Между тем на правом берегу Хасан-бей и шерифы, едва соединившись на высоте Кены, узнали, что французская флотилия задерживается противными ветрами в Баруле. Они выступили, чтоб атаковать ее. Флотилия состояла из двенадцати судов, вооруженных тяжелыми орудиями и перевозивших обозные грузы, складское имущество, барабаны и музыкальные инструменты оркестров частей; на ней находилось 300 солдат слабого здоровья или охромевших. Хасан распределил своих людей по обоим берегам реки. Начался бой. Враги занимали острова и минареты. У них не было пушек. Картечь с судов сначала сеяла смерть на обоих берегах. Но боеприпасов не хватило. На судах было ранено много солдат. «Итали» сел на мель; ему угрожал захват врагом. Командир Моранди поджег его и взорвал; сам он погиб при этом смертью славных. Другие суда были захвачены. Их экипажи и находившиеся на них солдаты были зарезаны. Все обозные грузы, барабаны и т. п. стали трофеями шерифов. Французы потеряли в этом бою 200 матросов и 300 слабосильных солдат, несших гарнизонную службу; всего – 500 человек. Это были самые большие потери, понесенные ими в эту кампанию. Эта катастрофа, память о которой жила долго, оказала чувствительное влияние на солдат, которые резонно упрекали своего командующего в том, что он не поставил флотилию под защиту одного из фортов и напрасно понадеялся на то, что она сможет следовать за армией в то время года, когда воды Нила стоят так низко. Генерал Бельяр, узнав, что Хасан движется по берегу Нила, вниз по течению реки, выступил из Исны, перешел на правый берег и направился к Кене. В пути он узнал, что, по слухам, произошло большое сражение, что французы разбиты, потеряли много людей и в особенности огромные богатства и большой обоз. Достигнув высоты Коптоса, он встретил неприятельскую армию, возвращавшуюся с триумфом. Впереди нее на пиках несли головы французов; к армии примкнула толпа жителей, надевших на себя одежду европейцев, вооруженных их оружием и маршировавших под звуки музыкальных инструментов; это была ужасающая какофония. Беспорядок и опьянение этой толпы напоминали настоящие сатурналии. Хасан из Ямбо возглашал пророческим голосом, что время гибели французов, наконец, настало; что в дальнейшем они будут только терпеть поражение; что каждый шаг правоверных будет победным. Вскоре вступили в действие стрелки, французов насчитывалось 1800 человек; с ними была четырехфунтовая пушка, картечь которой сдержала сначала яростный натиск шерифов и прикрыла движение колонны. Последняя продолжала спускаться, примыкая правым флангом к Нилу, сопровождаемая и окруженная этой вооруженной толпой. Сделав одно лье, она была встречена огнем батареи из четырех орудий, снятых с флотилии, которые арабы из Ямбо выгрузили на берег и поставили на огневые позиции. По сигналу своей артиллерии шерифы ринулись на французское каре с обычным для них пылом. Но 15-й драгунский полк ударил им во фланг и изрубил многих из них; поле битвы покрылось трупами. Генерал воспользовался этим моментом, чтобы двинуться на батарею, причинявшую ему неудобства. Он уже почти захватил орудия, когда был атакован Хасан-беем с его мамлюками; но карабинеры 21-й легкой полубригады[129] сделали полуоборот направо и, приняв на себя атаку, отбили ее; захваченные орудия были повернуты против врага. Эти два успеха изменили ход битвы. Шерифы бросились в деревню Бену, где укрылись в мечети и в замке, в стенах которых проделали бойницы. Бой длился весь день и всю ночь. Орудия, взятые у противника, были использованы с успехом. Всю ночь продолжались пожары, слышались стоны умирающих. Хасан из Ямбо заперся в замке; он заявил, что хочет умереть смертью мучеников. Враги сплотились под прикрытием этого замка; но он взлетел в воздух вместе с его защитниками, и обломки его обрушились на обе армии. Там были сложены бочки с порохом, найденные на французских судах; они загорелись; Хасана из Ямбо настигла здесь смерть. Потерявшие голову враги разбежались во все стороны. В этом ожесточенном бою шерифы потеряли 1200 человек; французы, имея только единственную четырехфунтовую пушку, сражались один против шестерых. Этот бой делает честь генералу Бельяру. Он спас в нем свою колонну и Верхний Египет, который пришлось бы завоевывать заново, если бы Хасан одержал победу; этот бой происходил 5 и 6 марта. VI. Дезэ узнал в Асьюте о гибели флотилии, бое у Коптоса и критическом положении, в которое попал было Беллиар; ему стало также известно, что у последнего вышли боеприпасы. Он тотчас же собрал оставшиеся у него вооруженные суда и поднялся вверх по Нилу. Он смог прибыть со своей флотилией в Кену только 30 марта. Снабдив продовольствием свои войска, он принял все меры к окружению Хасан-бея, стоявшего лагерем напротив Гитты. Хасан не мог долго там оставаться, так как запас продовольствия, который он привез с собой, подходил к концу; нужно было помешать ему заготовить новый; Дезэ блокировал его в пустыне. Местность в пустынях перешейка Коптос – пересеченная и непроходимая из-за обилия холмов; единственные проходы – это ущелья; их три: одно, выходящее к Нилу у колодца Бир-аль-Бар, другое у деревни Хагази, третье у Редекии, напротив Идфу. Дезэ встал лагерем у Бир-аль-Бара с половиной своих войск. Он послал генерала Беллиаpa со второй половиной – занять Хагази. Он счел выход у Редекии непригодным, ибо, чтобы воспользоваться им, нужно было сделать крюк в 45 лье по безводной пустыне. Таким образом, Хасан не мог более ни получать продовольствие, ни выйти без боя, он должен был погибнуть. 