— Прототип — штучное изделие, экспериментальное, на котором проводят тесты, насколько оно надежно и удобно. — Какие слова-то чудные, словно ненашенские. — Кин подозрительно посмотрел на лже-боярина. — Ну да ладно, найду я тебе сейчас требуемое, мел для разметки нужен? — Нужен, и наперсток, забыл совсем, — признался Воронцов. А взгляд, брошенный на него Кином, не понравился, в нем появилась подозрительность. Похоже, вот новая порция сомнений для приказчика — а не засланец ли вражеский лже-боярин? — Марика принесет, — ответил приказчик и вышел. Воронцов посмотрел вслед уходящему Кину. Как бы приказчик, не наплевав на свой долг крови, не решил шмальнуть ему в спину. Второй вопрос, который озадачил бывшего детектива, местные имена. Марика, ведь явно не славянское имя, и Зор. Некоторых вообще по прозвищам называют. Непонятно. Конечно, мир совершенно другой, но ведь у правящей верхушки вполне себе обычные имена, например, князь Андрей, который свод законов составил, или Константин-объединитель. Как бы взглянуть на список имен знати, про который упоминал приказчик. Ну да, ладно, пора продолжать работу над кобурой, кожи, которой он набрал в «Оружейной лавке братьев Силовых», должно хватить на задуманное. Правда, без клепок придется туго. Может, еще их изобрести? Интересно, в этом мире уже существует система патентов? Можно тогда жить исключительно на проценты с идей, запатентуй молнию, и все — ты богат. Марика появилась минут через пятнадцать, принеся все, что он просил, а еще ведро с тряпкой, чтобы убрать кровь, натекшую с трупа. Константин выполнил куском мела набросок на коже. Начать все же решил с самой кобуры, ремни — это мелочь. Когда его позвали завтракать, выкройка была уже закончена. Воронцов еще раз осмотрел рисунок и понял, что все, что он может сделать, это топорную грубую поделку, у него нет ни инструментов для работы с кожей, ни клея, ни клепок. Сейчас можно только испортить полметра хорошего материала, чтобы изготовить бездарную вещь. — Кин, а у вас в караване случайно нет того, кто хорошо умеет работать с кожей? Приказчик покачал головой. — Уже нет, Ваше сиятельство, был Злой, но погиб еще до встречи с вами. Он вообще сапожник был, сам на ярмарку продукцию свою повез, вот только обратно не доехал. — Жаль, — запускаю ложку в миску, полной мятой картошки, с тремя кусками вяленого мяса, подвел итог Константин. — Моих сил не хватит, чтобы изготовить приличную вещь, ни инструментов, ни материалов, только кожу испорчу. — Ну, тут я, Ваше сиятельство, ничем не помогу, — покачал головой Кин, вгрызаясь в кусок сухаря. — Есть у нас в караване мужики рукастые, вот только не факт, что захотят для вас что-то делать. Зор хоть и был дурачок жадный, но все же свой, а вас, боярин, несмотря на то, что вы им шкуры спасли, невзлюбили. Трофейщик, да еще и знатный. Короче, тут и зависть, и классовое расслоение, так что, даже не знаю, стоит ли у людей спрашивать. Константин расправился с картошкой, которую даже немного маслом подсолнечным полили, и отрицательно мотнул головой. — Не буду связываться, как-нибудь в другой раз займусь, когда найду профессионала. — Тогда собирайте ваши пожитки, — улыбнулся Кин, — через минут двадцать выдвинемся, благодаря Зору выедем гораздо раньше. Погода испортилась к обеду. Дорога, как и предупреждал старший приказчик, барона Тротта была размыта частыми весенними дождями, машину мотало. Тащивший его на буксире грузовик, зарывался в грязь, всеми колесами, скорость колонны снизилась, и к обеду смогли проехать чуть больше тридцати километров. Раз в час машины вставали, чтобы откопать завязший в грязи грузовик. Да, местные дороги для тяжелого транспорта не приспособлены. Водилы были вымотаны, много ругались, даже богам доставалось, но каждый раз они брались за лопаты и топоры, дабы нарубить жердей, чтобы бросить их под колеса. Ну да, все привычно — вокруг столицы хорошие дороги, даже несмотря на то, что шестьдесят лет прошло с момента катастрофы, а стоит отъехать подальше, дорогой становится место, где русский человек собирается проехать. На обед остановились, но ничего не готовили. Да и как готовить на костре, когда за окном льет, не сильно, но все вокруг вымокшее. Воронцов не стал дожидаться обеда и достал из ранца копченую рыбу, которую надо употребить, пока не испортилась совсем. В принципе, прокоптилась она хорошо, кости были крупными, и не особо доставали. Эх, жаль, что когда коптил, соли не было. Константин уже докуривал свою