Этим вечером так никуда и не поехал, хотя и собирался. Хитрить и оправдываться сам перед собой не стал, не поехал, потому как я тоже не из железа сделан и просто устал. Вот так вот. Устал. Можно было сослаться на больную руку, но это уже будет лишним, хотя причина тоже очень уважительная. Воспользовался своевременным советом доктора и завалился после осмотра в горизонт. Правда, спровадив прочь Михаила. А потому как нечего ему со мной в номере просиживать. Пусть делом каким-нибудь займётся, матчасть поизучает, за работами присмотрит. Да мало ли какие могут образоваться дела в столице. Да ещё у молодого холостого мужчины, в последнее время противоположного пола не видевшего. Куда-то меня не туда понесло. Почему это не видевшего? Не на необитаемом острове, чай, проживали и проживаем. Ревель вполне себе достойный город, есть куда прогуляться, на что и на кого глаз положить, да и не только глаз, если правду сказать. Было бы желание и возможность. А, кстати, что-то последнее я из виду упустил. А на какие средства существует мой товарищ? Что-то я ни разу не видел, чтобы он денежное содержание получал? И здесь… Ну, здесь-то понятно, командировочные нам выдали и на проживание тоже не… Хотел сказать – не поскупились, но вспомнил о размере этих командировочных и проглотил не успевшую вылететь фразу. М-да, это я всё ещё пользуюсь возможностями моего саквояжа, потому мы и остановились в этом заведении и можем посещать местную ресторацию. И, судя по всему, придётся кое-что из своих запасов продавать. Потому как всё, край близится. Патентных отчислений нет и скоро не ожидается. А ведь собирался кое-какие новшества продвигать. И на какие шиши? Забылся, сделал неуклюжую попытку руку за голову забросить и растревожил рану. Зашипел от боли, опустил её на место, левую использовал. Так, что я имею? А ничего. Тогда что нужно сделать, чтобы это ничего превратилось во что-то более весомое и материальное. Потому как такими темпами я ничего не добьюсь. А золотого запасу у меня нема, вернее, маловато его, к моему огорчению. Ну, добился я кое-каких успехов на военном поприще, получил кое-какие награды… И всё! Даже известность не приобрёл. Великий князь не вспомнил. А уверяли, что он якобы мне благоволит. Ага, так благоволит, что фамилию вспомнить не может. Так что с этим всё понятно. И за свои кровные заказывать производство необходимого вооружения с этой поры нужно заканчивать. Здесь Глебов обещал с переоборудованием и переделками помочь, в Ревеле – Остроумов. Вот и пусть помогают! А то я корячусь, воюю, можно сказать, героизм проявляю, даже умудрился бандитов побить, завод спасти, а кто-то со всего этого пенки снимает. Сколько уже времени с момента наступления армии Ренненкампфа прошло? То-то же. И тишина. Никто про мой вклад в это дело и не вспомнил. Так что нужно как-то жёстче себя вести, что ли? Полежал чуток, помуссировал эту мысль в голове. А приятно вот так себя лежать и себя жалеть, мол, один я стараюсь, кручусь, а никто этого в должной мере не оценивает… От этих мыслей скривился, словно лимон сжевал. Осталось только сплюнуть. Даже глаза вбок скосил. Некуда плевать, чистый пол с ковровой дорожкой пачкать не захотелось. Да и живу я тут, неужели в своём доме свинячить буду? Нет уж, не нужно мне такого счастья. И мысли подобные необходимо прочь гнать, до добра они не доведут. Оценят мои жалкие потуги или нет, не в этом дело. А в том, чтобы вообще что-то пытаться делать… Вот через всё это болото пробиваться. Что-то же у меня получается? Ну да. Получается. Только сколько я на всё это денег потратил. Собственных, можно сказать… Снова мысли на больное соскочили. Видать, и впрямь всё в финансы упирается. А откуда их взять? Где добыть потребное для дела и, само собой, для меня количество этих разноцветных хрустящих фантиков? Сикорский вон как мучается из-за их