2 апреля Хасан, умирая от голода, покинул свой лагерь у Гитты, чтобы выйти в долину у Бир-аль-Бара. Он встретился с 7-м гусарским полком под командой полковника Дюплесси. Завязавшийся бой велся с ужасающим ожесточением. Мамлюки были более многочисленны; Дюплесси был убит Осман-беем, которого он схватил за горло; казалось, что исход боя решится в пользу мамлюков, но Дезэ прибыл на помощь своему авангарду. Увидев, что выход заперт значительными силами, Хасан вернулся в пустыню и снова стал лагерем у Гитты. Несколько дней спустя он покинул его и, сделав крюк в 45 лье, достиг выхода у Редекии, поднялся вверх по течению Нила до Омбоса, провел некоторое время на острове Мансурия, а оттуда отправился в Асуан. Как только Бельяр узнал об этом, он начал преследование и прибыл в Редекию через три дня после того, как там прошел Хасан. Он нашел кровавые следы мамлюков, трупы десятка наиболее старых из них, а также 25 жен и 60 лошадей, оставшихся в пустыне; не имея продовольствия и воды, они погибли от сильнейшей жары. Между тем остатки шерифов из Ямбо спустились вниз по течению Нила, не имея более иной цели, как награбить и убежать. Они достигли Харги – деревни на правом берегу, перешли на левый берег, проникли в Гиргу, где их не ждали, и появились на базаре. Преследовавший их полковник Норан вошел в город сразу же вслед за ними и перебил часть их. Командир 22-го егерского полка полковник Ласалль – энергичный и весьма достойный офицер – атаковал их со своим полком и батальоном 88-го, маневрировал так, что сумел окружить их в огороженном месте, и перебил всех. Среди убитых нашли тело шерифа, наследовавшего Хасану. Такова была судьба четырех тысяч шерифов из Ямбо; только 500 или 600, большей частью раненых, снова увидели родину. Между тем поведение арабов из Ямбо вызвало недовольство шерифа Мекки; он написал им, указав на последствия такого поведения. Он направил посланника в Каир, к султану Кебиру, чтобы дезавуировать этот враждебный акт, который приписывал тесной связи одного из племен Ямбо с Мурад-беем. Он дал заверения в том, что ни одно другое племя не последует этому примеру и что вся Аравия останется спокойной. В том же смысле написал он непосредственно генералу Дезэ, находившемуся в Косейре. Этот духовный глава мусульман опасался, что подобные акты могут побудить французов разрушить мечети, преследовать мусульман, конфисковать богатые вклады, которыми Мекка владела в Египте, и прервать коммуникации между Меккой и всей Африкой. Наполеон успокоил его и сохранил дружественные отношения с этим служителем священной Каабы, который не уставал славить французского султана и призывать на него благословение пророка. VII. В течение февраля и марта в Саиде были получены известия об успехах Сирийской армии, взятии Аль-Ариша, бое у Газы и штурме Яффы. Среди пленных, взятых в Яффе, было 260 уроженцев этой провинции; их отправили назад на родину, где они утвердили репутацию французского оружия. Это оказало хорошее влияние на настроение населения. Но в мае распространились вести о первой неудаче под Сен-Жан-д’Акром, причем утверждалось, что Дамасская армия окружила французскую в ее лагере. Восстание эмир-хаджи, явившееся следствием этих слухов, придало им еще больше правдоподобия. Хасан-бей с середины апреля находился в Асуане. Поселок Бени-Адин, близ Асьюта, имеющий 20 000 жителей, является складочным местом для торговли Дарфура с Египтом. Население там более фанатично, дико, свирепо, отличается более темной кожей, чем в любой другой местности Египта. Как мы уже говорили, когда французы вступили туда в первый раз, они были плохо приняты. С того времени они избегали пребывания в этом поселке и не останавливались там на ночлег. Взгляды жителей, их вид и речи всегда были угрожающими. Они гордились своими богатствами; подсчитано, что во время нахождения там большого каравана в поселке хранится на 6 миллионов товаров, предназначенных для Дарфура, Каира или Александрии; в марте этого года упомянутый большой караван, состоявший из 10 000 верблюдов и 6000 невольников, прибыл под охраной 2000 вооруженных магрибинцев, жестоких, как великая пустыня; они были возмущены торжеством этих человечков с Запада, кожа которых бесцветна. Спешившиеся мамлюки и остатки шерифов соединились в Бени-Адине, ставшем вскоре очагом восстания. Мурад-бей, который сначала отнесся с недоверием к повстанцам, присоединился к ним, когда его приободрили печальные для французов вести из Сирии. Он направил в Бени-Адин беев и киашифов из своей дружины для руководства, организации и придания авторитета этому сборищу. Генерал Даву, встревоженный ростом числа повстанцев, собрал свои силы воедино и выступил во главе 2000 кавалеристов, пехотинцев и артиллеристов. Повстанцы численностью в 6000 человек были хорошо вооружены и подготовлены; они ожидали Мурад-бея. Оба полководца встретились. Французская конница атаковала авангард бея, который, имея только 300 всадников, был отброшен к оазису. В то же время Бени-Адин был окружен. После оживленной перестрелки баррикады были преодолены; победители беглым шагом вошли в поселок, убивая всякого, кто попадался им на пути. Противник закрепился в домах с бойницами, которые стали добычею огня. Армия потеряла полковника Пинона, одного из наиболее отважных кавалерийских офицеров Франции. Грабеж обогатил солдат, которые обнаружили в караване четыре – пять тысяч черных рабынь, много верблюдов, бурдюки, страусовые перья, камедь, слоновую кость, большие ящики с золотым песком, много золотых монет. Среди пленниц оказалась дочь короля Дарфура. В Верхнем Египте оставался теперь только Хасан-бей, который со времени выхода из пустыни Косейра спокойно владел Асуаном. Потому ли, что не было точных данных об его силах, или же вследствие предположения, что он уже ушел за пороги, оставив в Асуане только свой арьергард, генерал послал из Исны капитана Рено всего лишь с 200 человек пехоты, приказав овладеть городом; эти 200 человек должны были погибнуть. Как только Хасан узнал об их малой численности, он радостно улыбнулся, надеясь утолить свою жажду мести кровью неверных. Со 180 мамлюками, 200 арабами и 300 пехотинцами он пошел навстречу этому изолированному отряду, состоявшему из горсти пехотинцев без пушек. Капитан Рено, обнаружив замечательное присутствие духа и отнюдь не опешив при виде такого большого числа нападающих, построил свои каре и сказал, обернувшись к солдатам: «Товарищи, солдаты Итальянской армии не считают врагов; цельтесь хорошенько, пусть каждый убьет того, в кого целится, и я ручаюсь за успех». Действительно, первый же залп сбросил на землю 100 мамлюков; остальные спаслись бегством. Через пару часов Рено вступил в Асуан; он захватил обозы и раненых. Час гибели старого Хасана настал. Он был ранен ударом штыка, так же как и Осман-бей, и оба они умерли несколько дней спустя. У капитана Рено было убито только четыре человека и ранено пятнадцать. Это самый блестящий бой во всей египетской войне. Мурад-бей с 400 человеками влачил жалкое существование в глубине пустыни; Хасан-бей и грозные мамлюки его дружины погибли; не оставалось больше ни одного шерифа из Ямбо. Дезэ управлял своими провинциями так же талантливо, как энергично он провел кампанию. Благодаря этому воцарились справедливость и порядок, спокойствие было полным. Хотя его управление было весьма суровым, жители назвали его «справедливым султаном». Он возложил на общины ответственность за все происходившее на