трубку после обеда, когда в дверь кто-то постучал. Открыв, он получил в руки банку чего-то, напоминающее тушенку, пару сухарей и стакан взвара, вот он единственный был горячим, похоже, какая-то плитка небольшая все же имелась. Но есть уже не хотелось, только выпил травяного взвара для бодрости, горячее сейчас необходимо. Хорошо, банку с тушенкой не вскрыли, решили, что у благородного боярина имеется нож, сам вскроет. Так что, консервы отправились в ранец. Черт, маловат он все же был, может, стоит спросить у Кина, не осталось ли рюкзаков от погибших, да выкупить один? Через двадцать минут тронулись дальше. Кин гнал караван вперед, словно пытался вырваться за зону непрекращающегося дождя. Самым опасным участком пути оказался деревянный мост, перекинутый через мелкую речку, шириной всего лишь метров двадцать. Когда грузовик, тащивший машину Константина на прицепе, ехал через него, тот начал слегка покачивается и поскрипывать. Воронцов даже дверь открыл и встал на подножку, если бы конструкция рухнула, он бы успел выскочить. Но обошлось. Ночевали в таком же пустом погосте, за световой день прошли всего шестьдесят километров. Люди держались из последних сил, дождь кончился только к вечеру, но дорога лучше не стала. Мужики едва ногами передвигали, так вымотались. Это Воронцову хорошо, его на буксире тащат, а как говорит старинная мудрость — лучше плохо ехать, чем хорошо идти. У него одна задача — держать руль, чтобы колеса грузовика прямо смотрели. Вот только скучно было Константину, лес кончился, пошли холмы, а впереди на горизонте показались горы. На погосте столкнулись с еще одним караваном, правда крохотным, всего два грузовика, и что-то напоминающее вилис, в котором сидели трое охранников. Они ехали не с ярмарки, а откуда-то с востока, и путь их лежал в столицу вотчины. Кин обменялся с ними новостями. Воронцов же не стал мозолить глаза, а сразу ушел в один из домов, в которых ему приготовили комнату. Тем более не понравились ему эти люди, смотрели они оценивающе. Их старший с бритой наголо головой, пока разговаривал с Кином, пересчитал людей и транспорт. Взгляд у него был не хороший, жесткий. На этот раз Константин еще засветло осмотрел апартаменты, прикидывая, откуда можно ждать очередного нападения. То, что Крив ему не простил гибель алчного младшего братишки, было ясно. Если бы взгляды могли поджечь, то Константин бы осыпался невесомым пеплом каждый раз, когда мужик на него смотрел. Воронцов, перехватив взгляд Кина, мотнул головой, приглашая зайти к нему в комнату. — Что изволит, Ваше сиятельство? — с издевкой поинтересовался приказчик, когда бывший детектив прикрыл за ним дверь. — Предчувствие у меня плохое, — тихо произнес он, — нехороший взгляд был у старшего второго каравана. Их семь человек, как бы чего не вышло. — Погост — нейтральная территория, — напомнил Кин. На это Константин только хмыкнул. — Не верю я им. Я курил, наблюдая за вами, пока вы с ним новостями обменивались, так вот, он точно всех пересчитал, запомнил, кто, в какой дом пошел. Усиль охрану каравана. — Два человека по два часа — вполне достаточно. Это погост, никто не будет тут нападать, — упрямо заявил Кин. — Ну, смотри, я предупредил. — Я тебя услышал. Мне кажется, ты не отошел от ночного покушения, отсюда и подозрения, и беспокойство. — Может, и так, — согласился Воронцов, но только лишь для того, чтобы не продолжать этот бессмысленный разговор. Доказательств у него не было, а у Кина опыт. Это его не первый караван, и если жив до сих пор, значит, знает, что делает. Вот только опыт прошлой жизни упорно доказывал, что нейтральные территории работают до того момента, пока сторонам выгодно там жить в мире, но стоит качнуть весы, и начинают говорить стволы. Все это вопрос цены. Ужинали молча, снова вареная картошка с тушенкой, только все же разогрели ее. Люди вымотались и, сварганив еду на скорую руку, улеглись спать. Кин пару раз выходил проверять посты. Каждый раз, возвращаясь, он качал головой, как бы говоря, что зря Константин поднял волну. Он усаживался за стол, и игра с Шрамом и Марикой продолжалась. С полчаса Константин наблюдал, пытаясь понять правила, но не вышло, видимо, была какая-то внутренняя логика. Двенадцать картинок, по шесть карт у каждого, нужно было накрывать парные, вот только зачем-то бросалась еще и пара костей. Наконец Воронцову надоело смотреть на то, что он не понимает. Достав сигариллу, он вышел на крыльцо и закурил, небо затянуто тучами, снова