Я открываю рот, чтобы извиниться, когда дверь позади распахивается и появляется темноволосая женщина. Судя по всему, это и есть Софи. Она моложе, чем я думала; лишь немногим старше своей клиентки. В дверном проеме за ее спиной виднеется раковина, кожаное кресло и полки, уставленные пластмассовыми флакончиками. – Кэт? – зовет она. – Ну что, готова? Девушка поднимается. На долю секунды ее взгляд смягчается. – Извините, – обращаюсь я к Софи. – Можно попросить вас на пару слов, когда закончите? Та окидывает меня взглядом. – Да пожалуйста, – хмыкает она, потом поворачивается к Кэт. – Идем. Девушка появляется спустя полчаса. Она бросает на меня взгляд, лишь оказавшись за дверью, когда переходит через дорогу. Меня удивляет опустошенное выражение ее лица. Должна же она хоть что-то чувствовать, пусть даже и облегчение? Если уж на то пошло, вид у нее такой, как будто она недовольна, как будто сделала эту несчастную татуировку ради кого-то другого. Она вытаскивает из кармана телефон – не тот, которым пользовалась в салоне, – и подносит к уху. Некоторое время она внимательно слушает, потом молча кивает и, сунув телефон в карман, скрывается из виду. Софи появляется мгновение спустя. – Вы еще здесь, – говорит она. – Проходите. Мне нужно тут все прибрать. Я иду следом за ней в кабинет. В глаза немедленно бросаются машинки, иглы в футлярах, банки с ватными шариками, лотки с одноразовыми бритвами. Меня одолевает тревога, грудь точно перехватывает железный обруч. – Вы по поводу Зои? Я оказываюсь не готова к ее прямоте. Такое чувство, будто я иду в бой. – Отчасти, – говорю я. – Почему вы так решили? – А зачем еще вам сюда приезжать? Думаю, ваш фильм на самом деле об этом. Тон у нее насмешливый, снисходительный. Я не реагирую. – У Кэт все в порядке? Она отводит взгляд и, повернувшись к одной из своих машинок, принимается ее разбирать. – Все нормально. Так что вы хотели? – Зои была вашей подругой? Она смотрит на меня в упор. Я выдерживаю ее немигающий взгляд. Ни одна из нас не произносит ни слова. За окном слышатся голоса: кто-то идет по улице. Я точно знаю, что она сейчас думает. Я для нее – фифа со столичным выговором в дорогой одежде. Какое мне дело до Блэквуд-Бей? До Дейзи и Зои? Знала бы она. – Так что, фильм будет о ней? Или о Дейзи? Я качаю головой. Интересно, может, она и Дейзи знала? Да нет, скорее всего, слишком молода. – Нет. Он будет не о чем-то конкретном. – Ясно. Я делаю еще одну попытку: – Так Зои была вашей подругой? Она вновь берется за машинку. Движения у нее методичные и четкие. – Да. Была. И что? Воздух между нами начинает потрескивать от напряжения. – Что, по вашему мнению, с ней случилось? – Без понятия. Об этом надо у нее самой спрашивать. – Я бы с радостью, но не могу. Она ничего не отвечает. Я вспоминаю, что Зои видели на автовокзале – те зернистые кадры с камеры наблюдения в Мидоухолле. – Думаете, она жива? – Мне-то откуда знать? Софи слишком явно обороняется. Что-то тут не так. – Она была здесь счастлива? Отрывистый смешок. – А вы бы были? – На вид тут не так уж и плохо. – Правда? Я игнорирую сарказм: – Послушайте, я пытаюсь выяснить, что произошло. Вероятно, я смогу помочь. Она ничего вам не говорила перед отъездом? Софи вздыхает и поворачивается ко мне лицом. – Зои была тут белой вороной. Она была хорошенькая. И умная. Дальше сами догадаетесь? – Значит, ее травили? Несмотря на враждебность, ее явно распирает желание выговориться. – Поначалу не было ничего серьезного. Так, время от времени. А потом они начали рассылать всем фотографии в «Снэпчате». – Что за фотографии? – Зои в душе, и… В общем… Я могу себе это представить. Слово «ЖИРНАЯ» в качестве оружия. Слово «МРАЗЬ». И еще что похуже. – И она никому ничего не рассказывала? Даже родителям? – Они тогда уже практически не разговаривали друг с другом. Зои приходила домой поздно. Пила. Они говорили, что это отражается на учебе. – А отражалось? – Я же сказала, она была умная. Родители хотели, чтобы она поступала в университет. – А она хотела? – Думаю, она сама не знала, чего хочет. Софи кидает жвачку в мусорное ведро. Рукав футболки задирается, и мой взгляд падает на ее плечо. Там, прикрытый вытатуированной розой, багровеет синяк, похожий на отпечаток большого пальца. Я с трудом удерживаюсь от вопроса, откуда он у нее. – Она принимала наркотики? – А сами-то как думаете? – смеется Софи. – Вы же смотрели видео. У нас тут все этим занимаются. Больше все равно нечем. – Какое видео? Она театрально хохочет: – То, где Кэт с Элли едят чипсы. Вы что, совсем слепая? Я подавляю искушение заглотить наживку и сообщить, что я в своей жизни кое-что повидала и лучше бы ей меня не злить. Вместо этого натянуто улыбаюсь. Я помню сюжет, который она упомянула. Надо будет его пересмотреть. – А парень у нее был? – Какое это имеет отношение к делу? – Я слышала, что был. И что они расстались. – Может, и был кто-то, но она вела себя очень странно. Всю дорогу скрывала, что у нее кто-то есть. Врала, что занята, когда я звала ее куда-нибудь пойти. Голос у нее уязвленный. Интересно, она чувствует свою вину? Подружка сбежала, а она понятия не имеет почему. Может, мы с ней не такие уж и разные.