их территории. Одиночный французский солдат – с оружием или без него – мог пройти всю провинцию, не подвергаясь никакой опасности. Подати вносились регулярно. На протяжении апреля и мая Восточная армия занимала три угла: район Александрии, Асуана и Сен-Жан-д’Акра. Это треугольник периметром в 300 лье и площадью в 30 000 квадратных лье. Переписка главной квартиры из…[130] Сен-Жан-д’Акра в Сирии с Верхним Египтом велась через посредство полка дромадеров, который пересекал пустыню по пути из Газы в Суэц. Между Асуаном и Бени-Суэйфом было создано несколько фортов; форт в Кене был главным из них, ибо защищал ущелья Косейра. Все эти форты располагали батареями, которые господствовали над Нилом с его судоходством, а также вмещали склады и небольшие госпитали. Чтобы выразить помощнику свое удовлетворение, Наполеон послал ему сначала саблю, взятую у пленных, захваченных в Александрии, с надписью: «Сражение у Седимана». В дальнейшем он подарил ему кинжал, украшенный бриллиантами, который носил Мехмед-паша, взятый в плен в Абукирском сражении; на одной стороне клинка было написано: «Наполеон – Дезэ, победителю Верхнего Египта», а на другой: «Фивы о ста вратах, Сезострис Великий». VIII. Оставалось занять порт Косейр, Большой и Малый оазис. В мае стоит слишком сильная жара и переход через пустыню чересчур утомителен; поэтому экспедицию в оазисы пришлось отложить на ноябрь. Но занятие Косейра не терпело отлагательств. Там уже было объявлено о предстоящем прибытии судов с товарами из Аравии, Джидды, Ямбо; в обмен на эти товары суда должны были взять в обратный рейс рис, рожь и прочее продовольствие, необходимое полуострову, особенно Мекке и Медине. Генерал Бельяр провел все подготовительные мероприятия к переходу через пустыню, взятию и укреплению Косейра. Перешеек Коптос представляет собой часть пустыни, заключенной между Нилом и Красным морем, – в том месте, где река всего ближе подходит к морю. От Кены до Фив – 11 лье; излучина Нила протяжением в 9 лье подводит реку к Красному морю на расстояние, равное в среднем 25 лье. Эти 25 лье пространства называются перешейком Коптос. Если подняться от Фив вверх по течению Нила до Абукильгана, расположенного на 5 лье выше, то расстояние между рекой и морем увеличится до 40 лье, так как река течет здесь на запад, а Красное море, находящееся напротив, удаляется от нее в противоположном, восточном направлении. Если подняться до Асуана, то здесь расстояние от моря достигает приблизительно 60 лье; если же спуститься вниз по Нилу до высоты Гирги, то окажешься примерно в 40 лье от Красного моря; в Асьюте соответствующее расстояние равняется 50 лье. Часть Нила, составляющая изгиб выше Кены, протяжением в 9 лье, является, следовательно, единственной, расстояние от которой до моря (по прямой) равняется всего 25 лье. Чтобы попасть от Нила к Красному морю через полуостров Коптос, нужно следовать по ущельям между горами. Имеется шесть различных ущелий, среднее протяжение которых составляет 34 лье; а значит, учитывая наличие изгибов, для прохода через них требуется 42-часовый марш. Из двух единственных портов Красного моря, которые сообщаются ныне с Нилом – Косейра и Суэца, – Косейр находится в 29 лье от Кены по прямой и в 34–35 лье, если следовать по ущелью, Суэц же лежит в 27 лье от Каира. Из шести путей, ведущих через полуостров Коптос в Косейр, хорошо известны только три. Большинство этих ущелий выходят в небольшой оазис Гитта, откуда к Нилу ведут два пути. Один направлен к Кене и достигает обработанных земель у деревушки Бир-аль-Бар; другой направлен к Фивам и от деревушки Хагази поднимается вдоль Нила. Третье известное нам ущелье ведет прямо из Косейра в долину Нила, выходя в нее напротив Идфу, у деревни Редекия; последнее ущелье имеет в длину немногим более 45 лье, это то, через которое спасся Хасан-бей; таким образом, чтобы преградить все пути к Нилу, нужно занять деревни Бир-аль-Бар и Хагази или колодцы Гитты, и, наконец, ущелье Редекия, напротив Идфу. На девяти лье, составляющих протяжение излучины Нила, которая образует одну из сторон полуострова Коптос, последовательно существовали три города, являвшиеся центрами торговли с Красным морем. Коптос был в IV веке знаменитым, могущественным и богатым городом (развалины его можно видеть в одном лье от Нила); Коптосу наследовал Куш, расположенный несколько выше и южнее: Куш все еще большой город, но он пришел в сильный упадок, население его состоит сплошь из коптов; наконец, севернее, на оконечности излучины, находится третий – городок Кена. Кена является в настоящее время складочным местом для торговли нильской долины с Красным морем. Она не достигла такого процветания, как Коптос или Куш, потому что современная красноморская торговля не может сравниться с тою, которая существовала до открытия мыса Доброй Надежды. Генерал Бельяр выступил 25 мая из Кены с двумя батальонами, двумя пушками и сотней всадников. Ему понадобилось три часа, чтобы достичь колодца Бир-аль-Бар, где он остановился, чтобы пополнить свой запас воды; затем он заночевал в пустыне, в 5 лье от колодца. В час ночи взошла луна, к рассвету он был в Гитте. Гитта имеет три очень больших колодца, выложенных кирпичом, с перилами; к ним могут спускаться и животные. Там есть форт и караван-сарай; это один из военных постов, которые Птоломей Филадельф построил на пути Береники. Отдохнув несколько часов в Гитте, генерал заночевал в пустыне, в 5 лье от этого пункта. 27-го, с восходом луны, он двинулся в путь и после десятичасового марша достиг колодца Аль-Хава; он стал лагерем в пустыне. Наконец, 28-го он прибыл к колодцу Амбага; это оазис, там есть акации, речка, солоноватая вода; оттуда до Косейра – два часа пути. Таким образом, на переход что, считая по 1850 туазов в час, составит около 65 800 туазов, или 33 лье (по 25 лье на градус). Арабы абабде кочуют по всей этой пустыне. Они похваляются, что могут выставить 2000 вооруженных воинов. У них мало лошадей, но много верблюдов, что позволяет им совершать переходы через пустыню от Нила до Красного моря и Сеннара. Город Косейр лежит на берегу Красного моря, примерно в ста лье южнее Суэца (по прямой), под 26°7’ северной широты и 32°1’36’’ долготы (от Парижа)[131]. Он имеет в окружности 400–500 туазов. Пресную воду туда везут за 9 лье. Замок господствует над всем городом; там есть цистерна с водой, пригодной для животных. Вокруг этого города раскинулась пустыня. Население появляется в ней только тогда, когда приходят суда из Джидды и Ямбо. В это время там можно видеть много арабов из Ямбо и египетских купцов. Жители с восторгом встретили французские войска. Пробыв там два дня, генерал Бельяр вернулся в Кену, оставив в форту Косейра коменданта, гарнизон, продовольствие и пушки. Порт Косейр защищен от восточных и северных ветров, но подвергается действию западных. Старый Косейр, находящийся на севере, является, по мнению некоторых, древней Береникой. 