— Поверху пошёл! — сумрачно сказал один из пограничников. Начальник заставы качнул головой: — Догоним! Не уйдёт!.. Они шли вперёд, находя почти неуловимые следы: обломленную ветку, упавшую шишку. Иногда следы снова шли по земле, потом снова пропадали. Ясно было — преступник хитрил и не выходил на шоссе, которое он должен был обязательно пересечь, чтобы попасть туда, где, видимо, его ждали. — Не обратно же он ушёл! — не вытерпел наконец кто-то из пограничников, наблюдая, как собака кружится на одном месте. — Придётся прочесать лес во всех направлениях, — задумчиво сказал начальник. Пограничники тронулись по лесу цепью… А тот, наверху, уже торжествовал победу. Ему удавалось перелетать, как белке, с дерева на дерево и запутывать следы. Теперь надо только выждать, а потом переодеться в запасённую одежду и, прикинувшись трактористом, пробраться в условленное место. Удобно устроившись в дупле старой лиственницы, он позволил себе даже вздремнуть немножко: напряжённые нервы требовали отдыха. Потом для большего спокойствия он снова переметнулся по воздуху с дерева на дерево, спустился на землю и пополз. На берегу лесного ручья он вымыл окровавленные руки и, морщась от боли, забинтовал их марлей, запасённой на всякий случай. Он переоделся и с удовольствием потянулся, готовый идти к шоссе уже не прячась, во весь рост. И вдруг что-то огромное, рыжее ринулось на него из кустов. Не вскрикнув, он упал навзничь и, почти теряя сознание, увидел над собой разинутую собачью пасть… Цепь пограничников сомкнулась у лесного ручья. На берегу, широко раскинув ноги, лежал тот, кого они искали, а Эльбрус сидел рядом. Услышав шаги, нарушитель повернул голову; лицо его было бледное, ни кровинки. Эльбрус сразу же, рыча, приблизил свою морду к его горлу. — Уберите собаку, — прохрипел он, — уберите… Начальник погранзаставы сказал негромко: — Эльбрус, дружище, ко мне! И собака радостно подбежала к нему. Эльбрус торопливо лизнул руку начальнику, потом повернулся и кинулся к ручью. Пограничники молча следили, как пёс жадно пьёт воду. Дёмкина болезнь Дёмку принесли мне совсем маленького. Он весь легко помещался в ладони, жалобно и тихонечко пищал. Дёмке было грустно и немножко страшно. Ведь час назад его отняли у матери и принесли сюда, в чужую комнату. Правда, тоска не отразилась на его аппетите: он жадно съел блюдце манной каши, и я решила выпустить его погулять. Он ещё не мог спускаться по лестнице, и пришлось нести его на руках. Перед моим домом был небольшой сквер. Я решила: пройдёмся-ка мы с Дёмкой вокруг этого сквера, мимо клумбы, которая сейчас, зимой, превратилась в круглый сугроб, а потом домой, спать. Я не подумала о том, что Дёмка ещё такой маленький, а мороз сегодня большой — двадцать пять градусов. Я опустила Дёмку на засыпанную снегом дорожку. Он сделал несколько торопливых шажков и вдруг, запищав, кинулся ко мне и поставил все четыре лапки на мой ботик. Я потрогала лапки, они были холодные. Я заставила щенка пробежать ещё немножко, а потом опять взяла на руки, и он, весь дрожа, кутался в мой меховой воротник, принюхивался. Дома я положила его на коврик, постеленный в уютном уголке за большим шкафом, и уставший, сытый пёсик уснул, сладко похрапывая. Так началась его жизнь в нашем доме. Постепенно Дёмка рос. Впереди его ждали самые различные приключения. Как-то раз он бежал по тротуару, уже привыкнув к поводку, который охватывал его толстую шею, и вдруг откуда-то из подворотни выскочила злая одичавшая кошка. Она промчалась мимо нас и на ходу ударила лапой по Дёмкиной морде. Раздался жалобный визг, и я увидела струйку крови, которая потекла по рыжей шёрстке. Пришлось вести Дёмку в ветеринарную больницу. Там было много необыкновенных больных с необыкновенными болезнями. В клетке сидела канарейка, и мальчик, который её принёс, взволнованно сказал, что