– Повезло тебе! – объявила она. – А я сюда в ночной сорочке и босиком, хорошо что лето было. – Это как? – В уборной лампочка перегорела, – пояснила она, начиная заполнять вещевой аттестат на меня. – Получаешь пока летнее обмундирование и… ага, спецодежду. Танкошлем, плащ кожаный… ох ты… а надо посмотреть, остались еще или нет… Плащи раздает направо и налево, это где их напасешься на всех… так, ага… ну это есть, это не проблема. Почему то я такой тираде на пункте «плащ кожаный дефицитный» не удивился ни разу. Не знаю почему, но вот такое предчувствие у меня сложилось сразу же, как Березаев про него упомянул. Понятия «вещевой склад» и «безвозмездная выдача кожаного плаща» никак в моей вселенной не могли ужиться вместе. С остальным проблем не возникло. Даже сапоги дали померить сразу несколько пар, причем вполне добротные, юфтевые, не кирзачи. Предупредив, правда, что если их изорву до окончания срока носки, то потом уже кирза достанется. Гимнастерку выдали хэбэшную, сдавленную по сгибам так, что о складки порезаться можно было, словно ее с помощью пресса упаковывали. Выдали непривычно не слишком широкие галифе, отмотали портянок. Затем мне досталась уже знакомая кепка-фуражка без всяких кокард и эмблем, которую я уже мысленно перекрестил в «фураньку», классический советский вещмешок с завязкой, памятный еще по собственной службе, мотоциклетные перчатки с крагами, добротностью натолкнувшие на мысль, что это трофей, а вот про плащ тетка забыла. А я напомнил. После напоминания она суетливо повздыхала, удалилась на свой склад, где долго хлопала дверцами каких-то шкафов и что-то недовольно бормотала, затем вынесла мне куртку. Добротную такую брезентовую куртку с воротником из искусственного меха на манер тех, что у нас офицеры-танкисты раньше носили. Только у них была синяя, а тут защитного цвета, и воротник серый как ушанка. – Вот, держи, английская, – пояснила она. – Для танкистов. А плащей нет, это Пал Демьяныч че-та попутал. И вот шлемы есть, все как в аттестате, – добавила она, выкладывая ребристый матерчатый танковый шлем темно-серого цвета. – Белья не выдаем, мало, на базаре сам покупай. Да оно там и лучше. За плащ я решил не воевать, куртка мне тоже понравилась. А то, что с одеждой проблемы будут, я уже усвоил, так что любому запасу был рад. Разве что насчет зимнего поинтересовался, на что получил ответ: – Рано еще, через пару недель выдавать начну. Потом со склада вещевого отправился в оружейный, который так и назывался тут, а вовсе не склад РАВ, чтобы узнать, что оружие на меня запишут, но выдадут после того, как на меня будут оформлены все документы, и как я сдам норматив по стрельбе. – А иначе хрен тебе, – емко сказал из-за решетки немолодой мрачный дядька с черными усами, командовавший складом. – Будешь учится сперва. – А где сдавать? – На стрельбище. Это здесь, но уже темно, завтра отстреляешься. И сборку-разборку сдавать тоже будешь. Так что наставления учи, я тебе их тоже выдам. Стой здесь. – Стою. Дядька направился в склад, откуда и вынес нечто, меня удивившее. Я ожидал такого-же ППШ, как у Федьки-Теодора, или СКС, как у солдат, но мужик выложил на столешницу недлинную винтовку с торчащим вперед стволом без пламегасителя и с не слишком широким магазином, который он присоединил прямо у меня на глазах. – Карабин Эм-Один, американский, – прокомментировал он, – Никто их не хочет, но ты, как новичок, получишь. Все равно ничего другого нет. – А чего не хотят? – Патрон слабоват для карабина, эскаэс его как бог черепаху кроет, – пояснил мужик, – А пэпэша очередями шьет. Но ты не боись, на самом деле нормальный карабин, очень легкий, прямо игрушка, стреляет метко. И кстати, тут эскаэс таким как раз с него сделали, приказом наркома вооружений. Тоже магазин на пятнадцать, отъемный, тоже самозаряд. По проекту на десять патронов был, из обоймы, а как по ленд-лизу от американов эти карабины пошли, так приказали переработать. – А вы чего, местный? Это я, задумавшись, сморозил глупость. Но мужик не удивился, видать, на новичка поправку сделал, и сказал: – Тут местных нет, мы сюда с приятелем пять лет назад попали, когда проводку в гараже чинили. Здесь людей нет, а бумаг выше головы. Вот и почитал приказы. – Ага, понял… – Револьвер еще получи, – добавил он, выкладывая на стол «наган». – Это ленд-лиз? – удивился я. – Нет, но других нет. Сейчас нет, – пояснил он, когда заметил мой взгляд, направленный на его кобуру. Вне всяких сомнений, там покоился «кольт 1911», рукоятку ни с чем другим не перепутаешь. – Девять миллиметров… Тут я поразился