14 июня торжественный въезд в Каир Наполеона во главе армии, возвращавшейся из Сирии, утвердил спокойствие во всем Египте. Глава VIII Сирия[132] Пустыня, которая отделяет Сирию от Египта, простирается от Газы до Салихии; протяжение ее равно 70 лье. Чтобы пересечь ее, караванам требуется 80 часов. Газа находится в 100 лье от Каира. Эта пустыня делится на три части: 1) от Салихии до Катии – 16 лье пространства, покрытого сухим песком; там нет ни тени, ни воды, ни каких-либо следов растительности; караваны проходят это расстояние за 20 часов. Французские войска тратили на этот переход двое суток, но для верблюдов, повозок и артиллерии требовалось трое суток. Близ Катии находятся зыбучие пески, чрезвычайно утомительные для обозов. Катия – оазис; там было два колодца с горьковатой, но все же пригодной к употреблению водою; там имелось также около тысячи пальм, под сенью которых могут отдохнуть 4000–5000 человек. Предполагают, что Катия была лагерем Александра; оттуда 5 лье до развалин Пелузия, а от форта Тина – 4 лье до берега моря. Таким образом, база в Катии может снабжаться судами, выходящими из Дамиетты и следующими по озеру Манзала до Тины, либо же выходящими из богаза[133] Дамиетты, следующими вдоль побережья Средиземного моря и разгружающимися на взморье, напротив Катии. Вторая часть простирается от оазиса Катия до оазиса Аль-Ариш. Протяжение ее – 25 лье. Караваны тратят на переход ее 32 часа; французской армии требовалось для этого трое с половиной суток. На этом пути имелось три колодца, у которых делались остановки, но колодцы эти могли обеспечить водой только один-два батальона; первый из них – Бир-аль-Абу (6 189; лье), второй – Бирка-Айш (7 189; лье), третий – Масудия (8 лье), расположенный в трех лье от Аль-Ариша. Следуя в этом направлении, все время находишься в 2–3 лье от Средиземного моря – вплоть до Масудии, где начинается взморье. В трех лье к северу от Бир-аль-Абу находится гора Касий. Если бы были созданы посты во всех этих местах ночлега, то было бы возможно снабжать их водой, продовольствием и фуражом морским путем. Джермы, вышедшие из Дамиетты или Яффы, выгружали бы свои грузы на взморье, в трех лье от колодцев. Однако даже в случае, если бы войска двигались по тем местам, где находились озера короля Бодуэна, было бы предпочтительнее устроить посты для ночлега на берегу моря. Эти укрепленные склады охраняли бы судоходство. Аль-Ариш – оазис гораздо более протяженный и плодородный, нежели Катия. Там имеются шесть колодцев, могущих удовлетворить нужды армии в 15 000–20 000 человек, а также несколько тысяч пальм, под сенью которых может отдохнуть эта армия. Там была большая деревня с каменными постройками и фортом; в ней насчитывалось 500–600 жителей; форт и деревня находятся в полулье от моря, что облегчает снабжение устроенного там склада. На берегу моря виднеются развалины древнего города Ринокорур. Он находился на месте Аль-Ариша и располагал молами и портом, что способствовало судоходству. Третья часть этой пустыни тянется от Аль-Ариша до Газы (15 лье). Караваны проходят ее за 23–24 часа. Французским войскам требовалось для этого трое суток. В четырех лье от Аль-Ариша находится могила святого Карут, еще через 4 лье расположен колодец Зави; в четырех лье от Зави – колодец Рафия; в двух лье за ним – замок Хан-Юнус; там начинается Сирия. От Хан-Юнуса до Газы – 7 лье; это больше не пустыня; это нечто среднее между пустыней и обработанной местностью. Весь этот путь идет вдоль берега моря, на расстоянии одного – полутора лье от него. Рафия была некогда большим городом, там еще видны развалины. Следовательно, большой армии нужно 12 суток для перехода через великую пустыню и Суэцкий перешеек, считая одни сутки пребывания в Катии и столько же в Аль-Арише. Известно, что во все исторические эпохи полководцы, совершавшие походы из Египта в Сирию или из Сирии в Египет, рассматривали эту пустыню, как препятствие тем более значительное, чем больше было у них лошадей. Древние историки сообщают, что когда Камбиз решил проникнуть в Египет, он вступил в союз с одним арабским королем, который провел в пустыне канал с водой; это, несомненно, обозначает, что он усеял пустыню верблюдами, несшими воду. Александр стремился завоевать расположение евреев, чтобы они служили ему при переходе пустыни. Однако в древние времена это препятствие было не столь значительным, как сейчас, потому что там существовали города и деревни, а людская предприимчивость успешно боролась с трудностями. Ныне от Салихии до Газы не осталось почти ничего. Значит, армия должна совершить этот переход постепенно, создавая этапные пункты и склады в Салихии, Катии, Аль-Арише. Если эта армия выходит из Сирии, она должна сначала создать большой склад в Аль-Арише, а затем перенести его в Катию, но поскольку эти операции чрезвычайно затяжные, противник получает время, необходимое для подготовки к обороне. Переход через эту пустыню летом представляет собой весьма утомительную и сложную операцию: 1) горячий песок; 2) недостаток воды; 3) отсутствие тени – могут погубить армию или же настолько ослабить и обескуражить ее, что это даже невозможно себе представить. Зимой данное препятствие становится куда менее значительным. В это время года нет таких неудобств, как горячий песок и невыносимая жара; требуется меньшее количество воды. Легко понять поэтому, что наличие в Аль-Арише крепости, способной помешать противнику пользоваться водою колодцев и тенью от пальм, было бы весьма ценным. Армия, которая захотела бы осадить ее, страдала бы на стоянке от солнечных лучей и была бы вынуждена получать продовольствие, фураж, дрова, фашины и воду из Газы. После взятия Аль-Ариша пришлось бы потратить немало недель для заполнения этого склада, чтобы он мог удовлетворить все нужды армии во время осады Катии. Ибо продовольствие, фашины, воду для осады Катии пришлось бы доставлять со склада в Аль-Арише. Прежде чем решиться на оставление Катии, пришлось бы создать там большие склады, способные удовлетворить нужды армии при переходе к Салихии. Эта