начал накрапывать мелкий дождик, такое ощущение, что местная весна больше похожа на середину среднерусской слякотной осени. Воронцов уже собирался уйти, когда увидел, как командир второго каравана вышел на крыльцо дома напротив, сопровождаемый своим помощником. Константин стоял в тени, прислонившись к темной стене, и разглядеть его в ночи было не так просто, остаток тонкой сигары он спрятал в руку. Мужчины напротив закурили и начали о чем-то тихо разговаривать. Несколько раз они пристально смотрели на кузов грузовика, где за пулеметом, закутавшись в плащ-палатку, сидел первый часовой, и в сторону третьего дома, где нес вахту второй. Наконец, они докурили и ушли. Воронцов отлип от стены и раздавил окурок, который медленно затух у него в кулаке. Хотелось пробовать прокрасться к дому, в котором устроились чужаки, и попытаться подслушать. Но это было нереально, улица просматривалась часовыми, будет подозрительно, если боярин, которого подобрали в проклятой столице, пойдет к дому чужаков. В обход, конечно, вполне реально, в тени изгороди, задами, но тут можно нарваться на стража. Кроме того у этих обозников была собака, похожая на овчарку. И она, явно, свое дело в охране знала. Так что, махнув рукой и не желая рисковать, Константин направился в дом. Говорить об увиденном он Кину не стал, пара взглядов не доказательство, все, что мог, он ему сообщил, а для себя решил, что ночью ему снова не удастся выспаться, но если все обойдется, он потом в дороге отдохнет. Он в наглую взял старый массивный стул из общей комнаты и провожаемый ироничными взглядами ушел к себе. Стулом привычно подпер дверь, проверил, заперты ли ставни (вот только запирались они снаружи), второй стул поставил в темный угол, чтобы, если что, в спину из окна не прилетело, и если через дверь выстрелят, тоже не зацепило, топчан для этого не годился, как раз напротив двери стоял. Положив взведенный револьвер на стол рядом с собой, Константин позволил себе немного расслабиться, из-под двери била тусклая полоска света, шлепали по столу карты, продолжался негромкий разговор. Что и кто говорит, было разобрать невозможно, да и ненужно. Ночь тянулась и тянулась. Несколько раз Воронцов задремывал, но неудобная поза быстро возвращала его к бодрствованию. Приходилось снова прикладываться к кружке остывшего травяного взвара, тот бодрил не так хорошо, как горячий, но на час сон прогонял. Когда на улице забрезжил тусклый рассвет, Константин даже подумал, что опытный Кин прав, и он зря не спал всю ночь, погосты и вправду нейтральная территория. Встав, он с хрустом потянулся, спина затекла и была деревянной, старая поскрипывающая мебель оказалась жутко неудобной. Именно в этот момент с улицы раздался приглушенный звук удара, а следом нечто похожее на мычание. — Тревога, — заорал во все легкие Воронцов, хватая в руки револьвер. Даже, если он ошибся, плевать, пусть его на смех потом поднимут, но он предпочитал быть высмеянным, чем мертвым. Словно в ответ на его вопль из соседнего дома раздался выстрел, затем еще один, а через секунду выстрелы затрещали чаще. Что-то тяжелое ударило во входную дверь. Воронцов отбросил в сторону стул, который не позволял никому войти к нему. В большой горнице уже стояли готовые к бою Шрам и Кин, маленькая Аиша, сжимая винтовку, сидела в углу. Марика, походная любовница приказчика, еще терла глаза, сонно таращась из соседней комнаты на происходящее. Но вот она вроде как пришла в себя и потянулась за револьвером. Кин зло посмотрел на одетого и готового к бою Константина, словно тот был виноват в том, что приказчик не послушал предостережений лже-боярина. Прошло всего полминуты с начала стрельбы, но перестрелка начала стихать. Шрам решительно откинул слегка ржавый засов и начал открывать дверь. — Не сметь! — крикнул Воронцов, но опоздал, тот уже стоял на пороге с револьвером в руке. Шрам так и не успел ни в кого выстрелить, с грузовика заработал пулемет, их пулемет, и изорванное пулями тело влетело внутрь, оставив дверь открытой. — Кин, выходи, — крикнул кто-то с улицы, — иначе всех покрошим. Воронцов, который успел рухнуть на пол, посмотрел на валяющегося с другой стороны дверного проема приказчика, лицо того свело судорогой и смотрел он не на дверь, в которую могли ломиться враги, а в сторону комнаты. Константин тоже бросил быстрый взгляд в ту сторону. Что ж, не повезло Марике, она лежала на полу возле кровати, ее белая ночнушка до пят была вся в крови, серые глаза уставились в