Девушки переглянулись и рассмеялись, будто услышав какой-то вздор. — Богиня не запрещает нам становиться матерями, и хоть мужчины не вхожи на территорию храма, многие из них тоже молятся ей и помогают нам. — Но история Имы… — вспомнила, что говорил Ану о своей матери. Девушки переглянулись, в их глазах вспыхнул гнев. — Она позволила халифу похитить себя. Если женщина хочет сбежать от мужчины, она сбегает, как это сделала ты. Но ей понравился вкус власти, поэтому она осталась. Я не очень понимала их логику, поэтому позволила себе уточнить: — Значит, если бы Ану… осуществил права супруга, я бы не смогла попросить убежища и выглядела в ваших глазах предательницей? Девушки согласно закивали. То есть если бы меня изнасиловали, по их мнению, я была бы виновата сама. Какая чудесная религия. — Никто из нас не стремится к власти. Мы созидаем и уничтожаем, воюем, рожаем детей. Только богиня заключает браки, и только она выбирает королей. Има нарушила оба правила, подобравшись к халифу и родив ему сына. Откинулась спиной на стену. Я была сыта, в голове — звенящая пустота и абсолютное спокойствие. Так бывает, когда понимаешь, что вляпался по самые уши, а спасения, кроме как от самого себя, ждать не приходится. Разум лениво обрисовывал мое положение на текущий момент. Итак. Я нахожусь на территории восточных земель империи, что уже само по себе не очень хорошо. Знаю только язык тиурь. К женщинам тут относятся как к красивым вещам, ходить без сопровождения мужей или братьев они могут, только если принадлежат к культу Кровавой богини. К которому и я, кстати, успела присоединиться. Ану постарается до меня добраться. Он очень гордый человек, а я по его гордыне буквально потопталась, когда сбежала. Шанс, что меня станут искать родные, невелик: меня считают мертвой, пожранной огнем вместе с друзьями. От воспоминания о них сердце снова предательски сжалось, но усилием воли я заставила себя не думать. Сейчас я в единственном безопасном для меня месте, нога мужчины не может ступить на территорию садов храма, но я должна буду заплатить за эту безопасность мифическому существу. Девушки принесли мне ароматный чай, пахнущий степными травами и горький красный мед. Они стали вдруг странно молчаливы, глаза их наполнились темнотой. Не придавая значения изменившемуся поведению, сунула в рот ложку меда и вдруг подумала: ведь меня считают мертвой, и, коли меня похоронят, то со мной вместе похоронят и все мои клятвы. Мне не обязательно возвращаться ко двору, стану свободна от всех обязательств, смогу начать новую жизнь… «Ты можешь стать свободна», — раздался глубокий женский голос в моей голове. Не мой внутренний голос. Я заморгала и уставилась на чашку в руках. Так… Либо я схожу с ума, либо девушки мне подсунули вовсе не чай… «Либо ты разговариваешь с богом», — прозвучало с усмешкой. Отставив в сторону чашку, я опасливо опустилась на каменный пол. Если в чай подмешали наркотик, запросто могу решить, что умею летать или проходить сквозь стены, и сломаю себе шею. Два отравления за один день… Интересно, моих способностей хватит, чтобы полностью переработать все вещества, которыми меня успели напичкать? Осторожно отползая в угол, окинула комнату безумными глазами. Стены будто растаяли, а в воздухе разнесся аромат: так пахнут море и дождь, так пахнут плодородная почва, травы и цветы. Через секунду вокруг меня вырос парк, с женских статуй плащом ниспадали вьющиеся растения, будто окутывая их нагие тела в изящные одежды. Одно из изваяний сошло со своего постамента, взглянуло на меня алым пламенем глаз. Двигалась статуя с трудом, словно сбрасывала с себя многовековое оцепенение. — Чем меня опоили? — вежливо поинтересовалась я у стоявшей передо мной фигуры. Молодец, Маримар. Поговори со своими галлюцинациями. — Ничем. — Губы на стылом лице не шевельнулись. — Моя суть, что позволяет говорить с последователями, находится в красном меде. Немногие помнят о таком способе говорить с богами. Жители столицы отнюдь не религиозны, ходят в храм максимум четыре раза в год, обращаясь к духам стихий, но в богов не верят очень давно. Мне вдруг захотелось извиниться за непочтительность, но потом вспомнила, что брежу, значит, в извинениях нет необходимости. Однако решила уточнить, мало ли, вдруг обозналась. — Кровавая богиня? Губы статуи исказились в улыбке, несколько других изваяний повернули ко мне головы и тоже усмехнулись. — Богиня. Но не только крови. Жаль, что лишь самая жестокая моя ипостась сохранилась в памяти людей. За спиной ее выросли еще руки, в некоторых было оружие. — В любом случае, если ты Кровавая богиня, у меня к тебе должок. Хотелось как можно скорее прекратить беседу, потому что сады начинали мне нравиться. Еще немного, и соглашусь отдать все на свете, лишь бы остаться здесь. — Ты нетерпелива, дитя. Но нетерпение — удел молодых. Я ничего не потребую от тебя, напротив, кое-что дам. Но сначала ты должна понять, кто