нехватки. А было бы финансирование достаточным, давно бы и подходящий двигатель сделали, и цельнометаллический моноплан соорудили… Даже присел от этой неожиданной, пришедшей в голову мысли. Не отпуская её от себя, потянул осторожненько дальше эту тоненькую нить, начал разматывать малюсенький клубочек откуда-то проявившихся воспоминаний. Точно, вспомнил! В Риге! Михеев мотор рядный сделал. И вроде бы как в следующем году. А кто мне мешает кое-что ему подсказать, подстегнуть, так сказать, прогресс? И снова откинулся на подушку. Да всё мешает! В первую очередь деньги. А самое главное, я же не свободный человек, не могу поехать куда захочу. И скривился от очередного пришедшего в голову откровения. А толку-то, если бы даже и была она, эта свобода? Кто меня воспримет всерьёз? Да даже разговаривать не станут. Образования нет! Связей за спиной тоже нет! Ну, с последним не всё так мрачно, кое-чего в последнее время добился, но это такие крохи, и уже мелькала как-то подобная мысль. Вот не удастся мне сохранить жизнь и здоровье Николаю Оттовичу, и всё… Сразу моё прогрессорство и накроется медным тазом. Остроумов, правда, ещё останется. Но это такое слабое утешение. Как говорится, запасной вариант. И снова я принял сидячее положение. А почему, кстати, запасной? Может, я просто не оцениваю все его возможности? Должным-то образом? А? Например, если подкинуть ему эту идею с моторами? Заинтересовать выгодой? В условиях тотального голода в этой сфере разве дело не получится? Попробую обязательно! Что ещё? Почему-то поднял глаза к потолку, уцепился взглядом за одинокую трепыхающуюся тонкую паутинку на трёхрожковой люстре, понаблюдал за её жалкими попытками обрести свободу и неожиданно чётко увидел весь состав и процентное соотношение нужного мне сплава. Именно так. Сначала мне, а потом всем остальным! Снова откинулся на подушку, выдохнул, зажмурился, замер на секунду и сразу подхватился на ноги, метнулся к столу, выхватил из командирской сумки карандаш и тетрадь, зашипел от боли в руке и лихорадочно принялся записывать вспомнившееся откровение. Ура! Готово! Смотрю на исчерканный лист бумаги и не могу поверить в случившееся. Да, верил, что вспомню. Но чтобы вот так. Сразу всё вспомнить и настолько быстро и, главное, своевременно? А может, мне ещё немного в этой чудотворной кровати поваляться? Вдруг ещё что-то подобное в голову придёт? Оторвался от стола, вернулся к кровати, присел, не выпуская из вида лежащей на столе тетради. А вдруг исчезнет? Снова подхватился на ноги, забрал со стола написанное, вернулся и сунул только что обретённое сокровище под подушку. Теперь можно и прилечь. Лежу. Левая рука под головой, взгляда от болтающейся паутинки не отвожу. И чётко понимаю, что никому вот эту формулу отдавать нельзя. Лучше всё самому сделать. Только каким образом? Остаётся только пожалеть об отсутствии необходимых связей. Да связи это ладно, по большому счёту они вторичны. Денег нет, вот где главный затык, вот в чём беда и основной камень преткновения. Выход нужно искать из сложившегося положения. Должен он где-то быть, просто обязан. Все же говорят, что полностью безвыходных положений не бывает. И я сам с этим утверждением полностью согласен… Осторожный стук в дверь прервал мысли, заставил вернуться в реальность. – Да? – привстал, оторвал голову от подушки. – Не побеспокоим, господин поручик? – знакомый по утренним разговорам голос заставил окончательно встать на ноги. Быстрым движением руки пригладил растрепавшиеся волосы на голове, одёрнул китель, повёл плечами, принимая бравый вид. Что-то новенькое. До этой поры как-то никто подобного разрешения не спрашивал. Кто хотел, тот и приходил. И насчёт возможного беспокойства не заморачивался. – Ни в коем случае… Что я, враг самому себе? Таким людям, да ещё и при исполнении, отказывать? Однако несколько неожиданно. Те