пустоту. То ли ей достались пули, которые прошили насквозь Шрама, то ли просто шальные влетели и угодили в сердце, но это уже не важно, женщина была мертва. — Кин, — зашипел Константин, — ее не вернешь, думай, что делать будем, иначе конец нам. Надо уходить. — Кин, ты живой там? — снова заорали с улицы, на этот раз голос был знакомым — Крив, сука, либо переметнулся к уродам, либо с самого начала был с ними заодно. Баронский приказчик словно очнулся и стал вытягивать руку с револьвером, чтобы ответить выстрелом, но Воронцов покачал головой. — Не стреляй, — прошипел он, пусть думают, что нам всем прилетело. Кин кивнул и только взвел курок. Константин посмотрел на забившуюся в угол ведунью, та сжимала в руках винтовку, вот только особой решимости он не чувствовал, ствол хоть и смотрит в сторону двери, но если женщина нажмет на спуск, получит прикладом по лицу, совсем не боец. Ее держали в отряде за другие таланты. — Неужели они всех постреляли? — прошептал приказчик. — А это так важно? — в ответ зашептал Константин, думая, как убрать труп Шрама, чтобы закрыть дверь. — Преимущество у них. На нас смотрит минимум один пулемет. Стены хоть и толстые, но сомневаюсь, что выдержат, дверь еще эта открыта, можно, что угодно внутрь забросить. Как думаешь, они дом окружили или можно попробовать уйти через окно? — А зачем им окружать? — ответил Кин. — Одного наблюдателя поставили, быстро ставни не выбить, полезем, там они нас и примут. Чего мы ждем? — Как чего? Когда они пошлют человека, чтобы проверить, а мы его завалим с гарантией. Они снова постреляют, мы постонем, как раненые, и если они не захотят нас подорвать, то снова пошлют людей. Не думаю, что их много, изначально семеро было, Крив теперь с ними, может, кто еще из твоих засланный. Не берусь утверждать, так что в настоящий момент их минимум восемь. И, словно подслушав этот тихий разговор, кто-то взобрался на крыльцо под прикрытием стены. Воронцов отчетливо слышал, как заскрипели под тяжестью гостя доски. Хорошо, что именно в этой части не было окна, и разведчику, чтобы узнать, что внутри творится, придется заглянуть через дверь. И если все выйдет, он схлопочет пулю от Кина, главное, чтобы тот не прощелкал. Не прощелкал: грохнул револьвер приказчика — и грузное тело рухнуло сначала на колени, а потом и плашмя на порог. Воронцов покойника узнал и даже улыбнулся, его порадовала особенно эта смерть, Крив, сука, не много он своего братца пережил. Бандиты ответили огнем. Снова заработал пулемет. Сруб, нужно отдать ему должное, выдержал. Несколько пуль влетели в дверь, одна угодила в труп Крива, тот дернулся от попадания, но это было единственное, чего добились враги. Через полминуты выстрелы смолкли, бандиты поняли, что результата не будет, и прекратили жечь боеприпасы. Воронцов подполз к двери и, используя трупы, как укрытие, быстро выглянул наружу. Что ж, ситуация была хуже некуда. Похоже, ночью к противнику подошло подкрепление, сейчас за машинами укрывалось минимум человек десять. Это тех, кого он видел. Самое хреновое, что он не мог никого подстрелить с гарантией, даже пулеметчик был прикрыт довольно большим щитком, который револьвер не возьмет. — Сдавайтесь, — заорал кто-то с улицы, наверняка главарь, с которым общался Кин, он стоял за машиной, надежно скрытый. — Иначе сейчас закинем внутрь бутылку с горючкой, сами выскочите. Воронцов стянул с плеча карабин, патрон там был мощным, уж больно ему было любопытно, выдержит ли пулеметный щиток выстрел с десятка метров. Пулеметчик то ли слепой, то ли просто не видел во тьме дома, как по нему готовятся стрелять, во всяком случае, он не мешал. Уложив ствол на труп Крива, Константин на мгновение приподнялся, ловя в прицел голову пулеметчика, вернее то место, где она должна была быть, и плавно потянул за спуск. Приклад ударил в плечо, пуля звякнула о бронещиток, и внутрь кузова выпал труп. — Еще один к ящеру отправился, — произнес Воронцов, отползая назад. Он потихоньку учился говорить, как местные, понятия «рая» и «ада» тут не было, как и христианства во всех его проявлениях, латиняне поклонялись римским богам, славяне сохранили веру в Рода и Сварога, хотя со временем их верования претерпели большие изменения. — Вот только до победы нам вряд ли удастся дожить, — ответил ему Кин. — Наверное, — согласился бывший частный детектив. С улицы последовала беспорядочная стрельба, пулемет молчал, что лучше всего говорило в пользу того, что у противника еще один в минус.