я. И зачем мне нужна ты. Другие статуи вдруг развернулись ко мне. Они изображали разных женщин, высоких и низких, полных и таких худых, что ключицы выступали наружу, молоденьких девушек и сморщенных старух, как та, что стояла в центре храмового фонтана. Их глаза были черными, карими, зелеными и золотистыми… Все разные, но все были ею. — Я та сила, что пробуждает семя к жизни, что помогает зачать дитя. Я смерть и я же жизнь, я разложение и возрождение, магия земли, огня и воды, я воздух, которым ты дышишь, свет и тьма, наслаждение и боль. Есть множество способов прийти ко мне. Ты пошла путем воина, всю жизнь сопротивляясь тяготам жизни. Уже давно я наблюдаю за тем, как маги уничтожают друг друга, стремясь сохранять власть. Я видела, как убили почти всех моих ведьм, носителей древней силы. Наблюдала, как уничтожали магических существ, как исчезли драконы, и единороги нырнули в изнаночный мир. И больше я не могу стоять в стороне и поэтому вмешаюсь. Ты — единственный достаточно сильный маг, который может услышать меня и который захочет меня слушать. Мне захотелось пошутить, что со спасением ведьм она минимум лет на сто опоздала, но вовремя прикусила язык. Впрочем, смысл речи богини казался резонным. Магия слабела давно. В истории сохранилось множество событий, в которых участвовали множество воинов с силой Роаха, Романа или Ану. Истории о магах воды, которые были способны седлать волны и перемещаться с места на место, или о том, что сапожники и трубочисты владели магией на том уровне, на который сегодня способны единицы. До недавнего времени я не интересовалась легендами и воспоминаниями стариков, считая, что ослабление магии является несомненным преимуществом для меня. Но сейчас задумалась. — Мне несомненно приятно… богиня, но нельзя ли подробнее описать, что от меня требуется? Статуя поморщилась, моя непочтительность ей явно не льстила. В свое оправдание могла лишь напомнить, что не каждый день общаюсь с богами. — Я не в праве что-то от тебя требовать. Просто попрошу слушать меня, когда ты вернешься в водоворот своей жизни. Я уже иду с тобой рука об руку, это я даровала тебе твои способности. Слушай меня и обращайся ко мне, и тогда я верну в этот мир магию. На языке вертелось множество вопросов — почему я и кому мне верить, но задала иной, вспомнив ее первые слова, раздавшиеся в голове. — А как насчет моей свободы? — Ты хочешь отказаться от всего и сбежать? В голосе звучало понимание. Она бы приняла любое мое решение. Сбежать от ответственности, как Теренис-младший… Если я так сделаю, в стране вполне может начаться междоусобная война. В первый же вечер во время бала я слышала, что многие аристократы не поддержали решения императора отдать престол сыну, и только их страх перед старым магом воды не позволял выступить с протестом. Тавр удержится на троне, только если будет иметь в рукаве крупный козырь вроде меня. — Не сбегу, — ответила со вздохом. Статуя подошла ко мне с изяществом, которого не ожидаешь от куска камня, и взяла за правое запястье теплой рукой. Показалось важным уточнить, что я не в восторге от идеи божественного служения, но богиня и так все поняла. — Ты никогда в меня не верила, не молилась, даже не знала обо мне. Но я в тебя верю. Не дай погибнуть ни одному из элементалей. Запястье нестерпимо обожгло, я закричала от боли и открыла глаза. Я все еще полулежала на полу, тело занемело, и о случившемся напоминала только резь в запястье. Поднесла его к лицу. На нежной коже алел цветок с пятью острыми разноцветными лепестками. Зачарованная рисунком, я не сразу обратила внимание, что в обеденную комнату вошла Бат. — Я пришла, чтобы переложить тебя на кушетку, но вижу, ты уже очнулась, — голос ее звучал возмутительно спокойно. Служительница улыбнулась, глядя на распустившийся на руке цветок. Я произошедшее не считала поводом для улыбок. — Что за чертовщина произошла? — Стоило бы вежливее говорить с теми, кто дал мне кров, но на сегодня все мои ресурсы были исчерпаны, хотелось просто свернуться клубочком в безопасном месте и немного поспать. — Ты снискала благодать Богини. Какой она явилась тебе? Бат помогла мне подняться — я и не заметила, что все мышцы свело от неподвижного сидения на полу. Рассказала о своем сне, попутно поинтересовавшись, не служительницы ли храма нанесли на кожу рисунок, — я лишь недавно смирилась с мыслью о существовании элементалей и ведьм, боги в картину мира пока не вписывались. Женщина рассмеялась, закатала рукав и показала небольшой клинок на своем запястье. — Этот символ остается неизменным уже двадцать лет. Он означает, что у богов есть на тебя планы. — Она прикоснулась к знаку, как к драгоценности, затем взгляд острых глаз вернулся ко мне. — Предлагаю тебе погостить у нас некоторое время, восстановить силы. При первом удобном случае мы выведем тебя за пределы храма и посадим на корабль, идущий на запад. Предложение Бат показалось разумным, и