же самые посетители, жандармы. Только в несколько другом составе. А количество то же, переходящее в качество. Поручик и ротмистр. Стою, молчу. Жду, что скажут. – Господин поручик, позвольте представиться, ротмистр Козловский, – представился старший офицер. Внимательно вгляделся в моё лицо, похоже, что-то там увидел, потому как поморщился. – Как ваша рука? Рана не беспокоит? – Поручик Грачёв, – представился в ответ. Ну, хоть кого-то из них запомню. – А рука… Дёргает, покоя не даёт. И вроде пустяк, царапина… Впрочем, ерунда. К делу. У вас ко мне появились дополнительные вопросы, господа? – Да, требуется кое-что уточнить… Нет, здесь ответить не получится, – упредил мой очередной, теперь уже вполне осмысленный вопрос ротмистр. – Будет лучше, если вы проедете с нами. Это что, уже арестовывать собрались? Так вроде бы не за что… А, ладно, грехов за собой не чувствую, даже как бы это сказать, наоборот. «Может, наградить хотят?» – промелькнула и пропала шальная мысль. Отвечать ничего не стал. Развернулся, подхватил портупею, кобуру – сейчас, кстати, и посмотрим на реакцию жандармов. Не обращая внимания на тянущую боль, облачился, взял фуражку, глянул напоследок в зеркало, задержался на миг, вглядываясь в своё отражение. Подмигнул сам себе, подхватил косынку со стола, перекинул через плечо, пристроил поудобнее больную руку. Шагнул к двери, оставляя за спиной офицеров охранки, вышел в коридор. Никого. Это успокаивает. Оглянулся на замешкавшихся жандармов. – Господин поручик! Настоятельно рекомендую дверь в номер на ключ закрыть. – Думаете? Тогда… Чтобы не возвращаться… Ключик со стола прихватите, пожалуйста. Пошёл в сторону лестницы, услышал, как за спиной скрипнула дверь, щёлкнул замок и раздались торопливые шаги. Это хорошо, что никто из них в номере не остался. Повезли почему-то не туда, где был в прошлые разы, а в сторону центра. Ротмистр заметил моё недоумение и сразу же объяснил: – В управление едем… Откинулся назад, постарался уложить руку, чтобы не так сильно трясло на брусчатке, прикрыл глаза. Что-то тяжко. Очнулся от осторожного прикосновения к плечу. Приехали? Дальше просторная парадная трёхэтажного длинного здания, караул на входе, лестницы и переходы. Наверх поднимаемся вдвоём с ротмистром. Кручу головой, интересно же. Чугунные балясины, стилизованные под двуглавых птиц, поддерживают истёртые дубовые перила. На верхней площадке витой красивый столб с фонарём. Не горит, потому как на площадке светло. На полу мозаика узором выложена. Красиво, что ни говори. Стараюсь сообразить, куда меня ведут. А ведут меня, судя по всему, к кому-то совсем непростому. Сделанный вывод подтверждает просторная светлая приёмная, больше по своей обстановке похожая на обустроенную квартиру, и поднявший от бумаг голову адъютант в серебряных аксельбантах. А форма-то у жандармов, что ни говори, красивая. Ротмистр шагнул вперёд, оставляя меня за спиной и давая время оглядеться. Успеваю заметить портал камина, облицованного светлыми узорчатыми изразцами, картину на стене справа с кем-то явно венценосным, и всё, дальше моё время на осмотр вышло. Распахивается ещё одна, прямо противоположная от меня дверь, и мы входим. Мы – это я и ротмистр. Адъютант так и остаётся в приёмной. Ротмистр представляет меня, представляет и хозяина сего кабинета. Впечатлений много, да ещё и понятное волнение сказывается. Поэтому умудряюсь лишь понять, что это сам начальник, Джунковский. Начало разговора выходит каким-то скомканным, отвечаю отрывисто и коротко. Потом беру себя в руки, успокаиваюсь, насколько это возможно, и наконец-то соображаю, что это рефлексы прежнего хозяина тела срабатывают. От злости на самого себя тут же остываю. Прихожу в себя, сосредоточиваюсь на собеседнике и разговоре. Получается. Фух, слава богу, это я всего лишь пропустил самое начало разговора, где меня