Путь единорога Бесцельно скитаясь и следуя лишь за временем, однажды в сумерках уходящего дня, когда солнце садилось за горизонт, я вышел на проложенную в мировой истории и потерянную в мировой пустыне дорогу, идущую неизвестно откуда и ведущую неведомо куда. В этом не было ничего необычного, я видел много дорог. Но по ней, сквозь сгущающиеся сумерки, рассеивая мрак белым светом, стремительно мчался единорог. Я никак не ожидал встретить его. Мне казалось, что местом их обитания могут быть только старые сказки да полузабытые мифы. Но я воочию видел его, и с каждой секундой единорог приближался ко мне. Его копыта ударяли беззвучно, а может быть, просто не касались земли, и удивительный зверь бежал легко и бесшумно, обгоняя время и опережая мечты. Единорог не сразу заметил меня. Как я узнал впоследствии, он много столетий провёл в одиночестве в диком лесу, бродя под сенью древних дубов, растущих у холодных и чистых ручьёв. Давным-давно его лес был бескрайним. День за днём и год за годом он странствовал по своим владениям, наслаждаясь первозданной гармонией и красотой. Но рядом существовал более молодой мир – мир людей, и волей-неволей ему пришлось стать его частью. Действительность изменялась, и он не смирился с этим. Единорог утратил покой и вынужден был бежать. Вероятно, он отправился в сады Эдема. Так мы и повстречались, на пустынной дороге в сумерках гаснущего дня. Желая прикоснуться к легенде, я окликнул его. Единорог замедлил бег и взглянул на меня. В моём сознании раздался сильный и мягкий голос, повторяющийся многократным эхом. – Ты что-то ищешь на этой дороге, не правда ли, Странник? – Да, но я не знаю, что именно, – скромно ответил я. – Никто не знает, – снова раздался голос, – но это не мешает искать, не так ли? – Может быть, – согласился я, – но это утяжеляет поиски… – Да, возможно… И возможно, что поиски тщетны… Но это твоя судьба. Взгляни на свои часы. Видишь секундную стрелку? Не зная покоя, движется она каждое мгновение, даже когда никто не смотрит на неё. И выбора у неё нет. Она бежит за временем и от него, но на самом деле вместе с ним, стремится куда-то вдаль, но движется только по кругу. И движения её приводят лишь к тихому шуму, на первый взгляд бессмысленному, но этот шум и это движение и есть жизнь. Роль её для тебя минимальна – тебя интересуют категории более значительные – часы и минуты. Меж тем, великое движется малым. Вы, люди, похожи на секундные стрелки. Воистину тяжела участь тех, чей удел время. – Но и ты ведь подвластен времени… – промолвил я. – Нет, – сказал он. – Время существует лишь вместе с материей, над идеей оно не властно. – Куда ты направляешься? – спросил его я. – В края, неподвластные печалям этого мира. Если хочешь, следуй за мной, я укажу тебе путь. Но имей в виду, ждать тебя я не стану, я спешу и побегу очень быстро. И он побежал… Изо всех сил старался я не отстать, но никогда человеку не угнаться за вечным… Единорог бежал всё быстрее и вскоре скрылся вдали. Я совсем выбился из сил и остановился, чтобы перевести дух. Быстро темнело, вокруг меня сгущался мрак. Я снова остался один на дороге и, отдышавшись, медленно побрел в ту сторону, куда умчался единорог. С тех пор я пытался догнать его. В каждой деревеньке и каждом хуторе, которые иногда встречались мне возле этой бесконечной дороги, я спрашивал жителей, не знают ли они что-нибудь о единороге. Но везде люди лишь разводили руками. И мне казалось, что им и неведом предмет, о котором я говорю. В маленьких лавочках, где торгуют всякими безделушками, мне предлагали на выбор, изготовленные из дерева, стекла или камня, какие угодно фигурки сказочных зверей, но только не единорогов. Их не делали ни из каких материалов, их забыли напрочь. Шло время. Края, неподвластные печалям этого мира, куда он обещал указать путь, манили меня все сильней. Разочарованный странник, я ни за что не держался в жизни и так хотел отыскать потерянный рай. Я шел по дороге в том направлении, где скрылся единорог, надеясь, что когда-нибудь догоню его. Так я повстречался с Садовником. Однажды утром я увидел чуть в стороне от дороги ухоженные угодья и стоящий на пологом холме красивый дом с золоченым флюгером на крыше. Усадьба была настолько красива, что я, заинтересовавшись, направился к ней. Подойдя ближе, я увидел человека, работающего в саду. Он сосредоточенно и старательно выпалывал сорняки на ярких цветочных клумбах. – Добрый день! – поприветствовал его я. – И вам того же… – ответил он. – С дороги я увидел вашу усадьбу, – сказал я, – и не мог не восхититься её изумительной красотой и безупречным порядком. – Я трачу на это все время, – с гордостью сказал Садовник, – в этом моя жизнь. Здесь от горизонта до горизонта я создал свой собственный маленький мир, и все, что видно с этого холма, я содержу в идеальном порядке в том виде, как нравится мне. Я