Пить хочется. Огляделся, выбрал из многочисленных струек, что лились с крыши, ту, что потолще, подставил ладони, собрав их в ковшик. Когда набралось на глоток, поднес ко рту. Вода как вода, холодная такая, как этот самый дождь. Чистая. Пей – не хочу. Впрочем, я хотел. И не торопясь, набирая горсть за горстью, минут десять пил холодную воду по глоточку. Ладно, от жажды не умру. Насчет голода не знаю, но голодным человек может долго прожить, это без воды ему никак, загнется. Ладно, что дальше тут яйца высиживать, надо идти. Но едва сделал первый шаг по дороге, как остановился, словно вкопанный. Мотор. Автомобильный мотор. Закрутил головой, пытаясь понять, откуда звук идет, не мимо ли? Не по какой-нибудь другой дороге едет машина? Нет, сюда, и меня догоняет. Странный какой-то звук, словно давно знакомый, но неправильный. Где я подобный слышал? Мелькнули в голове какие-то детские ассоциации, двор, машина, ежевечерне заезжавшая за мусором – ЗИЛ-самосвал. Он останавливался у высокого помоста с металлическими поручнями, и мой отец стоял в очереди на этот помост, вместе с соседями. Они поочередно туда поднимались и переворачивали ведра, из которых в кучу сыпались бумаги, объедки и всякая дрянь. А потом дворник туда же выворачивал мусорные бачки, которые стояли по подъездам, воняли и собирали бездомных кошек. Он составлял это роняющие помои бачки на специальную тележку с бортиками и упираясь катил все к тому же самосвалу. Нет, не так… ЗИЛ посвистывал пневматикой тормозов и гудел двиглом как большой шмель, а этот звук с подвывом, как будто постанывает мотор жалуясь на судьбу… Точно! Хлебный «газон», который разгружался в булочной, что была напротив нашего дома. Мрачный мужик в грязноватом халате распахивал створку кузова с надписью «Хлеб» и начинал вынимать оттуда деревянные поддоны с буханками и батонами, взамен забирая из магазина пустые. А бабульки, сидевшие до того на скамеечках у подъездов, вперегонки стайками летели к магазину, чтобы ухватить горячего, прямо с хлебозавода. Я в напряжении ждал, уставившись на поворот лесной дороги, всматриваясь до боли в глазах, боясь того, что мне это кажется, и никакой машины на самом деле нет, и не будет, а будет брошенная остановка, пустой мокрый лес и бесконечная дорога, ведущая в никуда. Но вскоре из-за поворота появилась машина. В общем, я ошибся. Похоже, что показавшийся из-за деревьев автомобиль не имел никакого отношения к Горьковскому автозаводу. Высокий, какой-то кургузый и неуклюжий с виду, со скошенной назад решеткой облицовки радиатора с оторванной эмблемой, он постанывал трансмиссией и громыхал высоким деревянным кузовом. Мне смутно вспомнилось, что где-то я подобную машину уже видел, чуть ли не в кадрах военной хроники времен Великой Отечественной, но мысль так и не оформилась ни во что конкретное. Тем более, что окрашен грузовик был в непривычно сочетающиеся крупные серые и зеленые камуфляжные пятна. Ладно, черт с ним, подумалось мне, и я, шагнув вперед, поднял руку, призывая шофера остановиться, и оставаясь при этом в глубине души уверенным, что машина проедет дальше. Как-то очень уж странно выглядело это все, и мне показалось, что шофер должен испытывать подобные же ощущения. И поэтому он плюнет и рванет от меня как можно быстрее, чтобы не связываться со странным и непонятным. Но ошибся. Скрипнув тормозами и обдав меня запахом нагретой резины, грузовик проехал чуть дальше, но остановился. Я пошел следом, и… и как в стену уперся. Водитель, среднего роста молодой, годам к тридцати, мужик с узким лицом и курносым носом, выбрался на высокую подножку, и смотрел на меня. Но не только смотрел, но и… уставил на меня ствол довольно серьезно выглядящего пистолета-пулемета, кажется даже самого настоящего ППШ. Или ППС, что-то я не понял. – Тебе куда? – спросил он таким тоном, словно все в порядке и я не стою с перекошенной рожей, испуганный и обалдевший. – Ну…, – совсем растерялся я. – Куда-нибудь к людям… – Ага, – удовлетворенно кивнул тот. – Ближе подойди тогда. Ствол оружия показал примерно куда. Туда я и пошел, не имея никакого желания спорить. Посмотрел на него внимательней, мимолетно удивился какому-то антикварному или сценическому наряду. Яловые сапоги памятного со срочной службы фасона, бриджи хэбэ, шоферская куртка из какого-то дерматина поверх свитера, на голове маленькая фуражка вроде военной, но без кокарды. Старая такая, подобные еще в Гражданскую носили. Он ее на затылок сбил, так что темные волосы на лоб падали. Странный вид, очень странный. Под стать машине и оружие. – Еще потерянец, – удовлетворенно сказал парень и вдруг посветил мне в глаза фонариком, который все время держал в руке. Я поморщился, хотел отвернуться, но он крикнул: – На свет смотри! Стрелять буду! Пришлось смотреть. Секунд через десять он кивнул, убрал фонарик, к удивлению моему оказавшийся со шнуром, тянущимся куда-то в кабину, вроде обычной автомобильной аварийной переноски, затем спросил: – К людям, говоришь? – Вроде того, – кивнул я. – А ты знаешь, куда именно? – спросил он с какой-то странной интонацией. – Неа…, – покачал я головой. – Чего не знаю, того не знаю. К моему удивлению, он сам удивленным не