хвалят за проявленную доблесть и мужество. Отвечаю в таком же духе, с пафосом и цветистыми оборотами, больше всего стараясь не сбиться и не запутаться. Вроде бы получается неплохо. Ну, да, для человека следующего века языком работать не трудно, живых примеров подобных болтунов перед глазами хватало. А потом генерал перешёл на доверительный тон, предложил присесть за стол и испить чаю. В первый раз за всё время быстро осмотрелся. Сколько картин! Стены буквально от пола и до потолка ими завешаны. Даже большой гобелен между ними затесался каким-то образом. И в углу явно портрет хозяина притулился. Скромненько так… Дважды себя упрашивать не заставил, присел на стоящий возле двухтумбового стола стул. Тут же словно по мановению волшебной палочки образовался давешний адъютант с подносом, осторожно сдвинул в сторону многочисленные подставки с фотографиями, выставил на салфетку чайные приборы, разлил горячий напиток. Глупости, но всё это время переживал за адъютанта, как бы он своими аксельбантами чайник с чашками не зацепил. И когда тот удалился, я даже чуть облегчённо выдохнул. И поймал направленный на меня изучающий взгляд Джунковского. – Не стесняйтесь, Сергей Викторович. Угощайтесь. А что мне стесняться? И я потянулся за чашкой, вдохнул аромат свежезаваренного чая, прикрыл глаза. Хорошо. – Сахар? – Нет. Благодарю, – отказался и тихонько сделал маленький глоточек. Ну, чтобы не обжечься. Вкусно и хорошо. Вот чего мне не хватало сегодня… Генерал терпеливо ждал, пока я наслаждаюсь чаем, точно так же неторопливо прихлёбывал из чашки и периодически внимательно всматривался в моё лицо. Еле заметно, пожалуй, одними глазами улыбался, когда я старался незаметно оглядеться по сторонам. Интересно же. Да за спиной ротмистр сидел и тоже с меня глаз не сводил. Что доставляло мне некоторые неудобства. Но только некоторые, потому как вины за собой я никакой не ощущал, да и не было этой вины. А потом начался разговор. И с самого начала, с самой первой фразы очень для меня неприятный. Джунковский проследил взглядом, как я потянулся к столу, дабы поставить свою опустевшую чашку, и тихонько так спросил: – Откуда у вас драгоценности, Сергей Викторович? Чётко рассчитанный момент. Но какой-то подобной гадости я всё время подспудно ожидал, поэтому совсем уж врасплох взять меня не удалось. Постарался, чтобы рука с пустой чашкой не дрогнула. Получилось. Откинулся на спинку стула, поднял голову, пободался взглядами. – А вы хорошо держитесь. Не хотите отвечать? Не буду настаивать. Сразу скажу, чтобы вы себе голову не ломали и не надумали чего-то такого, о чём думать не нужно. К вам по этому поводу никаких вопросов у отделения нет. Может быть, они имеются у департамента, но мы об этой мелочи им сообщать не собираемся. Успокоились? Да я как-то особо и не успел взволноваться и запереживать. Большой вины за собой не чувствовал, не на себя любимого они пошли, а на благо страны. Правда, можно было попытаться вернуть эти деньги, но кому? Те коммерсанты сразу же за границу выехали, а сдавать их в тот же департамент… И что бы я тогда сумел сделать? А ничего! Поэтому сижу спокойно и слушаю, что мне дальше скажут. Понятно, что это не основное, основное ещё не сказано. Спинным мозгом чую. И, кстати, а когда они успели в мой саквояжик заглянуть? Я же его вроде как в шкафу от лишних глаз укрыл? Значит, так укрыл. Да и то, всё время с собой его таскаю, нигде стараюсь с ним не расставаться. Вот и привлёк внимание. Хотел же в банк сдать… Хотя вру, последние дни он у меня всё время в номере остаётся. Получается, в моё отсутствие его и нашли. Это что, я такие подозрения вызываю, что даже пришлось в мой номер с обыском проникать? Возмутиться? Нет, пожалуй, не стоит, не тот случай. Да и поздно уже права качать. И как умудрились настолько быстро концы с концами связать? Но это всего лишь