никогда не покидаю этой возвышенности, ведь стоит отойти на пару сотен шагов – горизонт сдвинется и мир перестанет быть совершенным, а сделать совершенным все мне, увы, не под силу… – А я всегда в движении, – сказал я, – и мои горизонты движутся вместе со мной, как и весь мой мир, и везде я чужой и свой… Я Странник… – Куда ты направляешься, Странник? – спросил он. – Я следую за мечтой… – ответил я. Он промолчал. Тогда я спросил: – Скажи, ты знаешь что-нибудь о единорогах? – Конечно, – ответил Садовник, – я слышал много легенд о них. У меня и книга есть… Хотя сперва были легенды, книга появилась потом… Но я больше занят земными делами. Я возделываю свой сад и поддерживаю очаг в своём доме. Человеку это лучше подходит… – Возможно, – согласился я, – но, может, тебе просто не с чем сравнивать, ведь дом – это не то место, где ты живешь, а то, куда ты возвращаешься или, может быть, хочешь вернуться? – Отчасти ты прав, но что толку вечно гоняться за мечтой? – кажется, он удивился моей непонятливости. – Ты ценишь идею, а я материю. Мечта идеальна и находится вне материи, следовательно, материально воплощена быть не может, поэтому недостижима. А о достижимом мечтать смешно и пошло, да и незачем. – Это так, – сказал я, – и, возможно, настоящая мечта и вправду недостижима, но кроме цели есть ещё и путь. Я думаю, что мир был создан движением от идеи к материи. И для того, чтобы понять его, нужно двигаться в обратном порядке – от материи к идее, от вещей к символам, от действий к мыслям. – Я постигаю мир по-своему, – сказал он, – и не вижу нужды что-то в этом менять. – Ты плывешь по течению? – уточнил я. – Не по течению и не против него, я просто стою на берегу и смотрю на воду, – он помолчал и вновь продолжил. – Я понимаю, что ты хочешь сказать, Странник, но для меня это чужая вера. Ведь для того, чтобы следовать за единорогом, пришлось бы оставить свой сад… – И ты бы этого не хотел… – Конечно, нет. По крайней мере, не навсегда. Впрочем, я могу немного пройти с тобой. Просто ради эксперимента… И мы продолжили путь вдвоем. Несколько недель или месяцев, а может быть лет, мы шли по этой дороге, в направлении, которое указал мне когда-то единорог, пока однажды утром не увидели чуть в стороне от дороги ухоженные угодья и стоящий на пологом холме красивый дом с золоченым флюгером на крыше. – Ну, вот и завершен мой путь, – сказал Садовник, – моя дорога привела меня домой. – Ты знал, что так будет? – растерянно спросил я. – Я был почти уверен в этом, – промолвил он, – у каждого своя судьба. Единороги никуда не приводят, по крайней мере меня… Я не могу оставить свой сад… Продолжай путь, а я останусь,ибо здесь мой Грааль. – По-своему ты прав… – сказал я. – Чтоб следовать за единорогом, действительно нужно покинуть свой сад. И возможноединороги никуда не приводят, но дают возможность идти… Мы распрощались, и я продолжил свой путь один. Я шел, и со мной шло время. Я давно уже был в пути, и неизвестно, сколько ещё мне предстояло пройти, прежде чем я увижу те волшебные края, о которых говорил мне единорог. Однажды на обочине я увидел неприметный камень, на котором было начертано: «Здесь покоится тот, кто следовал за единорогом, но у кого не хватило времени одолеть этот путь». С тех пор я стал думать, что могу не успеть. Меня тревожил бег времени. Единороги бессмертны и могут позволить себе сколь угодно длительное путешествие, но я – человек и, следуя за бессмертным, могу и сам не заметить, как перейду черту своей жизни, но так и не догоню его. «Наверно, это и вправду судьба, – размышлял я, – кто-то растит свой сад, а кто-то, как я, следует за мечтой, желая прикоснуться к легенде, но не каждому удается пройти этот путь… Но ведь и сад может засохнуть…» «…Это старая-старая сказка, – думал я. – Трое вышли из дома на широкую дорогу, и им повстречался единорог, спешащий по ней в края, неподвластные печалям этого мира. Сказочный зверь скрылся вдали, а трое отправились вслед за ним. Спустя какое-то время одного из них дорога вернула домой, другому не хватило времени, и его жизнь кончилась раньше, чем путь. А третий…» Третьим был я… Всегда наступает момент, после которого продолжать не имеет смысла. Внезапно дорога кончилась развилкой, разделившись на две. Я был потрясен. В смятении я пытался обнаружить в пыли его след… Но единороги не оставляют следов. Я не знаю, сколько я простоял на том перекрестке, переполняемый отчаянием, а потом махнул рукой и продолжил свой путь… Я шел наугад, но теперь знал об этом. …И каждый из нас стремится в этот манящий удивительный мир – мир воплощенных желаний и сбывшихся надежд. И ты не враг мне, и я не друг тебе, мы лишь случайные попутчики и, к сожалению, возможно, идем не той дорогой… 2012 г. История странных снов, или герцог Бушур Лучшее лекарство – любовь, а ее отсутствие – уже само по себе болезнь. До чего