– Говорят, вы упали в обморок на улице у станции. Может быть, вы плохо питаетесь? Я понимаю, вкусной нынешнюю еду не назовешь. – Я хорошо питаюсь, сэр. – Тогда, возможно, дело в ночных сменах? Они ведь так утомляют. – Но всем нам приходится по очереди выходить в ночь, – ответила Памела. – Конечно, приятного мало, я никогда толком не высыпаюсь после ночной смены, но это ведь ко всем относится. – Вы точно здоровы? – Он впился в нее взглядом и, помолчав, уточнил: – Может, вы испытываете особую привязанность к кому-нибудь из наших молодых людей? Тут Памела уже не удержалась от смеха. – Я не беременна, если вы об этом. – Однако вы не похожи на девицу, которая чуть что хлопается в обморок. – Он придвинулся к ней: – Так в чем же дело? – Простите, сэр. Мне так неловко. И вы правы, за мной такого не водится. Он перелистал ее досье. – Когда вы в последний раз брали увольнительную? – Я уезжала домой на пару дней на Рождество, сэр. – Значит, за нами должок. – Но в Третьем корпусе и так работать некому. Будет несправедливо, если… – Леди Памела, я жду от сотрудников наилучшего результата. И не могу допустить, чтобы они сгорели на работе. Возьмите неделю отпуска. – Но меня некому подменить, и мы не можем… – Когда у вас кончается вахта? – На выходных. – Так доработайте и поезжайте домой. – Но, сэр… – Это приказ, леди Памела. Поезжайте домой. Приятно проведите время и возвращайтесь отдохнувшей. – Да, сэр. Благодарю вас. Лишь спускаясь по массивной лестнице, она осознала, что это означает. Она поедет домой, а Джереми ведь вернулся в Британию. Может быть, он уже в Нетеркоте. И в мире вдруг снова настал порядок. Глава вторая Фарли-Плейс Неподалеку от Севенокса, графство Кент Май 1941 г. Первым на него наткнулся мальчишка егеря, который на рассвете, как всегда, вышел проверить капканы. С начала войны мяса по карточкам выдавали так мало, что зайчатине теперь были рады везде, даже в господском доме. Паренек любил эту свою обязанность. Его радовала свобода и одиночество загородной жизни, приводили в восторг просторы с их невероятной зеленью и необъятный купол бледно-голубого, будто стеклянного, неба над головой. После квартиры в узком переулочке Степни[11], после грязно-серой полоски неба просторы Фарли все еще казались ему невероятной сказкой. В то утро он возвращался с пустыми руками. Егерь давно подозревал, что деревенские ребята нет-нет да и умыкнут попавшего в силки зайца или куропатку, и уже начал поговаривать о том, что неплохо бы устроить им ловушку. Мысль об этом наполняла мальчика нетерпеливым возбуждением всякий раз, как он отправлялся проверять капканы. А ну как там обнаружится один из парней постарше, которые так любили травить и пинать его за то, что он был мал для своего возраста, слаб, да еще и чужак. Он прибавил шагу. Дома ждали овсянка и яйца, настоящие яйца, а вовсе не дурацкий яичный порошок с картонным вкусом. День обещал быть теплым – чудесная ясная погода, в самый раз для начала лета. Над лугами клубился туман. Громко куковала кукушка, заглушая предрассветный птичий гомон. Мальчик вышел из леса и пошел через парк, окружавший господский дом, не забывая осматриваться, чтобы не наткнуться на оленей, которых он все еще побаивался. Трава в парке была гладкая и ярко-зеленая, а за раскидистыми дубами, каштанами и медными буками высился особняк, напоминавший силуэтом сказочный замок. Уже почти свернув на тропинку к домику егеря, мальчик вдруг заметил на траве что-то коричневое, а рядом длинное и светлое, трепыхавшееся, точно раненая птица. Пытаясь разобрать, что же это такое, он осторожно приблизился, помня, что за