у птички заболело горло и она не может петь. И вот сейчас он приносит её сюда через день, и врач вливает в клюв какое-то хорошее лекарство. — Скоро она опять запоёт, — уверенно сказал мальчик. А старушка в белом платке принесла ежа. Этот ёж — круглый, колкий — упал на булавку, неосторожно воткнутую в подушку. Ведь только спинка у ежа колкая, а живот мягкий, гладкий, беззащитный. И ведь надо же было случиться такому — ёж укололся! На руках маленькой хозяйки сидела кошка. Оказывается, у неё распухла вся морда, заболел зуб, и надо было немедленно вырвать его. Одну собачку вывели из кабинета врача всю перевязанную — и две лапы в бинтах, и возле уха повязка. Оказывается, она подралась с кошкой. «Может, это была та же самая кошка, которая бросилась и на Дёмку», — подумала я. Нас приняли без очереди, потому что ранение было опасным. Врач в белом халате и шапочке положил Дёмку на мраморный стол и сказал ему ласково: — Тихо, собачка, будь умной. И капризный Дёмка слушался врача. Врач вынул из ванночки, где дезинфицировал инструменты, какую-то блестящую штучку и в одну минуту сделал Дёмке операцию. Дёмка взвизгнуть не успел, как уже всё было кончено, и девушка, тоже в белом халате, ассистент врача, мазала ему глаз какой-то мазью, которая сразу облегчает боль. Потом врач вынул из кармана кусочек колбаски, положил его на ладонь и протянул Дёмке. Дёмка благодарно взял лакомый кусочек и вильнул хвостом. — Придите через два дня, посмотрим, как глаз, — сказал врач, — это счастье, что кошка роговицу не зацепила своими когтями. Когда мы выходили, во дворе стояла санитарная машина. Только крест на ней был не красный, а синий. Я спросила водителя, что это за машина. И он ответил: — Это скорая ветеринарная помощь. Мы ездим на квартиры к животным, которые заболели и которых нельзя принести в лечебницу. Если надо, там мы и рентген им делаем, и кварцем греем. А когда мчится по Москве такой автомобиль с синим крестом, ему дают дорогу, так же как и красному кресту и пожарным машинам. Однажды бабушка Катя и Дёмка отправились гулять, и вдруг я слышу отчаянные звонки, шум за дверью. Открываю дверь — и передо мной бабушка Катя и Дёмка, оба окровавленные, грязные. Дёмка визжит, бабушка плачет. Что такое? Оказывается, чтобы попасть в сквер, они пересекали шумную улицу, где движутся троллейбусы и автобусы. На мостовой, как раз в том месте, где они переходили, внезапно обнажился по недосмотру монтёра электрический кабель. Дёмка, ступив на мостовую, оказался под током. Он взвизгнул, а бабушка Катя, которая ничего не поняла, стала отчаянно тянуть его. И тогда от боли и страха Дёмка вцепился в её руку, прокусив ладонь. Бабушка закричала и, оступившись, тоже попала под ток. Милиционер, который стоял на посту, заметил что-то неладное, бросился к ним и вывел на безопасное место. Тут же вызвали техническую помощь, чтобы обезвредить кабель. Бабушка с Дёмкой поплелась домой. Дома Дёмка погрыз косточки и грустный улёгся на свою подстилку за шкафом. Эту подстилку мы всё время увеличивали, потому что Дёмка рос и не помещался в том маленьком уголке, который мы ему отвели в первые дни его появления. Приходилось всё отодвигать и отодвигать шкаф. Он ходил по комнате, и домашние смеялись: скоро придётся ставить шкаф посреди комнаты. Ай да Дёмка, выселяет вещи! Бабушка скоро забыла об этой истории. А Дёмка всё запомнил. И, если приходилось идти с ним через ту улицу, он неохотно переходил мостовую, тревожно озираясь. Очень уж испугался он тогда тока. Когда Дёмке было уже восемь лет и он стал огромной красивой собакой, мы получили новую квартиру на восьмом этаже. Стало очень трудно гулять с Дёмкой три раза в день. Все на целый день уходили, и он очень скучал в одиночестве. В это время к нам приехали наши друзья, пожилые люди, которые живут в маленьком городке. У них там