Остановился, припал на колено, навалился, резко рубанул. Затем еще и еще. Готово – срубил. Теперь еще несколько резких ударов – уплощенный наконечник готов. С другого конца сильный завершающий удар – и обломать. Все – у меня в руке деревянное копье. Метра два с небольшим – для моих целей вполне подходит. Еще рывок, но недалеко – остановился в самых густых зарослях. Над сплошной зеленой стеной лишь голова выглядывает – все, что ниже, рассмотреть трудно. Поспешно делаю пару выпадов, убедившись, что тонкие ветки не слишком мешают удару, – даже в этой тесноте могу попортить кожу. Острие из правильного дерева ничем не уступает стали при условии, если на противнике нет доспехов. Дерево у меня правильное, а доспехов пока что не видел. Впереди зашевелились кусты, выскочил первый враг. Тот самый, что из лука в меня безуспешно стрелял, а потом мечом отмахивался. Увидел голову над кустами, осклабился: – Он здесь! Сюда! Быстрее! Ухмыльнувшись, посоветовал ему нехорошее: – Мужа зовешь? А ты похрюкай – быстрее примчится. Свиней здесь, как правило, не любят, вот и этот не исключение – мгновенно помрачнел, покачал головой: – Зря ты так. Умер бы легко, а теперь придется тебе кишки на ветки намотать. – Ну так вперед – или без своего мужа-борова ни на что не годен? Здравый смысл требовал от противника простого: подождать остальных, чтобы окружить меня и прирезать без риска. Но терпеть столь страшные оскорбления не смог – пошел вперед, поднимая меч. Впрочем, особой опасности я не представлял: голый, с коротким кинжалом. А у него кожаная куртка и широкий меч. Тоже короткий, но с моим оружием его даже сравнивать смешно. Копья он не заметил, и даже шум, издаваемый при его изготовлении, вряд ли слышал за треском веток, грохотом шагов и собственным тяжелым дыханием при беге. Я не дал ему права нанести первый удар – сделал выпад, едва он достиг дистанции поражения. Припасть на колено, резкий тычок – все как учили. Древесину я выбрал хорошую: без гнили и дефектов, идеально сухая. Кожа у него на куртке тоже хороша, но это ведь не доспех – острие, легко пробив одежду, ушло в брюшину. Поднимаясь, шагнул назад, с поворотом вырвав оружие из раны. Без брезгливости, даже с радостью, увидел, что наконечник окрасился кровью ладони на полторы. По теории удар в такое место считался очень болезненным, и на практике оказалось так же: тонко заскулив, противник моментально потерял агрессивность, неуверенно попятился назад, зажимая рану левой рукой. В правой продолжал держать меч, но уже без тени боевого задора – просто демонстрировал мне, что все еще опасен. Но крик, вырвавшийся из горла, говорил обратное: – Он убил меня!!! Убил!!! Убил меня!!! Слева и справа трещали ветки под ногами преследователей – растянулись в линию, пытаясь прижать меня к болоту. Только не предвидели они, что в линии этой прореха возникнет. А она взяла и возникла – этот скулящий стрелок больше не противник. Не обращая на крикуна внимания, обошел его слева – кинулся назад, к реке, стараясь производить как можно меньше шума. Раненый не пытался мне помешать – все так же орал одно и то же. Это хорошо: во-первых, лишний шум создает; во-вторых, ничего важного подельникам не сообщает. Они еще не знают, куда я направился. Пока доберутся туда, пока сумеют расспросить, я уже далековато оторвусь. Мне нужно получить фору – пусть их стало меньше на одного, но трое – все равно слишком много. Ну не супермен я – мне и один на один страшновато выходить против таких головорезов. Вряд ли за нами послали кондитеров или трубочистов – наверняка серьезные ребята. Но одного я все же сделал! Пусть и