армия, обессиленная переходом через пустыню от Катии до Салихии, могла бы быть разбита другой армией, уступающей ей в численности. Если она потерпит поражение до прибытия в Каир, то у нее будет только одна линия отступления, причем она окажется обремененной огромным количеством верблюдов, несущих воду. Армия, разбитая и отброшенная в пустыню, не может больше занять там какую-либо позицию; она может остановиться только у Газы. Армия, защищающая Египет, может сосредоточиться либо у Аль-Ариша, чтобы воспротивиться обложению этой крепости, либо у Катии, чтобы заставить противника снять осаду с Аль-Ариша, или же ждать врага либо у Катии, либо у Салихии; любая из этих альтернатив имеет свои преимущества. Из всех преград, которые могут прикрывать границы империи, пустыня, подобная описанной, несомненно, является самым большим. На втором месте стоят такие горные цепи, как Альпы, на третьем – реки; ибо, если задача доставки продовольствия для армии является настолько трудной, что ее редко удается решить полностью, то эта трудность возрастает в двадцать раз, когда приходится тащить с собой воду, фураж и дрова – три вещи, обладающие большим весом, и перевозка которых затруднительна, между тем как в обычных условиях армии находят их на месте. Глава IX Завоевание Палестины I. Решение начать войну в Сирии (1799 г.). – II. Армия делится на три корпуса. – III. Переход через пустыню; через Суэцкий перешеек; бой у Аль-Ариша (9 февраля); ночной бой (15 февраля); взятие форта (21 февраля). – IV. Авангард блуждает по пустыне (22 февраля); бой у Газы (26 февраля). – V. Марш на Яффу; осада и взятие города (6 марта). – VI. Чума в Яффе; заключение перемирия с агой Иерусалима (10 марта). – VII. Бой у Набуллуса (15 марта). – VIII. Взятие Хайфы; прибытие к Акре[134](18 марта). I. Французские колонии в Вест-Индии были потеряны. Предоставление свободы чернокожим и события, происходившие на Сан-Доминго в течение восьми лет, не оставляли надежды на восстановление старой колониальной системы. К тому же возникновение на Сан-Доминго новой державы, управляемой чернокожими и находящейся под покровительством республики, повлекло бы за собой разорение Ямайки и английских колоний. В этих условиях Франция нуждалась в новой большой колонии, способной заменить ей американские. Со времени последней борьбы, которую Франция вела с Англией в Индостане, она потеряла там все свои опорные пункты. У нее оставалась только прекрасная, но небольшая колония – о. Иль-де-Франс[135]. Англичане же, напротив, настолько расширили свои владения и утвердили свое владычество в Индии, что стало трудно атаковать их там непосредственно. Они были хозяевами всех портов; они держали там 125 000 солдат, в том числе 30 000 европейских; правда, эти войска прикрывали большую территорию. Типпу-сагиб, маратхи, сикхи и другие воинственные и неподчинившиеся им народы могли выставить массу воинов, готовых присоединиться к французской армии. Но для того, чтобы вести, с надеждой на успех, войну на столь отдаленном театре, нужно было иметь промежуточную позицию, служащую плацдармом. Египет, находящийся в 600 лье от Тулона и в 1500 лье от Малабара, и являлся таким плацдармом. Прочно утвердившись в этой стране, Франция раньше или позже стала бы хозяйкой Индии. Обширная торговля Востока вернулась бы на свой древний путь через Красное и Средиземное море. Таким образом, с одной стороны, Египет заменил бы Сан-Доминго и Антильские острова; с другой стороны, он должен был послужить этапом на пути к завоеванию Индии. Александр проник в Индию, переправившись через Инд в верхнем течении этой реки; он осуществил свое возвращение в Вавилон через Гедрозию или Мекран. Если его армия пострадала, то это объясняется тем, что она не располагала всем необходимым для этого перехода. Имея суда, можно переправиться через океан; для того, кто имеет верблюдов, пустыни перестают быть препятствиями. Из Египта армия на верблюдах может достичь Басры за 30–45 дней; из Басры она может за 40 дней достигнуть границ Мекрана; на своем пути она найдет Шираз – большой и красивый город. Весь Керман представляет собой плодородную область, где она сможет в изобилии запастись продовольствием для перехода через пустыню до Инда. Эти пустыни менее иссушены, чем аравийские. Выступив из Египта в октябре, она к марту достигла бы места назначения. Там она очутилась бы среди сикхов и маратхов. Французская армия насчитывала только 30 000 человек, но имевшихся в наличии частей было достаточно для увеличения ее до 60 000. Действительно, в ней было 480 рот пехоты, 60 рот кавалерии, 40 рот артиллерии, саперов, минеров, рабочих артиллерийского обоза; следовательно, она могла принять в свой состав 30 000 рекрутов из местных жителей. Их предполагалось набрать следующим образом: 15 000 чернокожих рабов из Сеннара и Дарфура и 15 000 греков, коптов, сирийцев, юных мамлюков, магрибинцев и мусульман из Верхнего Египта, привычных к пустыне и высоким температурам жаркого пояса. Египет мог предоставить все: 10 000 лошадей, 1500 мулов, 50 000 верблюдов, бурдюки, муку разных сортов, рис и прочее, необходимое для этой операции. Прочное овладение этой страной являлось, следовательно, фундаментом всего здания. Перед отъездом из Франции Наполеон подсчитал время и средства, потребные для завоевания Египта, имея в виду совершить поход на Инд раньше или позже – в зависимости от более или менее благоприятных настроений в среде народов Востока и более или менее счастливого хода событий. Он льстил себя надеждой, что первых 15 месяцев, с июля 1798 г. до октября 1799 г., будет достаточно для завоевания страны, набора рекрутов, лошадей и верблюдов, снаряжения и вооружения армии, и что осенью 1799 г. и зимой 1800 г. он сможет следовать к месту назначения со всей армией или частью ее, ибо 40 000 человек, в том числе 6000 на конях, 40 000 верблюдов и 120 полевых орудий было, по его мнению, достаточно, чтобы поднять Индостан. Еще во Франции было условлено, что в октябре или ноябре 1798 г. правительство направит три 74-пушечных корабля, четыре фрегата и пять транспортов с 3000 человек для пополнения гарнизона Иль-де-Франса и крейсирования в индийских морях; что как только будет принято решение относительно срока выступления армии к Инду, эскадра в составе пятнадцати линейных кораблей, шести фрегатов и пятнадцати больших транспортов выйдет из Бреста с 5000 солдат, продовольствием и боеприпасами. Эта эскадра должна была установить связь с сухопутной армией на