я его приняла, однако попросила больше не подсовывать мне неизвестные продукты. А то кто знает, сегодня боги, завтра единороги привидятся, послезавтра Роах в исподнем в ромашки. ГЛАВА 6 Небольшой отряд разбил лагерь у стен храма. Ану прилетал верхом на драконе по три раза на дню и требовал переговоров, на что Бат вежливо велела ему убираться восвояси, напоминая, что последовательницы культа Кровавой богини неприкосновенны. О том, что я отказалась от культа и от всех связанных с ним ритуалов, умалчивалось. По ее же приказу меня особо не беспокоили, позволяя спать сколько хочу, есть сколько влезет и посещать тренировки по собственному желанию. Тренировки здесь были скорее философией, ничего общего с занятиями у Эльдара. Девушки занимались гимнастикой, метко метали кинжалы и двигались с бесшумностью тени. Первый день я опасалась и вздрагивала от каждого шороха, на второй поняла, что опасность в храме мне не грозит, и стала передвигаться свободней, изучая обширную территорию — сады, бассейны, множество комнат и подземных галерей. К третьему дню пребывания в храме все мои мысли и желания сосредоточились на возвращении домой. Возможности для этого пока не представлялось. Отряд за стенами храма рос, все письма просматривались, каждая входящая и выходящая женщина допрашивалась. Подобное положение дел никого не устраивало, и вот уже после ужина я расслышала в коридоре шепот на языке тиурь. — Благословлена она или нет, но так жить просто невозможно. Я себя как в тюрьме чувствую. — Не думает же настоятельница из-за нее идти против халифа? — Ану такой красавец, я бы не раздумывая пошла к нему в жены. Да хоть второй или третьей. А ей он ведь тиша стать предлагает… При моем появлении из-за угла разговоры смолкли, девушки потупили глазки и поспешно ретировались. Дело плохо. Недолго меня будут терпеть. Я направилась на поиски Бат, стараясь не попадаться на глаза. Риск велик, но покинуть храм нужно сегодня, в крайнем случае завтра. Служительница нашлась у фонтана, в центре которого возвышалась статуя старухи, теперь-то я знала, что это изображение одного из ликов богини. Бат разговаривала с какой-то женщиной из тех, что больше не обнажают клинки, но помогают храму и отправляют учиться искусству битвы своих дочерей. Я хотела дождаться, пока они закончат беседу, но Бат подозвала меня и представила свою собеседницу: — Знакомься, Маримар, это Кайя. Ее дочь живет и обучается при храме. Когда-нибудь она может стать великим воином. — Женщина, чью дочь я украдкой видела во время обедов и ужинов, кивнула. Бат продолжила: — Мы охраняем Маримар от незаконных притязаний младшего халифа. Как видите, все под контролем. Мы не вступаем в войну, но держим оборону. Кайя была не первой матерью, пришедшей в храм узнать, как дела у дочери. Никому не нравилось наше осадное положение. Как оказалось, быть воином Кровавой богини считалось престижным, девушки удачно выходили замуж, отслужив год или два. К тому же мужья не смели их обижать, памятуя о могущественной покровительнице. Независимость и сила всегда прельщали, однако сила — это еще и ответственность, а об этом матери девочек зачастую забывали. — Приятно познакомиться. Я была готова услышать гневную тираду в свой адрес, но ее не последовало. Женщина, улыбнувшись так, что на полных щеках появились ямочки, произнесла: — И мне приятно. Я простой кондитер и в политике не смыслю. Но раз Бат говорит, что надо тебя защищать, значит, надо. — Она принялась теребить подол зеленого платья, а затем посмотрела на меня добрыми светло-карими глазами. — Моя младшенькая почти одного с тобой возраста, куда такое дитя замуж? Вы должны книжки читать да шоколадки кушать, — с этими словами она достала из необъятной сумки небольшую коробочку и протянула мне. Я приняла подарок под одобрительным взглядом Бат. — У меня часто после работы остается лишний шоколад. Мои девочки уже и просить перестали, наелись. Может быть, ты любишь? — Спасибо! — С радостью приняла подарок, уже предвкушая, как объемся сладкого. Женщина попрощалась, заверив Бат, что не имеет никаких претензий, и покинула храм. Двигалась она с поспешностью, присущей деловым людям. Дверь отворилась, впуская полуденный зной, я мельком увидела Ану и, не удержавшись, снова показала ему неприличный жест. Этот самовлюбленный мерзавец лишь улыбнулся в ответ ровными острыми зубами, уверенный в своей победе в нашем противостоянии. — Ты хотела о чем-то поговорить, дитя, — кашлянула Бат, привлекая внимание. — Я думаю, мне нужно сегодня убраться отсюда. Служительница слегка поморщилась, ей не нравилось, как я разговариваю. Умом я ее понимала: леди так не говорят, будущие императрицы тем более. Но не виновата же я, что учили меня не гувернантки и не выпускницы пансиона благородных девиц, а грубые мужчины вроде тренера Лево да Эльдара. Дала себе обещание следить за языком. — Чем вызвано твое решение? — в голосе прозвучало недовольство.