холодное Рождество выдалось той зимой, снежной и ветреной, засыпавшей маленький городок сугробами по самые крыши, навалившей холодные белые горы на узких улицах. Так что добропорядочные горожане каждое утро вынуждены были откапывать свои двери, чтобы все же добраться до булочника, выпекавшего душистую сдобу с корицей, а на обратном пути купить к завтраку молока, да не забыть заглянуть в бакалейную лавочку, куда из Индии уже которую неделю должен был прибыть какой-то совершенно особый чай… Жизнь в этом благополучном, сонном и счастливом городе текла от пробуждения к завтраку, от завтрака к обеду и вечернему чаю, к ужину и к спокойному крепкому сну, в котором никогда не являлись кошмары. Дни и месяцы тихо проходили между визитами в гости и в мастерскую портного, самодеятельным провинциальным театром, булочной и той самой, как-то связанной с далекой загадочной Индией, маленькой бакалеей… Лавочка находилась на перекрестке двух старых улиц, где под большими каштанами был когда-то фонтан. Это место очень любили городские шарманщики и бродячие коты, собиравшиеся здесь для своих темных дел, которых ни одно живое существо на свете до конца никогда не узнает. Здесь сонный дух маленького городка почему-то неуловимо преображался, и веяло чем-то иным – далеким и необъяснимым, отчего бездомные коты взволнованно расширяли ноздри и, втягивая воздух, подозрительно и сладко принюхивались. Возможно, всему виной была Индия (та самая Индия, из которой сюда якобы иногда приходили товары), а может пахучие специи… Про Индию никто в городе ничего толком не знал. Говорили, что это страна тысячи чудес, что она далеко, что там самоцветы и женщины, искушенные в тайнах любви, что пряности оттуда приходят на прекрасных белых парусниках, и что вроде бы там живут слоны. Возможно, именно поэтому слон был изображен на стене бакалеи. Большой, тщательно прорисованный безымянным художником, слон с желто-белыми бивнями и мудрыми глазами. А еще говорили, что никакой Индии попросту нет, да и быть не может. Но некоторые простаки верили. Верили и коты… Здесь в бакалейной лавке работала продавщицей Рогнеда. И, к сожалению, точно знала, что Индии нет. Нет и слонов, ведь товары в лавочку на самом деле привозились из соседнего города, такого же сонного, только чуть побольше. Но об этом надо было молчать, ведь ни один дурак не купил бы тмин или кардамон по такой цене, если бы не красивая сказка, окружавшая их. Люди сомневались, но все же очаровывались, а ей не чем было очароваться. Нет ни Индии, ни слонов. А в семнадцать лет так хотелось, чтобы были. Но Рогнеде уже исполнилось восемнадцать, а потому с глупыми и наивными мечтами надо было прощаться и считать выручку, исправно поступавшую каждый день, и все же… Как глупо и безнадежно заблуждались коты… И как несчастна была Рогнеда в этом уютном и пустом городке. И лишь однажды жизнь предоставила странный случай… На другой день после Рождества, когда метель бушевала особенно сильно, около полудня, четко отмеченного кукушкой в часах, на двери бакалеи мелодично зазвенел колокольчик. И в следующее мгновение, впустив за собой в теплое помещение белые вихри, кружащие кристаллы легких колючих снежинок, в лавочку ввалился пушистый шарик, потирающий ручки и вздрагивающий от холода. Это был герцог Александр Бушур. Невысокого роста, в шарообразной меховой шубе, сливающейся с ней шапке, меховых рукавицах и мрачном шерстяном шарфе он напоминал какое-то неведомое существо не то идущее, не то с гордым достоинством катящееся. Маленький, круглолицый и плотный, с гордой благородной осанкой и надменным чуть грустным взглядом, весь в пушистых мехах, он представлял нечто среднее между барашком и львом. Странное и забавное сочетание. Возможно, поэтому Рогнеда улыбнулась увидев его. Бушуру было сорок лет, он действительно имел герцогский титул, доставшийся ему от предков вместе с китайским сервизом и серебряными ложками. Герцог не был беден и не был богат, не был стар и не был молод, некогда не был женат и не имел родни. Он считал, что неизлечимо болен, но не мог понять чем, думал, что умирает, но никому этого не говорил, да и сказать ему, если честно было некому. И так он умирал уже около десяти лет. Александр Бушур жил в старом особняке в центральной части города, где весной красиво зацветали сады над рекой, сейчас покрытой звенящим льдом (по которому особо отчаянные горожане отваживались рассекать на коньках), а гулять любил везде. И это было единственное, что он любил. – Добрый день – мягко поприветствовала его девушка, надеясь, что Бушур, что-нибудь купит. – Здравствуйте, Рогнеда, – произнес герцог, ища взглядом, где бы присесть, – нынче такой мороз, что я, долго колебался, прежде чем вышел из дома… – Ну, правильно сделали, что вышли, – сказала Рогнеда, – от мороза ничего плохого не сделается, даже полезно… А дома скучно сидеть.