек, с ним все непросто. Договариваемся, как всегда: мы не лезем к Черноводке, кроме как на нашу тропу, а вы не лезете далеко на север. Я не стану нарушать это правило, я ведь не такой, как вы. И если у вас там кто-то что-то делает от моего имени, это самозванец. Заруби себе на носу. Так было, так есть и так будет. Значит, я туда не полезу, это против правил. Но ты подсказал хорошую идею. Пусть этот пацан сам сходит, один. Раз он умеет в Чащобе выживать, легко дойдет. Мы подскажем прямую дорогу. В последних словах императора боли ощущалась неприкрытая насмешка. Он не скрывал, что не очень-то верит в успех озвученного похода. Попросту играет в какую-то непонятную мне игру. И одна из разменных пешек в этой игре — моя жизнь. — У меня есть условие, — напомнил я о себе.