Хмуро нас Межгорье встретило… И жестоко… Арисат, будучи мрачнее, чем погода, предложил устроить спасательную экспедицию, чтобы попытаться вытащить хоть часть имущества и найти тела людей – их надо похоронить по обычаю пограничья. Я не стал с ним спорить – просто привел к началу спуска, и он, понаблюдав, как поток грязи весело сползает вниз, увлекая за собой камни размером с лошадь, а склоны оплывают, будто догорающая свеча, перестал бредить и больше о поисковых работах не заикался. Бог создал этот феномен или черт – неизвестно. Но одно несомненно: сделано это было недавно, если, конечно, судить по геологическим меркам. Столь активные процессы разрушения в сочетании с неустойчивыми породами склонов должны в короткий срок привести к расширению долины и изменению ее поперечного профиля. А дальше природа возьмет свое: растительность потихоньку затянет глину дерном, водные потоки унесут со дна мелкие частицы, армировав его неподъемными валунами. Глядишь, не пройдет и миллиона лет, как сюда, к симпатичному и безопасному каньону, гиды начнут водить туристов. И где-то под ногами зевак на глубине в десятки или сотни метров останутся окаменелости от нашей потерянной поклажи – вытащить их без тяжелой землеройной техники вряд ли возможно. * * * Собрав совет, я поставил перед народом задачи. Первое: завтра утром мы должны продолжить путь – оставаться на этой пустоши смысла нет. Второе: латники Дирбза, как более привычные к действиям в горах и к условиям пограничья, займутся разведкой. Нам надо найти удобную дорогу к благодатным местам – не верю, что таких здесь не окажется. Где-то остались рыцарские замки, расчищенные поля и огороды – там и осядем. Все тропы должны вести к обитаемым районам, или, если вернее, к некогда обитаемым. Так что будем двигаться по натоптанному – и обязательно их найдем. Четыре группки конных латников разошлись по плоскогорью веером, стремясь разведать как можно большую территорию. Шесть-семь воинов – сила серьезная: отличные доспехи и вооружение, выучка, опыт – даже против небольшого отряда погани такая маленькая группа может действовать эффективно. Насколько я понял, люди Дирбза – нечто вроде местных драгун: перемещаются верхом, но сражаются в пешем строю. Однако при необходимости могут и не спешиваться – против многочисленного, но слабовооруженного и недисциплинированного противника так удобнее. А вот при виде рыцарской конницы лучше мгновенно слетать на землю – если в седле, у аристократов побольше козырей. В общем, за них я не волновался, сильнее беспокоило другое: люди, отойдя от шока, начали осознавать масштабы катастрофы. Женщины рыдали хором – одни оплакивали пропавших близких, другие из солидарности или просто так. Успокаивать их даже не пытались – бесполезно противостоять коллективной бабской истерике. С мрачными мужиками пришлось провести несколько вразумительных бесед – их напрягало то, что тел погибших не сожгли и даже не изрубили, а в таких краях это очень нежелательно. Разумом они понимали, что перелопатить тысячи тонн грунта не смогут, но вот чувства кричали об обратном. Спасибо Конфидусу – он без намеков осознал ситуацию и, собрав всех, устроил молебен. Измотанные бакайцы стояли вместе с иридианами – момент был такой, что вдаваться в разночтение трактовок некоторых догм никто даже не пытался. В этом мире атеистов не было – все в той или иной мере религиозны. Других священников у нас не имелось, так что епископ неожиданно обрел паству из смеси представителей разных конфессий. К счастью, в данный момент это не волновало ни его, ни паству: беда сейчас у всех общая. Один из разведывательных отрядов вернулся удивительно быстро. Командир группы, матерый воин лет сорока, найдя меня на краю религиозного сборища, тихо проговорил в ухо: – Сэр страж, мы кое-что нашли. Думаю, вы должны на это взглянуть сами. Обернувшись, я увидел, что Дирбз уже в седле и поглядывает на меня с