малость, – Шесть патронов… Удивление окрепло, – Гильза с дульцем… Я понимающе кивнул, – Барабан, понятное дело, не откидной, – подвел он итог описательной части. – Ага. Ну, наган как наган, разве что в калибре миллиметров больше, в барабане патронов меньше, ну и вид чуток отличается. В рукоятке что-то, долы… да и все, пожалуй. А так вполне обычный наган. – Кобура дерьмо, или переделывай, или на рынке купи, умельцы уже делают, – добавил мужик. – Ленд-лизовские хорошие, особенно если крышку на ремешок заменить, но под наган они никак. – Понял, – кивнул я, затем спросил: – А с патронами чего? – А на хрена они тебе сейчас? Я же все равно ствола тебе не выдам. Гуляй так покуда. Один просто не шляйся по темноте и к людям держись поближе. Заодно слушай побольше, чтобы не схарчил кто, или не вселился. И все будет как надо, не менжуйся. Противогаз можешь взять. Хочешь – носи, а хочешь – сумку от него пользуй, он тебе по должности положен. – Ага, спасибо, – засмеялся я, принимая дар в зеленой брезентовой сумке. К Березаеву попал уже после окончания рабочего дня, он специально меня дожидался. Сидел в полутьме, разгоняемой керосинкой, попыхивал трубкой, задымив кабинет так, что я чуть не закашлялся. Какой-то ядреный у него табак, как кислотой по обонянию. – Закончил? – спросил он у меня, начиная убирать бумаги со стола. – Ага, вроде всех обошел, – ответил я, демонстрируя тюк с одеждой. – Ну и молодец. Тогда держи направление в общежитие. Улица Засулич, дом четырнадцать, в бывшем здании музыкальной школы. Приняв от него серую бумажку с кривовато отпечатанным текстом, я уточнил: – А добираться как туда? Я пока ориентируюсь так себе, то есть вовсе никак. – Пешком не надо уже, темнеет, – указал он черенком трубки на окно. – Так успеешь до заката, в принципе, но если заплутаешь… На «пепелаце» езжай. – На чем? – Автобус, развозит сотрудников…, – он глянул на часы. – Через двадцать одну минуту пойдет, как раз по двум адресам, ну и ты с попутчиками. А там сразу к коменданту с направлением, понял? – А он еще работает? – спросил я, тоже посмотрев на часы, но уже с сомнением. – Не работает – так дежурный за него. У нас везде дежурные, жизнь такая. На сем наша беседа и закончилась. Пристроив тюк с одеждой на подоконник в вестибюле, я стоял у серьезно зарешеченного окна возле компании из нескольких молодых мужиков, немилосердно куривших, и глядел на улицу через запотевающее стекло. Попутно отметил, что мужики сплошь вооруженные, кто с кобурой, а кто и с чем побольше. У кого ППШ, к виду которых мне никак не получалось привыкнуть, а у кого американские карабины вроде того, что мне только что почти выдали. Болтали они о чем-то веселом, много смеялись, запуганными или прибитыми жизнью не выглядели, так что я решил, что если бред у меня не закончится, то я здесь тоже как-нибудь проживу. Пока дорогу назад не найду. – О, «пепелац»! – сказал один из мужиков, и вся компания потянулась к выходу. Ну и я за ними, подхватив вещмешок и узел. «Пепелацем» оказался довольно дряхлого вида трехосный грузовик ЗиС, громыхающий и одновременно с тем чихающий двигателем, у которого вместо обычного бортового кузова стояло что-то вроде автобусного салона. Дверь со скрежетом распахнулась, сидевший за рулем мужик в замасленном комбинезоне крикнул: – Можно садиться. Говори, кому куда. Остановок оказалось всего две, как Березаев и обещал, «Жилой городок» и «Общага». Водила покивал, и когда все уселись на жесткие дощатые лавки с такими же жесткими спинками, тронул свой «пепелац» с места. Тот заныл натужно, завонял выхлопными, но достаточно бодро покатил по улицам. – Новенький? – спросил меня усевшийся рядом со мной парень, высокий, худой, но плечистый и жилистый. – Ага, сегодня провалился. – Не повезло, – усмехнулся он, – А я уже четвертый год здесь. Откуда сам? – Из Москвы, если ты про город. – Про город, – подтвердил он. – Со слоями реальности тут разбираться бесполезно, с ними все очень сложно. Как сюда? – В сарае закрыло. – А я у любовницы в доме в шкафу от мужа спрятался, прям как анекдоте, – усмехнулся тот. – Как представлю лидкину морду после того, как мужика своего спровадила, а я куда-то исчез, так до сих пор смех разбирает. – В портках хоть был? – засмеялся и я. – Ага, в мужниных. Я их с перепугу в руки с вешалки схватил. А кроме порток ничего и не было. И выкинуло среди зимы. – И как ты? – удивился я. – А меня прямо в городе выкинуло, в пустом доме возле самого периметра. Повезло. Паша меня зовут, Павел в смысле. – Володя. – Будем знакомы, – пожал он мне руку. – В общагу, как понимаю?