– А за побег из колодок что дают? – Лучше ночью про такое не вспоминать. Дан, бежать надо! За город! Есть у меня на Западном перекрестке человек верный. Нет, не иридианин – в моем отряде воевал, пока руку не потерял. Собрали мы ему тогда денег, и трактир он придорожный открыл. Добро помнит – хороший человек. Поможет. Лишь бы не умер – лет пять о нем ничего не слыхивал. Только бы добраться… Дан, да прекратите вы на нору Хорька таращиться! О деле думайте! – Конфидус, идите к своему товарищу один. – А вы?! – Объясните, как его найти, – я догоню. Наверное… – Да что вы задумали?! – Я кое-что обещал Цавусу, и слово свое я держу. И Зеленого надо найти – Хорек должен про него знать. Так что придется к нему заглянуть. – Да вы спятили! Да… – Я все знаю! – резко перебил я еретика. – И про цепи помню, и про усталость, и про кипяток, и про погоню. Хотя про погоню загнул – вряд ли кто-то рискнет повторить наш путь. Конфидус, на инквизитора я еще могу махнуть рукой, а на Зеленого – нет. Кто знает, где он и что с ним. Он меня выручал не раз, и я его не брошу. Привязался к нему… Скажите лучше: у карающих хорошая охрана? – Да зачем она им нужна! Кто рискнет к ним лезть?! Ох я и глупец! О чем говорю! Дан, да вы будто на десять лет постарели! Еле дышите! Куда вам в драку лезть?! Потом найдете свою птицу – о себе подумайте! – Вот когда найду, тогда и подумаю. Расскажите, как разыскать вашего трактирщика. – Вот что с вами поделаешь… Не расскажу! Не отпущу я вас одного – вместе пойдем. – Зачем идти на такой риск вдвоем? – Вы тоже не раз выручали меня, а главное, паству мою. Да и Хорек у меня тоже не в любимчиках – хотелось бы с ним посчитаться… много к нему накопилось. – А как же «не обижай ближнего»? – Я сегодня столько нагрешил, что одним грехом больше или меньше – разницы уже не будет. Да и карающие – по мне вообще не люди: та же погань, если не хуже. – По улице нам не пройти – там народ какой-то бегает. – Суматоха. Пожар ведь. Ох и вариться нам в кипятке – с поджигателями здесь разговор короткий! – Под землей пройдем. Надеюсь, не ошибся и ход под дом действительно найдется. – Конечно, найдется. Инквизиторы – простые смертные, с простыми человеческими слабостями. Гадят они, как обычные люди, – значит, нужники у них имеются. Ходы к ним, для удобства чистки, широкие делаются, к тому же мы в последние дни не очень-то растолстели – пройдем. Знаете, Дан, теперь я уже почти не сомневаюсь, что Тьма вами не завладела. Перерожденные на такую глупость попросту не способны. Ох и удумали вы… ох и удумали… – Отдохнули? Нет? Все равно – нам пора. До рассвета еще далеко, но не стоит убивать время. * * * Мои предположения оправдались – по правой стороне действительно нашелся узкий ход. Закончился он тупиком, но многоопытный епископ по каким-то лишь ему заметным признакам определил, что мы оказались прямиком под полом уборной. Стены отвесные, высота приличная, лестниц и веревок у нас не было. Но пара неглупых людей в состоянии найти выход из такой ситуации – после череды падений до потолка мы добрались (очень выручил штырь на цепи). Далее Конфидус помог мне пролезть в отверстие с неблагозвучным названием – такие принято вырезать в полах нужников. На этом этапе возникло первое непредвиденное осложнение. Старый слуга, обитавший неподалеку от нужника, услышал устроенный нами шум. Вместо того чтобы перевернуться на другой бок и попытаться досмотреть прерванный сон, он, движимый воспалившимся маразмом, поднялся и, держа в одной руке свечу, а в другой кочергу с деревянной рукоятью, направился взглянуть на источник подозрительных звуков. Застукал он меня в крайне неудачный момент: окончательно я еще не выбрался, а назад удрать не мог, так как за ноги настойчиво выталкивал епископ. Кочергой по голове я не заработал. Неизвестно, о чем подумал бедолага, увидев, что из зловонного подземелья в уютный мирок спящего оплота инквизиции выбирается победитель кастинга на главную роль в шедевральном триллере «Человек-дерьмо из ада каннибалов», но ни малейшей агрессии не проявил. Просто уронил свечу, схватился за сердце, попятился назад, уперся спиной в стену и расслабленно сполз на пол. Впечатлительным оказался. Подняв жировую свечу (к счастью, не погасла) и убедившись, что больше сортирными тайнами никто не интересуется, помог выбраться епископу. Тот первым делом бросился к старику: – Дан! Что вы с ним сделали! Моральные метания этого еретика начали доставать: то он рвется самолично расчленить Цавуса за многочисленные старые грехи, то трясется из-за обморочного старикана. Мне сейчас нужнее головорез, а не святоша-непротивленец, но Конфидус это отказывается понимать. Ведь умеет, когда припечет, – достаточно вспомнить последний день похода и бой у брода: рубил там за четверых. Эх… религия… опиум для народа… – Да я его пальцем не трогал. – А почему он тогда без памяти лежит? – Увидел, как я из очка выбираюсь. – И что? – И то! Вы посмотрите на меня и подумайте, отчего люди, увидев такое прекрасное создание в своем сортире, сознание теряют. – Да уж… вы извините, Дан, но вид у вас… – У вас