ожиданием. Очевидно, разведчик сперва доложил о находке ему, и тот уже сам решил, что без меня там не обойтись. Я не стал расспрашивать подробностей – зачем, если на месте все узнаю. Просто оседлал лошадь, направился за разведчиками. Люк, увлекшись проповедью епископа, поздно заметил мое отсутствие, но все же заметил – догнал, не дав намного удалиться от лагеря. Видимо, в отличие от Тука, считал, что без него я не имею права отлучаться. И правильно: следопыт и знаток лесов мне не помешает – удобно, когда такой всегда под рукой. * * * Мне не доводилось бывать на здешних кладбищах. Я имею в виду настоящие старые кладбища, а не погребения, наскоро созданные возле поля боя или недавно выстроенного городка. Убитых на границе хоронили быстро и грязно: сперва рубили тела широкими топорами, затем сжигали на больших кострах. То, что оставалось, засыпали землей, сверху устанавливая равносторонний крест из незатейливо связанных палок, – втыкали его двумя концами. Видимо, именно такой крест считался каноническим – против него не возражали ни еретики-иридиане, ни представители официальной церкви. Странно, но демы – проклинаемые слуги Тьмы – тоже против него не возражали: точно такой же знак я обнаружил на их островке, где оказался после заброски. Хорошо запомнился равносторонний диагональный крест, высеченный на скале возле бухты. Каким образом он уживался у антагонистов, я не понимал, да и не особо стремился понять – принял как факт. В конце концов, даже на Земле, бывало, люди убивали друг друга миллионами, и обе стороны делали это под абсолютно одинаковыми религиозными символами. В Межгорье я впервые увидел настоящий крест – будто привет с Земли получил. Целых три креста. Высокие, с укороченной поперечной перекладиной, надежно вкопанные в землю. Эти орудия казни не пустовали – на каждом имелось человеческое тело. Кто-то не поленился у дороги вкопать три капитальных креста, прибить к ним за руки и за ноги этих несчастных, после чего удалился, оставив природе завершать начатое. И природа не подвела: птичьи клювы обезобразили головы несчастных, солнечный жар иссушил тела и раздул животы. То, что сейчас висело на гвоздях, даже не пугало – просто вызывало омерзение. Нельзя так с людьми поступать. Дирбз без малейшей брезгливости ощупал ногу одного из трупов и доложил: – Давно висят. Недели две, а то и больше. Примерно с тех пор, когда армия ушла. Вся армия ушла, а эти вот остались. – Вы думаете, что это солдаты? – Не думаю, а знаю. Штаны на двоих из синей шерсти, подшитые кожей на правом колене, – такие носят королевские пикинеры из записных полков. У третьего наруч на левой руке, а на палец кольцо костяное надето с выступом особым – вероятно, коронный стрелок. Остальную одежду и амуницию забрали те, кто это сотворил, – не верю, что парни по пояс голыми здесь бродили. Задумавшись, я покачал головой: – Допустим, их казнили за какую-то провинность. Но почему не сожгли или хотя бы не изрубили на куски, как полагается? Дирбз пожал плечами: – Я понимаю еще меньше вашего. Армия так не станет казнить – там попросту вешают или голову рубят. А потом всегда на куски и, если дрова в округе есть, то куски в большой костер отправляют – на границе иначе не принято. Так что это точно не армия. Крест злодейский, безбожный – одним концом в землю врыт. По такому сила созидательная непрерывным кругом меж небом и землей пойти не сможет. Неправильный это крест – такие демы только иногда рисуют на стенах взятых замков или ставят при набегах, стариков на них распиная, мешая душе правильно отойти. Да только зачем демам оставлять на своих крестах такие хорошие тела? Да еще целых три! Уж у них-то молодым мужчинам всегда найдется применение. Да и крест свой в чистом поле они ставить не станут – их любят на месте разоренных поселений поднимать. Сэр страж, я никогда не видел подобной непонятной казни и не слышал, чтобы молодых ребят на крест демы