побережье Мекрана. Оказав армии всемерное содействие в деле овладения какой-либо крепостью (Сурат, Бомбей или Гоа), она должна была разделиться на небольшие отряды, чтобы крейсировать в морях от Инда до Китая. Три отряда должны были отплыть с Иль-де-Франса, чтобы создать склады в трех заранее обусловленных портах мекранского побережья. Войсковые части, которые будут находиться на Иль-де-Франсе, численностью в 3000 человек, со штатным расписанием в 6000, должны быть пополнены 1500 белых колонистов и 1500 чернокожих. Эти 6000 человек должны послужить для охраны указанных промежуточных станций или этапных пунктов, а затем последовать за армией, когда она пройдет их. Успех штурма Александрии, победы у Шубрахита и пирамид, благоприятное настроение улемов, которые устранили самое большое препятствие – религиозный фанатизм, позволяли надеяться в определенный момент, что Мурад и Ибрагим-бей подчинятся. Но уничтожение эскадры привело к двоякому результату: оно помешало мамлюкам подчиниться и позволило противнику установить тесную блокаду побережья. Прекратились сношения с Францией, откуда ожидали второй конвой с 6000 солдат, уже взятых на суда в Тулоне, равно как и большое количество обмундирования, вооружения и т. д. Наконец, гибель эскадры заставила императора[136] объявить войну республике. После битвы у Седимана и восстания в Каире снова имели место переговоры с Мурад- и Ибрагим-беем; они были склонны подчиниться и служить под французскими знаменами; но они получили известие о том, что Порта намерена ввести в бой две армии. Они решили дождаться исхода этого предприятия. Обе армии насчитывали по 50 000 человек; одна формировалась на Родосе, другая в Сирии; они должны были выступить одновременно в июне 1799 г. Первая должна была высадиться в Дамиетте или Абукире; вторая – перейти через пустыню от Газы до Салихии и двигаться на Каир. В то же время должны были начать действовать мамлюки, арабы и партизаны. В первые дни января 1799 г. стало известно, что из Константинополя в Яффу доставлено 40 пушек и 200 зарядных ящиков. Их обслуживали полторы тысячи канониров, обученных французскими офицерами. В Яффе, Рамле, Газе были созданы большие запасы сухарей, пороха, бурдюков для перехода через пустыню. Авангард Джеззар-паши численностью в 4000 человек прибыл в Аль-Ариш. Один из его генералов – Абдаллах – находился в Газе с другими 8000 солдат; он дожидался подхода 10 000 человек из Дамаска, 8000 из Иерусалима, 10 000 из Алеппо и такого же количества из провинции Ирак. На Родосе было уже сосредоточено 8000 человек. Ожидали еще 10 000 албанцев, 9000 янычар из Константинополя, 15 000 из Малой Азии, 8000 из Греции; турецкая эскадра и транспорты готовились к выходу из Константинополя. Страх перед этим вторжением повернул вспять развитие общественной мысли в Египте; больше ничего нельзя было сделать. Если бы к родосской армии присоединилась английская дивизия, это вторжение стало бы чрезвычайно опасным. Наполеон решил взять инициативу в свои руки, самому перейти через пустыню, громить сирийскую армию по мере подхода различных дивизий, овладеть всеми складами и крепостями (Аль-Ариш, Газа, Яффа, Акра), вооружить христиан Сирии, поднять восстание друзов и маронитов, а затем действовать сообразно обстоятельствам. Он надеялся, что при получении известия о взятии Сен-Жан-д’Акра мамлюки, арабы Египта, сторонники дома Дахэра[137] присоединятся к нему; что к июню он станет хозяином Дамаска и Алеппо; что его аванпосты будут находиться на горах Тавр, причем в его непосредственном подчинении будут 26 000 французов, 6000 мамлюков и арабских всадников из Египта, 18 000 друзов, маронитов и других сирийцев; что Дезэ будет готов прийти ему на помощь из Египта во главе 20 000 солдат, в том числе 10 000 французов и 10 000 завербованных в армию чернокожих. В этом положении он сможет воздействовать на Порту, принудить ее к миру и согласию на его поход в Индию. Если судьба будет благоприятствовать осуществлению его планов, он еще успеет прибыть на Инд в марте 1800 г. с сорокатысячной армией, несмотря на потерю флота. Он имел агентов в Персии и знал, что шах не будет противодействовать проходу армии через Басру, Шираз и Мекран. Ход событий опроверг его расчеты. Тем не менее Сирийская кампания достигла одной из поставленных целей – уничтожения турецких армий; она спасла Египет от ужасов войны и упрочила господство над этой страной, завоеванной в результате блестящих побед. Вторая цель была бы достигнута еще и в 1801 г., после Люневилльского договора, если бы Клебер остался жив. II. На 1 января 1799 г. Восточная армия насчитывала 29 700 человек строевого и нестроевого состава, в том числе: 22 000 человек – в пехоте; 3000 – в кавалерии; 3200 – в артиллерии и инженерных войсках; 600 гидов[138]; 900 нестроевиков, рабочих, чиновников гражданской администрации. Всего – 29 700 человек, распределенных между тремя корпусами следующим образом: Генералы Дезэ, Фриан, Бельяр, Даву, Ласалль командовали в Верхнем Египте; генералы Дюгуа, Ланюсс, Мармон, Альмейрас – в Нижнем; генералы Клебер, Бон, Ренье, Ланн, Мюрат, Доммартен, Каффарелли дю Фальга, Виаль, Во, Жюно, Вердье, Лагранж входили в состав сирийской армии. Каждая дивизия Сирийской армии имела шесть полевых орудий, кавалерия и охрана имели по шесть орудий на конной тяге – всего 36 орудий. Парк имел четыре 12-фунтовые пушки, четыре 8-фунтовые, четыре гаубицы, четыре 6-дюймовые мортиры, всего – 16 орудий; итого – 52 орудия с двойным против нормы количеством боеприпасов, инструментами и минным парком. Осадный парк из четырех 24-фунтовых орудий, четырех 16-фунтовых, четырех 8-дюймовых мортир со всем необходимым был погружен в Дамиетте на шесть небольших шебек; было невозможно тащить через зыбучие пески пустыни настолько тяжелые орудия. Такой же осадный парк, нагруженный на три фрегата – «Жюнон», «Куражез» и «Альсест», находился на александрийском рейде под командованием контр-адмирала Перрэ. Таким образом, главнокомандующий принял удвоенные меры предосторожности, дабы иметь уверенность, что он не останется без тяжелых орудий, которые считались необходимыми для осады Яффы и Акры. Каирская знать имела те же интересы, что и Наполеон; она с удовольствием взирала на операцию, которая должна была отдалить театр войны от ее домашних очагов, перенеся его в Сирию. Надежда видеть Египет, Сирию и Аравию под властью одного государя была ей приятна. Она назначила делегацию из пяти наиболее образованных шейхов, чтобы