свой домик, сад. Удивительно, но Дёмка, который не особенно жаловал незнакомых людей, почему-то сразу привязался к старикам. Муж и жена ходили с ним гулять по набережной Москвы-реки, давали лакомства. Они очень огорчились, когда узнали, что Дёмка остаётся один целый день и, наверное, скучает. Перед отъездом наши друзья предложили: — А если мы возьмём его к себе? Право, там ему будет лучше. Станет гулять на воле. И нам с ним будет веселее. Ведь такой сторож никого в дом не пустит. Очень было жаль расставаться с Дёмкой, и всё же, подумав, мы согласились: и старикам будет веселее, и Дёмка узнает, что такое свобода. Я поехала их провожать. Случилось так, что старики поместились в одном купе, а я с Дёмкой попала в другое. Не скрою, я очень беспокоилась, кем окажутся мои соседи: ведь не все любят собак и не каждый согласится ехать рядом с огромным рыжим псом. Я села на нижнюю полку четырёхместного купе, грозно сказала Дёмке: «Сидеть!» — и стала со страхом дожидаться. Сначала вошёл весёлый парень. Увидев Дёмку, он закричал: — Ах ты, какой красавец! А можно тебя погладить? — Можно, можно, — обрадованно сказала я, и Дёмка вильнул хвостом, поняв по моему голосу, что это человек свой. Поговорив с Дёмкой, парень вышел, чтобы купить папиросы. И тут же вошла старушка, аккуратно одетая, держа в руке два стаканчика мороженого. Дёмка моментально вскочил и лизнул один стаканчик. Лакомка Дёмка уже не раз пробовал мороженое и, видимо, не смог удержаться от соблазна. Я притихла, ожидая взрыва старушкиного гнева. Но она засмеялась и сказала добродушно: — Ах ты озорник, мороженого захотел? А мне как раз и нельзя, горло болит. Да вот внуки на прощание купили. Помоги мне, лохматка. — И она поставила на пол перед Дёмкой вафельный стаканчик. Третьим пассажиром оказался известный режиссёр. Я спросила его, не возражает ли он против того, что собака поедет в одном купе с ним. — Что вы, — сказал он весело, — в одном спектакле у нас участвует собака — пудель Мишка, и актёр возит его с собой даже в самолёте. В общем, всё казалось замечательным, но когда наступила ночь, тут-то и началось! Дёмка никогда не ездил в поезде и почувствовал себя плохо. Никто не мог заснуть, потому что Дёмка выл, стонал, прыгал, проделывал нечто невообразимое. Я долго старалась его успокоить, но он выплёвывал сахар и колбасу, продолжая неистовствовать. Тогда я была вынуждена встать и выйти с ним в тамбур. Но и в тамбуре всё продолжалось. Дёмка выл так громко, что вскоре в тамбур пришли начальник поезда, проводники. И все они говорили мне возмущённо: — Что вы делаете с собакой? Почему вы мучаете собаку? Вы её бьёте? Тщетно я пыталась им объяснить Дёмкино состояние. Они смотрели на меня мрачно и осуждающе. На каждой самой короткой остановке я спрыгивала на перрон, чтобы дать Дёмке погулять. Но он гулять не желал, а однажды не захотел лезть обратно в тамбур. Словом, это была «спокойная» ночь. Мои старички время от времени появлялись в тамбуре. И я начала думать, что они откажутся от такого жильца. Но вот поезд остановился на нашей станции. Дёмка спрыгнул, уселся на перроне и, когда в дверях показались полюбившиеся ему старики, весело визжа и виляя хвостом, кинулся к ним. Все фокусы сразу кончились. Рядом шла воспитанная послушная собака, которая ничуть не напоминала разъярённое существо, визжавшее в поезде всю ночь напролёт. …От наших друзей часто приходили письма, где они писали про Дёмку. Он очень скоро привык к дому и к саду, совершал вместе с новым хозяином длительные прогулки. Но вдруг у него появились враги: Дёмка возненавидел коров. Не знаю, чем не угодили ему эти животные. Но он бросался на них с яростью, лаял, старался куснуть за ноги. И мирные, бессловесные коровы угрожающе наклоняли головы, пытаясь боднуть свирепого пса. Добродушные коровы пытались боднуть свирепого пса.