домыслы, слова. Пока нет моего признания в содеянном, ничего мне не будет. Да и так не будет, нет за мной особой вины. Ну да ладно, что там дальше? – Да, Сергей Викторович, вы правильно подумали. Если бы вы эти деньги потратили на себя, на своё личное благополучие, то не сидели бы сейчас в моём кабинете и не распивали бы со мной чаёк. А поскольку деньги пошли на благое дело, на пользу империи, то пусть этот саквояжик так дальше у вас и находится. А мы ход делу давать не станем. Кстати, удовлетворите любопытство? Откуда ни с того, ни с сего у простого поручика, никогда ранее не блиставшего особыми знаниями и не показавшего значимых успехов по службе, вдруг такие способности и рвение проснулись? Откуда все эти патенты, изобретения и переделки? И ладно бы что-то простое было? Так ведь это аэропланы… – Подождал десяток секунд, ожидая от меня ответа. Не дождался и продолжил: – Молчите… Тогда, может быть, ответите на другой вопрос? Ваша героическая и на удивление премного удачная атака на немецкие крейсера… Как вы умудрились оказаться в нужное время в нужном месте? Это я ещё про ваши снимки молчу. Пока. Те самые, которые вы в штаб армии Ренненкампфа доставили. Кстати, вы и там умудрились отличиться. Разбомбили узловую станцию, эшелон, тем самым прервали переброску и снабжение немецких войск. В подробности вдаваться не стану, но это самое малое, что можно сказать вкратце о ваших подвигах. Итак, я жду вашего ответа, поручик. Сижу, молчу. Все всё знают. Похоже, Ренненкампф не стал замалчивать моё участие в этом деле, а доложил кому следует. А я ещё на него грешил, плохое подумал. Получается, зря. Но это всё второстепенно. Главное то, что мне здесь и сейчас отвечать. И отвечать ли? Может, прикинуться валенком, сослаться на благоприятные обстоятельства… Генерал сам же подсказал, что я в Либаве оказался просто в нужное время? Может, именно этой версии и держаться? А зачем? Что я от этого выиграю? Может быть, именно сейчас и наступает переломный момент в моей жизни, в предстоящих нам всем событиях? Тот самый, для чего я здесь оказался. Ведь если мне удастся заручиться поддержкой корпуса в лице его командира, то многие вещи можно сделать и значительно быстрее, и с гораздо меньшими затратами. Если срастётся всё как нужно, само собой. Рискнуть? Ведь не попробуешь, не узнаешь, что получится. А если на этом вся моя развесёлая жизнь и закончится? Если меня дальше в золотой клетке держать будут? Дилемма выбора… Как быть? Так. Тут на одной чаше весов судьба страны, а на другой моя. Что важнее? Вот из этого и будем исходить. Лишь бы получилось! И я выпрямился на своём стуле. – Я… – начал исповедь и сразу же сбился. Так происходящее напомнило избитый сценарий абсолютно всех попаданческих романов, что я прервался и замолчал. – Что же вы остановились? Продолжайте, мы вас внимательно слушаем, – мягко подтолкнул к продолжению исповеди Джунковский. Ах, ты! А ведь скоро слетишь со своей должности из-за интриг против Распутина! Это-то откуда я знаю?! Нет, понятно, что читал что-то где-то когда-то… Но чтобы вот так вспомнить в самый подходящий момент… А если всё сделать несколько иначе? Можно же попробовать? Правда, и в этом случае можно запросто оказаться в той самой клетке… Но пробовать не можно, а нужно. Смущает присутствие ротмистра за спиной. Как ни крути, а это ещё один свидетель того, что я сейчас собираюсь сказать. Настоять на конфиденциальном разговоре? Или не нужно? Так у меня хоть ещё один дополнительный шанс избежать клетки появится. Ладно, продолжим: – Я иногда вижу грядущие события. Это у меня началось после ранения, – показал рукой на свой лоб. – И-и?.. – И всё… – Как всё?.. – откинулся в кресле Джунковский. Тут же вскочил на ноги, прошёл к окну, замер. Развернулся, бросил предостерегающий взгляд на ротмистра, подошёл вплотную и спросил: – Как часто?