проповедовать в мечетях и настроить умы мусульман в пользу армии, защищать мусульманские интересы перед французами и возбуждать арабский патриотизм. В составе этой делегации находились лица, уважаемые на всем Востоке. Отбытие этой делегации великих шейхов произвело сильнейшее впечатление на все население Египта. Туземцы радовались успехам французов, их умы, которые удалось просветить в отношении этих тонких материй, открылись для новых и прежде совершенно неизвестных им идей. Начальник военно-строительных работ Сюси был болен; его рана не заживала; он пожелал вернуться во Францию. Он уехал из армии и в Александрии был принят на борт большого транспорта вместе с 200 инвалидов – слепых или с ампутированными конечностями. Плавание протекало сначала удачно, но в связи с истощением запаса воды судно пристало к берегу Сицилии, чтобы набрать свежей. Свирепые островитяне напали на судно, зарезали Сюси и несчастных солдат, которые избегли стольких опасностей и бед в стольких сражениях; виновники этого столь ужасного преступления не были наказаны; говорили, что они получили за него награду!!! Сирийской армии требовалось в общей сложности 3000 верблюдов и 3000 ослов для перевозки продовольствия, воды и обозных грузов, а именно: 1000 верблюдов для перевозки двухнедельного запаса продовольствия на 14 000 человек, а также на 3000 лошадей кавалерии, штаба и артиллерии и 2000 верблюдов для перевозки запаса воды на три дня, поскольку этот запас можно было возобновить в Катии и Аль-Арише. 3000 ослов были распределены из расчета один осел на десять пехотинцев, что давало возможность каждому солдату взять с собой 15 фунтов клади. III. 20 декабря один из генералов Джеззара – Абдаллах – встал лагерем в Газе с двенадцатитысячной армией; 2 января 1799 г. он занял Аль-Ариш четырехтысячным отрядом. Генерал Ренье, который с начала января держал гарнизон в форте Катия, 23 января перенес свою главную квартиру в Салихию, а 5 февраля – в Катаю, откуда он выступил 6-го, а 8-го прибыл к колодцам Масудия, вызвав тревогу в Аль-Аришском лагере. Был захвачен в плен мамлюкский гонец Ибрагим-бея; он дал весьма преувеличенные сведения. Встревоженный генерал Ренье тут же отправил к главнокомандующему курьера на дромадере, чтобы донести о критическом положении, в котором он должен был очутиться. Прибыв в 8 часов утра на расстояние пушечного выстрела от Аль-Ариша, он встал на позицию. Турки занимали форт и позицию перед деревней Аль-Ариш, дома которой построены из камня; они в них забаррикадировались под прикрытием артиллерии форта. Как только противник установил малочисленность французской кавалерии, он бросил свою конницу на фланги и тыл французского отряда. Турки обороняли все колодцы и пальмовый лес. Французы стояли биваком на песчаном холме, без воды, без тени, без фуража, без дров. Каждую минуту ожидали подхода из Газы Абдаллаха с остальными его войсками и двенадцатью пушками, предназначенными для вооружения форта, в котором имелось только три орудия. Позиция противника была очень сильной. Ренье понял это, но, уступая силе обстоятельств, приказал атаковать ее. Он подготовился наилучшим образом. После оживленной артиллерийской перестрелки 85-й полк штурмом овладел деревней Аль-Ариш; 500 турок были убиты или взяты в плен, остальные 2500 бежали в форт, где были блокированы; турецкая кавалерия отступила и стала на позицию в полулье от Аль-Ариша, оседлав дорогу на Газу; ее прикрывал большой овраг. Ренье потерял 250 человек убитыми или пленными, что вызвало ропот в армии, которая винила в этом его; эти упреки были несправедливы; генерал сделал то, чего требовали осторожность и обстоятельства. 11-го вечером на выручку гарнизону Аль-Ариша прибыл из Газы Абдаллах с 8000 человек. Он стал за своей конницей, на правом берегу оврага Эгиптус. Положение Ренье становилось очень критическим, но дивизия Клебера, которая погрузилась на суда, стоявшие в Дамиетте на озере Манзала, высадилась у форта Тина, близ развалин Пелузия, в двух лье от Катии. 6 февраля она поспешно продолжала свой марш на Аль-Ариш, куда прибыла 12-го утром. Генерал Клебер приступил к блокаде форта. 12-го утром генерал Ренье сосредоточил свою дивизию в пальмовом лесу, с левой стороны оврага, напротив дивизии Абдаллаха; 13-го и 14-го он занимался рекогносцировкой местности, разработкой диспозиции, инструктированием офицеров, которым предстояло командовать его колоннами, а в ночь с 14-го на 15-е осуществил одну из самых прекрасных операций, какие только возможны на войне. В 11 часов вечера он выступил из своего лагеря, двинулся направо и на протяжении одного лье следовал вдоль оврага Эгиптус; затем перешел его, построил войска в боевой порядок, примкнув левым флангом к оврагу и расположив правый со стороны Сирии; таким образом, он занял позицию, перпендикулярную к левому флангу армии противника; в самом глубоком молчании дивизия разбилась на полковые колонны; таких колонн было, следовательно, три, причем они находились на дистанции развертывания друг от друга, а артиллерия была поставлена в промежутки; в 200 шагах от каждой колонны он сосредоточил гренадеров, которым придал по 50 всадников, что довело численность каждого отряда до 200 человек. После этого он в том же порядке двинулся на врага; как только были встречены первые часовые, он остановился и уточнил свое местоположение. Три отряда гренадеров по трем разным направлениям ринулись во вражеский лагерь; каждый из них имел с собой несколько потайных фонарей, каждый солдат перевязал рукав белым платком; к тому же разница в языке облегчала опознание врага. В один миг смятение охватило лагерь Абдаллаха. Ренье с центральной колонной достиг палатки паши, который едва успел спастись пешком; несколько киашифов Ибрагим-бея были захвачены в плен; противник оставил на поле сражения 400–500 убитых, 900 пленных, всех своих верблюдов, большую часть лошадей, все свои палатки и обоз. Абдаллах бежал, объятый ужасом, и собрал свою дивизию только в Хан-Юнусе. У Ренье было убито только три человека и ранено пятнадцать – двадцать; 17-го он стал лагерем на позиции, которую занимал ранее противник, прикрывая осаду Аль-Ариша. Этот бой во всех отношениях делает честь хладнокровию и мудрым распоряжениям генерала. В первых числах февраля перед Александрией появились два английских линейных корабля и около пятнадцати других судов. Они бомбардировали город, но береговые батареи вели огонь с такой меткостью, что канониры вскоре были выведены из строя. Стало очевидным, что целью противника является приостановить движение армии на Сирию, угрожая Александрии. Родосская армия была еще не готова. Главнокомандующий отбыл из Каира с дивизиями Бона и Ланна. 