выглядел. Лишь усмехнулся и сказал: – Так и думал. Садись в кабину. И опустив оружие, сам уселся за руль. Меня второй раз приглашать не пришлось. Не задавая больше вопросов, хотя крутилось их в черепной коробке как мух в уборной, я обежал машину и полез в высокую и тесную кабину. Плюхнулся на твердое и неудобное сиденье с прямой спинкой, огляделся. Более чем спартанский интерьер с простенькими приборами на крашенной серым металлической приборной панели, здоровенный черный эбонитовый, или из чего их там делали, руль. Я такие сам с детства помню. – К людям так к людям, – сказал шофер, подвешивая пистолет-пулемет к потолку, где у него специальное крепление было, причем явно не самодельное, машина и впрямь выглядела как военная, – Мне тоже как раз к этим самым людям и надо. Полное у нас с тобой единодушие наблюдается. Меня Федором зовут, кстати. Можно Федей звать. Можно Федькой. Даже Теодором можно, если охота. – Владимир. Володя, – представился и я, пожав протянутую мне перемазанную машинным маслом руку. – Рассказывай, Володя, как ты к нам попал, – заявил Федя, с лязгом врубая первую передачу длинным изогнутым рычагом с набалдашником, – Развлеки рассказом, а то уже три часа один еду. – К вам – это куда? – осторожно переспросил я. – Да вот сюда, в лес этот, – ткнул он пальцем за окно, – Да ты не щемись, за психа тебя никто не примет, тут все такие как ты. Или у всех такой же попадос, как и у тебя, случился, или мы все бредим хором. У меня вот три года назад с лихуем на работе в подсобке свет погас, а как вышел из нее, так оказался в развалинах каких-то, которые впервые в жизни увидал. А ты? – Генератор во дворе полез чинить, ветер дверь захлопнул в сарай, – коротко обрисовал положение я, поняв, что лучше выкладывать все как было. – Генератор? – не удивился, но чуть насторожился он. – Ну да. – Его сюда тоже занесло? – вкрадчиво уточнил он. – Ну… да. Мы с ним на пару, так сказать. – Повезло тебе, – решительно сказал шофер и вроде как даже задумался слегка, – Скатайся потом, забери. Их в городе ценят, берут дорого. Заработаешь хорошо. Хоть властям продашь, хоть на базаре, без разницы. Если хочешь, сгоняем вместе, у меня вот машина своя. Поделишься немного прибылями. Он похлопал ладонью по «баранке» рулевого колеса. – Там еще есть что, кроме генератора? – затем снова поинтересовался он. – Неа, в сарайчике только он стоял. – обломал я его в надеждах. – Жаль, – вздохнул он, – Но тоже нормально. Ты досюда долго шел? – Километров пятнадцать. – Вообще без проблем, за пару часов обернемся, – заключил он, – У нас ведь как – что с тобой провалилось, то твое безраздельно. Святая традиция. Я вот со шкафом провалился. А в нем была старая бухгалтерская отчетность предприятия. Прикинь, какая ценность. Только на растопку. Я кивнул сочувственно и задал наиболее, на мой взгляд, важный вопрос: – Федя, а где я? – Под Углегорском, – ответил он, ухмыльнувшись как-то ехидно. – Это в какой области? – В Углегорской, – еще шире и еще более издевательски осклабился он. – Гонишь? – спокойно поинтересовался я. – Сейчас указатель будет, на въезде в город. Читать умеешь? Вот и читай. Я ему поверил. Больно он радостный был, так бывает, когда кто-то правду знает, а кто-то дурак дураком, вроде меня сейчас. И собеседник заранее предвкушает, как ты «отправишься за ведром компрессии». – Федь, скажи по-человечески, – попросил я, решив не выставлять себя дураком дальше. – Если по-человечески, то не знаю, – вздохнул он, – Думаю, что никто толком не знает. Может и на том свете даже, вполне допускаю. Мы это место Отстойником называем. – Это почему? – опешил я. – Ну, так в двух словах и не опишешь. В общем, где еще может быть земля без людей? А тут ни единой живой души. В смысле, из проживающих здесь всегда, только такие как мы с тобой, провалившиеся. – Не понял… а город откуда? – спросил я. – А хрен его маму знает, – ответил Федя, вздохнув, – Тут все на месте – города, деревни, заводы, что угодно. А вот людей нет. – Я ворон видел. – Зверье есть. Даже медведей хватает с волками. И еще кое-кто есть. А людей нет, – ответил он. – А куда они делись? – вконец озадачился я, – Вымерли? – Вымерли бы – хоть кости бы остались. Нет и все. Словно съехали неожиданно. Причем давно. Ты из какого года сюда? Из двухтысячного попал? – Ну да…, – окончательно растерялся я, – А ты? – А мы все из двухтысячного. Кто сегодня попал, кто вчера, кто десять лет назад, – а все из двухтысячного. Впрочем, кого-то, кто попал раньше, чем за десять лет, я не встречал. Видать, недавно Отстойник открылся для посещения. – Погодь, погодь, – прервал я поток непонятного гонева, – А вас тут много? – Ну… в Углегорске тысяч уже семнадцать-восемнадцать, наверное. И в других городах живут. В окрестностях. На область тысяч пятьдесят наберется, как я думаю. – И все из двухтысячного? – Ага. Только дни разные. В какой день ты сюда попал, в такой и оттуда провалился. Сегодня двенадцатое октября там было? Он ткнул перемазанным в масле указательным пальцем в потолок машины, словно подразумевая, что я свалился сюда с небес. – Двенадцатое, – осторожно подтвердил я. – А я сюда три года назад попал, четырнадцатого ноября. Двухтысячного.