городом полно неожиданных опасностей. И увидел, что это человек. Точнее, то, что когда-то было человеком. Тело в военной форме лежало ничком, неестественно вывернув руки и ноги. Из ранца на спине тянулись веревки, привязанные к каким-то полоскам белесой ткани. Мальчик не сразу догадался, что это остатки парашюта – тот не пузырился, а безжизненно валялся на земле, слабо колыхаясь на ветру. Получается, в буквальном смысле с неба свалился, понял мальчик. Он немного постоял, размышляя, как быть. От вида чудовищно изуродованного трупа и забрызганной кровью травы его замутило. Но не успел он сообразить, что же делать дальше, как послышался топот копыт, приглушенный мягкой травой, и звон уздечки. Подняв голову, он увидел, что прямо на него несется девочка верхом на толстом белом пони. Девочка была элегантно одета – бархатный шлем, бриджи, приталенный жакетик, – а когда подъехала ближе, он узнал в ней леди Фиби, младшую дочь господского семейства. И с ужасом понял, что если ее не остановить, она налетит на труп, и побежал вперед, размахивая руками и крича: «Стой!» Пони резко остановился и с тоненьким ржанием заплясал на месте, взбрыкивая, но девочка крепко держалась в седле. – Это еще что за выходки? – возмущенно спросила она. – Ты с ума сошел! Я чуть не слетела, а Снежинка могла тебя затоптать. – Не ходите туда, мисс, – ответил он. – Там несчастный случай, не надо вам на это смотреть. – Что еще за несчастный случай? Он тревожно оглянулся. – С неба свалился человек, разбился в лепешку, жуть. – С неба свалился? – Она вытягивала шею, силясь разглядеть то, что он заслонял. – Вроде ангела, что ли? – Солдат это. У него, кажись, парашют не раскрылся. – Ничего себе. Какой кошмар. Пусти, я хочу посмотреть! Она пришпорила пони, посылая его вперед, но животное не сдвинулось с места, лишь фыркало да нервно перебирало ногами. Мальчик снова встал между ней и трупом. – Не глядите, мисс, не нужно вам такое видеть. – Вот еще, конечно, нужно. Я вовсе не брезглива. Я даже как-то смотрела, как режут свинью, вот это действительно жуть. Она так визжала. Я тогда решила, что в жизни не притронусь к бекону, только я слишком его люблю, так что долго не выдержала. Она пустила пони вперед, и мальчик был вынужден отступить. Пони сделал пару неуверенных шагов и заупрямился, почуяв неладное. Фиби приподнялась в седле, вглядываясь в траву. – Вот это да! – воскликнула она. – Надо кого-то позвать. – Нужно армейским сообщить, он же небось из ихних? – Из них, – поправила она. – Учись разговаривать правильно. – Если позволите, мисс, ну ее к черту, энту правильность. – Нет, не позволю. И я тебе не «мисс». Меня зовут леди Фиби Саттон, и ты должен называть меня «миледи». – Прощенья просим, – пробормотал он, проглотив очередное «мисс». – Надо рассказать моему отцу, – уверенно заключила она. – Это все-таки его земли, хотя ими и пользуются военные. Все равно они часть Фарли. Тебе лучше тоже пойти со мной. – В господский дом, мисс? То есть я хотел сказать – миледи? – Естественно. Па всегда рано встает, а остальные еще спят, наверное. Он зашагал рядом с пони. – Ты ведь тот мальчик, который живет у нашего егеря? – спросила она. – Так и есть. Меня звать Алфи. Я с Коптильни в прошлую зиму приехал. – С какой еще коптильни? Он прыснул и пояснил: – Это мы Лондон так зовем. Мы – кокни то есть. Она смерила его недоверчивым взглядом. – Что-то я не видела тебя в усадьбе. – Так я же хожу в школу в деревню. – И как, нравится? – Терпимо. Только вот деревенские придираются, потому что я ростом не вышел и некому за меня заступиться. – Какие злые мальчишки! Разве так можно?