схитрил, но сделал! Я все же крут! С этими веселыми мыслями продолжал мчаться к реке. Перепрыгивая через поваленные деревья, огибая непролазные заросли, приседая под низко нависшими ветвями. В крови бурлил адреналин, в босые ступни больно впивались сучки и неровности земли, но я не обращал на это внимания – ноги уже привыкли к страданиям. И вообще, раз я крут, мелочи не должны меня волновать. Когда пробегал мимо широкого раскидистого дуба, из-за него спокойно вышел высокий человек, выставил ногу. Споткнувшись о нее, я рухнул будто подстреленный, вдребезги разнеся головой трухлявый пенек. Дан! Ты не крут! Ты просто придурок слепой! * * * Пенек был трухлявым, голова у придурков традиционно крепкая, но сила удара впечатлила – на несколько мгновений в глазах потемнело, а тело попыталось превратиться в непослушное желе. Несмотря на это, я сумел подняться, неуверенно потянулся к ножнам, но тут же остановился: передо мной оказался не враг. Конфидус стоял в мокрой одежде, в руке сжимал длинный меч, приватизированный из запасов Хорька, в глазах его читалось обидно слабое раскаяние по поводу произошедшего. – Епископ! Да вы чего! Не видите разве, кто бежит?! – Дан, в этих зарослях разве увидишь издали?! Еле спрятаться успел, как шум от вас услышал. Простите, не хотел. – Спасибо, что мечом не пырнули! – Ну что вы! Я ведь еще не знал, кто это: надо было убедиться, перед тем как бить. Дан, простите, что прерываю нашу учтивую беседу, но не пора ли о деле подумать? Я слышу шум – сюда кто-то приближается. – Их четверо. Одного я подранил – вот эту палку в брюхо ему сунул. – Нагнувшись, я поднял оброненное копье, продемонстрировав окровавленное острие. – Если в живот попали, то теперь их трое – с такой широкой и глубокой раной он не боец. – Да – он так и орет вдалеке. Слышите? И еще: луки свои они у реки побросали – здесь с ними тяжело бегать. – Правильно сделали – лук с натянутой тетивой за все на свете цепляться любит. Что у них за оружие осталось? – Тот, кого я ранил, с мечом коротким, остальных не видел. – Кольчуги? Шлемы? – Да не видел я других! У раненого куртка была из кожи толстой. Не доспех, а просто куртка – легко деревяшкой проткнул. – Понятно – чистые стрелки, скорее всего. Издали ловко бьют, бесспорно, а вот лицом к лицу посмотрим еще… Давайте назад отойдем, к тропе – там посвободнее. Если у них тоже мечи короткие, я их легко достать смогу. А если лук найдем, то стрелять из-за моей спины в них будете. Простите, Дан, ваш меч я не догадался с лодки прихватить, а с таким кинжалом вы много не навоюете против их мечей. Лук мы найти не успели – парочка преследователей выскочила на тропу одновременно с нами, но метрах в пятнадцати ниже. Они не стали терять времени на разговоры – пошли на нас. Один сжимал такой же широкий короткий меч; другой, взяв в левую руку узкий длинный кинжал с массивной крестовиной, в правой начал раскручивать железную гирьку на кожаном ремешке. Неуверенности противники не проявляли и не вели себя легкомысленно: шли медленно, внимательно нас изучая, оружие держали непринужденно привычно. Епископ шагнул вперед, замер в позе солдата, получившего команду «вольно», медленно опустил меч, упершись острием в песок. Враги, переглянувшись, начали расходиться, насколько позволяла ширина тропы: в клещи брали. Но Конфидуса это не беспокоило – стоял так же неподвижно. Первый решился – рывок вперед, замах кистенем. Епископ резко вскинул меч, ухитрившись этим движением швырнуть в лицо нападающему тучу песка. Тот, естественно, растратил боевой задор, попятился назад, пытаясь раскрыть засыпанные глаза. Не успел: уверенный