погнали. Не бывает такого. Не знаю, кто подобное мог придумать и сотворить. – Вы в крепости, когда меня дожидались, не слышали рассказов тех, кто из Межгорья вышел? Солдаты ведь любят потрепаться. Он опять пожал плечами. – Солдаты и правда любят потрепаться, да только пустого меж их слов много и разного вранья. Про кресты ничего никогда не слышал. – А про сам ход войны. Что рассказывали про бои в Межгорье? Не было зверств со стороны темных? – Да не было здесь никаких битв. Мальрок как без головы остался, так и все – пропало войско перерожденных. Шли солдаты от замка к замку и жгли все и всех. Сопротивление было, но слабое – разобщенно темные дрались и лениво, да и не было среди них серьезных противников: такие у брода остались после встречи с вами. Легко их толпой давили, потерь сильных не неся. Пехоты демов тоже не встречали, а уж она-то могла потрепать всерьез. Так что не было войны серьезной – от поноса кровавого больше слегло, чем от ран. – Значит, раны все же были? – А как же без них! Перерожденные – это вам не цыплята: даже с одним справиться непросто, а когда их куча за стенами, то… Хоть и не было серьезного сопротивления, но совсем без драк не обходилось – частенько убивали солдат. Только раны они в бою получали, а про то, что кого-то, поймав, казнили так безобразно, не слышал я ничего. Жаль, в крепости закон сухой – по пьяни обязательно проболтались бы. Не может солдат тайну хранить во хмелю. Завидев, что один из латников явно хочет что-то сказать, сержант его подбодрил: – Мирул, не стесняйся: говори, что хотел. Слышал про кресты такие или что-нибудь похожее? – Про кресты не слышал, но про то, что без боев солдаты гибли, слышал не раз. И еще: один стрелок, подвыпив, проболтался, что иногда тела без правильного погребения оставлять приходилось, от страха какого-то. Но почему так делали и что за страх – не признался. Замолчал он сразу – не пытать же его огнем! Говорят, когда все Межгорье выжгли, часть темных укрылась в лесах и пещерах. Они оттуда ночью выходили и убивали солдат поодиночке и группами малыми. В серьезные бои не ввязывались – исподтишка все делали. Странные темные – никогда они так не поступали. Их выследить пытались и даже, говорят, загнали на гору плоскую, где от солнца укрытия не было. Но, когда в полдень воины пошли наверх, чтобы добить обессиленных нечистых, оттуда полетели камни и стрелы. Очень непростые эти перерожденные, раз свет солнечный их не ослабил. Так и ушли твари в разгар дня. – Что-то я про историю с окруженными темными тоже слышал… – нахмурился Дирбз. – Рыжая Смерть? – Она самая, – кивнул солдат. – Говорят, что заправляла у них обращенная девка с волосами цвета меди начищенной. И не брали ее ни стрелы, ни дротики, и знала она там каждую тропку, и волки лесные ей вместо коней служили. Бесполезно гнаться за ней было – всегда в ловушку заведет. – Я слышал, что убили ее в итоге. – Так говорят. А другие говорят, что не убили. Засыпали вход в пещеру, где она укрылась, но внутрь никто не заходил. А я так думаю, что обращенной нетрудно выбраться из любого завала. Как по-вашему? Сержант хмыкнул: – Байки это солдатские – в них половина вранье, а половина неправда. Поди пойми, что там случилось на самом деле. Про то хорошо бы с офицерами поговорить, да где ж их найти теперь… Но только думаю я, что про такой крест никто не мог забыть – разговоры бы пошли. А не слышали мы таких разговоров. Или, наверное, не во всех отрядах про такое знали – на Шнире ведь мало кто задерживался. Обычно после переправы они сразу к границе заворачивали, так что со многими не удалось пообщаться. Сэр страж, не знаем мы, кто такое придумал и зачем. Да только думаю я, что лучше остальным вообще не знать, что страх такой невдалеке от лагеря нашли. Люди и без того обеспокоены сейчас, так зачем добавлять… – Да, помалкивайте. Все помалкивайте. Кресты эти – срубить, тела – на куски. Сжигать не будем – раз до них целых темные не добрались, то изрубленными тем более не соблазнятся. Стоп! Не торопитесь! Люк, посмотри следы сперва. – Так времени много прошло, – скептически произнес сержант. – Ничего, пусть посмотрит. Хуже от этого не будет. Люк молча изучил все тела, затем кресты, и землю во все стороны носом по три раза перерыл. И копыта лошадей латников зачем-то при этом осмотрел. Постояв в раздумье, спустился к дороге, тянувшейся в полутора сотнях метров от крестов, – у подножия пригорка, на вершине которого некто неизвестный и зловещий расставил страшные украшения. Вернувшись, начал докладывать: – Они, наверное, были на лошадях, но не уверен – времени много прошло: затоптано на совесть, да и ливень только что прошел сильный. Десять или пятнадцать человек их было – не определить точнее. Пришли по той дороге и волокли за собой эти кресты. Волокли с востока, а откуда именно – знать не могу, надо искать дальше. Хотя, думаю, у первой же рощи найдем пеньки – не было им резону издали такую тяжесть тащить. Хоть солдат потом прошло немало, но борозды все равно заметны – даже тележные колеса не затерли их. – Солдаты ходили? – изумился Дирбз. – А почему же они тогда своих не сняли? Люк пожал плечами: – Я говорю, что видел, а почему так, знать не могу. Скажу только, что на телах этих висело что-то у каждого на груди. Вроде таблички. Когда вороны им головы расклевывали, еще по-свежему, кровь и сукровица брызгала на одежду, но можно увидеть, что в одном месте у каждого тряпье почти чистое осталось. Потом кто-то эти таблички забрал. Не знаю кто – может, солдаты и забрали. И еще – крестов всего было пять, но только кто-то свалил два и стащил вниз. Они там до сих пор валяются в кустах, у дороги. И тела на них висят. Остатки тел. Изрубили их сильно. Судя по одежде, тоже солдаты. – А остальные тела почему не изрубили? – не сдавался сержант. – Откуда мне знать? И еще интересное – там, похоже, стычка какая-то была. Ветки изломаны, одна подрублена, следы от рук остались – будто раненый ползал. Но давно это было – плохо эти следы различаются, и не понять ничего толком. – Про таблички ты верно заметил. Похожи на те, что повешенным цепляют палачи. – Я про такое тоже подумал. – Глупость какая-то: ни один палач не оставит в этих краях труп целым. На куски и в огонь – хотя леса здесь нет, но дров в округе хватает: хотя бы те кусты порубить можно. – Вы все время повторяете одно и то же, – заметил я. – Да, – признал сержант. – Сэр страж, загадка здесь какая-то, оттого и идут мысли по кругу. Не знаем мы, кто и зачем такое мог сотворить. Это плохо – непонятное почти всегда плохо. Оно, может, и не так уж и плохо, но пугает. Помалкивать надо, и народ поодиночке никуда не отпускать – только группами. Я даже думаю, что меньше десятка в разведку посылать пока что не стоит – раз с пятеркой простых солдат справились так страшно, то с десятком наших в десять раз труднее будет справиться. Мои ребята не коронные – каждый троих обычных ратников стоит. – Ладно… валите кресты. Надо побыстрее заканчивать и назад уходить – может, остальные группы еще чего интересного нашли. На обратном пути представил, как тысячный отряд королевской армии, уходя из Межгорья, проходит мимо пригорка. Воины шагают молча, не поднимая голов, чтобы не увидеть пять крестов с распятыми телами. Над мертвецами жужжат упитанные мухи и хлопают крыльями вороны, но никто не спешит устроить им правильное погребение. Или все же спешит? Снимает таблички, валит два креста, оставляет три и возвращается вниз, чтобы выбраться из этой проклятой долины и никогда не вспоминать о многом из того, что здесь увидел. И потом даже в разговоре с коллегами-солдатами следить за языком. Зачем? Почему? Я этого не знаю… И не только я ничего не понимаю – даже многоопытные солдаты и следопыт Люк в таком же недоумении. Забавно, впервые в этом мире я с местными наравне: одинаково некомпетентен.