ничуть не лучше, а уж про вонь даже не хочу говорить. – Понимаю… А чего еще ожидать, если вдоволь по нечистотам попутешествовали? – Мы болтать будем или попробуем найти Цавуса? – Может, сперва попробуем привести старика в чувство и он нам все расскажет? – Если он при виде одного меня штаны намочил, то что будет, когда обоих нас увидит? – Ваша правда, пойдемте. Надеюсь, он очнется сам. В таком возрасте испуг опасен для сердца. – Вы кочергу лучше прихватите… пригодится. Епископ послушался, бормоча под нос молитвы на тему неминуемой перспективы вот-вот заработать новую порцию грехов, а я уверенно направился к двери. Странное дело – даже ноги слушаются отлично. Болят только, но к боли привык уже. Не думаю, что мне легче стало, – скорее наоборот. Организм, похоже, понял, что наступает «последний парад», – отдает все резервы. До остатка. Понимает, что я на грани, свалиться могу в любой момент. Мне бы отдохнуть и поесть, причем немедленно, иначе отключусь, будто старик этот, и не очнусь, даже когда начнут в кипятке варить. Коридор, распахнутая дверь. Осторожно заглядываю – узкая каморка с лежанкой и какими-то длинными полками, занавешенными рогожей. Обиталище слуги. Обернулся к епископу: – Дом какой-то странный – стены кругом загибаются. На башню похоже. Он, может, и устроен как башня? – Да это и есть башня – от старой стены уцелела. Карающие ее привели в порядок, приспособив под жилье. Думаю, Цавус наверху, но один он там или нет, не могу знать. У карающих все не как у людей: то толпами в городе торчат, то никого не увидишь. Шастают по всей стране. Если у них сейчас здесь сборище, то нам не поздоровится. – Кроме Цавуса, в тюрьме никого из их братии не видел. – Это ничего не доказывает – Хорек просто самолично решил стражем заниматься, так что остальным без надобности к вам ходить было. Перспектива наткнуться на толпу инквизиторов не вдохновляла, но и отступать я не хотел. Видимо, от лишений мозг начал работать с перебоями: в здравом уме плюнул бы и на Хорька, и даже на Зеленого… в первую очередь себя спасать надо. – Конфидус, в доме очень тихо. Если их здесь много, то, наверное, спят. Осмотрим потихоньку все. – Проснутся… от вони нашей проснутся. – Еретик был настроен пессимистически. Больше не тратя времени на пустые разговоры, я принялся изучать первый этаж. Кухня – на ее пороге желудок скрутило судорогой от ароматов пищи; кладовка; чулан, забитый хламом по самую дверь; большая полукруглая трапезная комната, заставленная столами и лавками; запертая на замок дверь, окованная железом. Везде темно и безлюдно. Дальше коридор, заворачивая, вывел к началу винтовой лестницы. Направились вверх, поднявшись на второй этаж. Он состоял из двух больших полукруглых комнат, заставленных низкими койками и пузатыми шкафчиками, сколоченными из небрежно оструганных досок. Голые каменные стены, узкие амбразуры зарешеченных окон, затянутые белесой пленкой, дощатые полы, серые одеяла на соломенных тюфяках. Предельно спартанская обстановка – на казармы похоже. Судя по всему, здесь обитали младшие чины ордена карающих, но сегодня не было никого. Третий этаж порадовал контрастом. Здесь вообще не было перегородок: одна большая круглая комната. Вдоль стен почти сплошной вереницей тянулись шкафы из лакированного дерева – лишь напротив амбразур промежутки оставлены. Пол застелен коврами, явно недешевыми. Несколько кожаных диванов и кресел, высокая кровать под балдахином, позолоченные светильники и люстра, роскошный огромный стол, выгнутый дугой, за ним еще парочка, заставленная самыми разнообразными предметами: всяческая посуда, весы, толстенные книги, приборы для письма, шкатулки. На одном участке стена, свободная от мебели, увешана холодным оружием, а окна там прикрыты свисающими шторами с богатой вышивкой. Безделушки, вазы, подсвечники, миниатюрные картины виднелись куда ни плюнь – к месту и не к месту. Не знай я, куда попал, пришлось бы ломать голову, пытаясь понять, кто же здесь обитает, – зажиточная проститутка или алхимик-гедонист. – Неплохо Хорек устроился: безвкусно, но дорого, – присвистнул епископ. – Дан, башня пустая. Ума не приложу – куда все карающие подевались? Хотя кое-что подозреваю… – Вот и у меня те же подозрения: наверное, отправились нас убивать. В тюрьму. Вы же сами говорили. – Наверное, так и есть. – Давайте спустимся вниз. Надо старика связать и обыскать кухню – очень уж есть хочется. – Отличная мысль – запахи там весьма приятственные. * * * Приятными оказались не только запахи. Не знаю я догматов местной религии, но одно понял точно: плоть свою братья ордена карающих голодом не терзают. Да и насчет изнуряющих постов не уверен – мясным здесь явно не брезговали. В епископе пробудился давно уснувший инстинкт мародерства – с профессионализмом бывалого наемника он за какую-то минуту обнаружил немало разнообразных деликатесов. Но не стал кидаться сразу на все – для начала попил молока, этим же молоком обмыл руки, предварительно пополоскав их в ведре с водой. Я повторил его действия – даже умирая от голода, трудно решиться есть такими лапами.