короткий замах – и меч самым кончиком бьет в висок. Хруст кости, брызги крови, и епископ уже разворачивается ко второму, успев парировать его удар. Мечи столкнулись с резким звоном. Конфидус немедленно атаковал колющим ударом, но неудачно – противник отпрыгнул назад, прикрываясь от наседающего епископа. Лука, чтобы стрелять из-за спины товарища, у меня не было, но имелось копье – шагнув вправо, чтобы не мешала спина Конфидуса, сделал все тот же выпад, надеясь, что и сейчас попорчу брюхо. Не удалось – враг на этот раз прекрасно видел мою деревяшку и не захотел покрасить ее своей кровью. Ударил мечом. Не перерубил, но отбросил в сторону с такой силой, что я, потеряв равновесие, едва не завалился на бок. И потому пропустил атаку епископа, увидев лишь ее последствия: противник с криком пятился, разбрызгивая кровь из рассеченного запястья. Его оружие лежало на песке. – Дан! Стойте! Живьем возьмем его! Я оглушу! Дельная мысль – поговорить с пленником не помешает. Вдали отрывисто хлопнуло, уже рядом приглушенно стукнуло. Раненый враг, прекратив пятиться, неловко развернулся, осел на землю, распластался на животе. Все еще пытался куда-то ползти, но лишь загребал ладонями песок. Между лопаток у него торчала длинная стрела с серым оперением. Не сговариваясь, мы бросились в кусты, спасаясь от стрелка. – Четвертый остался еще! До лука добрался! Своего прибил! – крикнул я. Епископ, встав на четвереньки, на миг высунул голову из кустов, изучая тропу, и тут же досадливо сплюнул: – Дан! Здесь свои! – Какие еще свои?! Четвертый стреляет! – Должен быть еще один. Ты его видел?! – крикнул епископ кому-то невидимому. – Я его убил, – коротко ответили невдалеке смутно знакомым голосом. Конфидус вышел из кустов, остановился. Он все еще был напряжен и настороженно оглядывался по сторонам, но хлопанья тетивы больше не раздавалось – никто не пытался его обстрелять. Все еще ничего не понимая, я выбрался следом и увидел, как по тропе приближается недавний знакомый – тот самый парень, которого подняли на борт в состоянии анабиоза и с которым я сталкивал лодку с мели. Одежда его была такой же мокрой, как и у Конфидуса, в одной руке он держал длинный деревянный лук, в другой несколько стрел. Лицо его было спокойным и характерно нездоровым – похмельная муть все еще не выветрилась. Мне не стоило большого труда разобраться в произошедшем. Очевидно, когда стрелки дружно бросились за мной, опытный епископ воспользовался моментом – добрался до берега. Благо лодка опять засела на мелком месте и плыть не пришлось. Парня, видимо, тоже потянуло на подвиги – отправился следом и, найдя один из брошенных нападавшими луков, использовал его против хозяев. Оставалось непонятным одно. – Эй! Ты где так хорошо стрелять научился?! Присев возле все еще шевелящегося бандита, тот, достав нож, начал хладнокровно вырезать стрелу, скупо пояснив: – Охотиться я люблю. В лесу учился. – Браконьер, значит? – иронично уточнил епископ, не переставая озираться. – А ты что? Лесник королевский? Или егерь баронский? – так же невозмутимо уточнил парень. – Нет. Просто интересуюсь. Дан, вы уверены, что их было четверо? – Так Зеленый сказал. Вон он, над нами кружит, и кричать перестал. Значит, никого рядом нет. Он глазастый. – Ух ты! Ваша птица как человек разговаривать может? Это что – настоящая птица стража? – Настоящая… – А вы, значит, страж?! – изумился лодочник, вытирая вырезанную стрелу о штаны затихшего врага. Отвернувшись, кивнул: – Да, страж. Смысла скрывать это или отказываться по причине самозванства больше не видел – даже под пытками не сумел от этой роли отвертеться.