9 февраля он стал лагерем в Аль-Ханка, а 10-го – в Бельбейсе. Он отправился в лагерь Бирка, где находилась делегация дивана; это был совершенно восточный лагерь. Каждый из пятнадцати шейхов имел по три палатки, убранство которых характеризовалось азиатской роскошью. Он позавтракал с ними, осмотрел их лагерь и к вечеру вернулся в свою главную квартиру в Бельбейсе. 11 февраля он расположился на ночлег под пальмами Кораима; едва только успели разбить палатки, как прибыл на дромадере курьер с депешами от генерала Ренье, написанными утром 9 февраля у колодца Масудия. Он сообщал, что полученные им данные заставляют его думать, что вся армия Джеззара находится на марше и что большой отряд ее прибыл в Аль-Ариш; что положение его посреди этой огромной пустыни станет весьма трудным. Это побудило главнокомандующего немедленно продолжать свой путь. Он сел на дромадера и после марша, продолжавшегося всю ночь, прибыл в Аль-Ариш 15 февраля на рассвете, когда заканчивался ночной бой; он направился в лагерь Абдаллаха и выразил войскам свое удовлетворение по поводу их ночных подвигов. Главная квартира, резервные парки, дивизии Бона и Ланна заночевали 12-го в Салихии, 13-го в Аль-Арасе, 14-го в Катии, 15-го в Бир-аль-Абде, 16-го в Бирка-Айше, 17-го в Масудии, а 18 и 19 и 20 февраля прибыли в Аль-Ариш. Поражение Абдаллаха, видимо, не оказало влияния на гарнизон форта, который был явно полон решимости оказать самое упорное сопротивление. Генерал Каффарелли соорудил две батареи: одну из восьми 8-фунтовых пушек и четырех гаубиц, в 150 туазах от форта, для ведения настильного огня, другую для пробития бреши. Последнюю он расположил в 10 туазах от форта, воспользовавшись стоявшим там каменным складом; эта батарея состояла из четырех 12-фунтовых пушек. 18-го первая батарея повела обстрел форта и подавила его артиллерию, приведя ее к молчанию. 12-фунтовые пушки находились в резервном парке, они могли прибыть самое раннее – 20-го. Генерал Доммартен приказал удвоить упряжки: два из этих орудий были доставлены 19-го утром, он тут же усилил ими батарею; за 5 или 6 часов в стене форта была пробита брешь. Генерал Бертье предложил гарнизону сдаться; гарнизон этот не возглавлялся каким-либо авторитетным лицом; им командовали четыре начальника. Они направили двоих из своей среды, чтобы дать ответ на предложение о сдаче; они имели приказ защищать форт до конца и были исполнены решимости повиноваться ему; они не хотели ничего слушать. Наконец, они, со своей стороны, предъявили ультиматум о заключении двухнедельного перемирия с тем, что по истечении этого срока они сдадут форт, если им не придут на помощь. Эти начальники выражались решительно и выказали готовность пойти на риск штурма. Французы находились настолько близко к форту, что были слышны речи имамов к солдатам и молитвы, которые они читали. Все эти люди были фанатизированы. Штурм, успех которого был вероятен, мог бы обойтись в 400–500 человек, а наше положение не позволяло идти на такую жертву. В то же время нельзя было терять ни минуты. Абдаллах собрал свои силы в Хан-Юнусе и каждый день получал подкрепления. Поведение гарнизона достаточно ясно показывало, что он рассчитывал на подмогу. Запас воды в колодцах Аль-Ариша истощался, необходимо было кончать с этим делом. Генерал Доммартен сосредоточил в одном месте дивизионные гаубицы; 20 февраля утром он произвел бомбардировку форта. Канониры забросили туда 800–900 снарядов с такой меткостью, что они сеяли ужас и смерть среди гарнизона. Каждый снаряд убивал или ранил кого-либо, ибо все они разрывались в маленьком форту, где люди были прижаты один к другому. Гарнизон тогда переменил тон и дал сигнал сдачи; после тщетных споров четыре начальника подписали предложенный им акт о капитуляции. Гарнизон сложил оружие на гласисе, выдал лошадей, поклялся отправиться в Багдад через пустыню, не поднимать оружие против Франции на протяжении этой войны и не возвращаться в течение года ни в Египет, ни в Сирию; на протяжении первых шести лье пути на Багдад его сопровождал эскорт. В бою за деревню Аль-Ариш и при артиллерийском налете на форт 700 человек из его состава были убиты, ранены или взяты в плен; 300 из этих магрибинцев просили о зачислении их на военную службу. В форту имелись 250 лошадей, сотня верблюдов, три пушки. Пленные, знамена, пушки были отправлены делегации дивана в Салихию, а оттуда – в Каир; они фигурировали при триумфальном въезде через ворота Побед[139]. Инженерные войска заделали брешь, снова привели форт в хорошее состояние, построили четыре люнета, что увеличило вместимость форта и позволило простреливать лощины, находившиеся совсем близко. IV. Генерал Клебер, командовавший авангардом, выступил 22 февраля до рассвета; ему нужно было заночевать у колодца Зави, чтобы на следующий день прибыть в Хан-Юнус; он имел приказ при наличии возможности поставить аванпост в Хан-Юнусе; от Аль-Ариша до Хан-Юнуса – 14 лье. Главнокомандующий выступил 23-го в час пополудни со ста дромадерами и 200 солдат конной охраны. Он ехал рысью, чтобы догнать авангард; прибыв к могиле святого Каруб, он обнаружил большое число рвов, где арабы закапывают рожь и овощи; ни один не был разрыт. Прибыв к колодцу Зави, он не нашел следов авангарда. Погода стояла прохладная, а в пустыне часто случалось, что солдаты предпочитали удвоить переход, лишь бы добраться до лучшей местности. Когда отряд достиг колодца Рафия, солнце уже заходило; там он также не обнаружил никаких следов дивизии; наконец, он достиг высоты напротив Хан-Юнуса. Деревня лежит в лощине; было еще не совсем темно, он заметил большое число палаток; лагерь был слишком велик, чтобы быть лагерем генерала Клебера. Вскоре после этого подразделение охраны дало несколько выстрелов из карабинов по боевому охранению противника; один из егерей прискакал галопом и доложил, что стрелял из карабина по мамлюкам Ибрагим-бея и видел весьма значительный лагерь, где пехота становилась в ружье, а кавалеристы садились на коней. Легко представить себе удивление штаба. Что же стало с авангардом? Лошади были очень утомлены; за девять часов они сделали 12 лье; предстояло преследование многочисленной кавалерии на свежих лошадях, нужно было поспешно начать отход; колодцы Рафия находились слишком близко, и к 11 часам вечера отряд прибыл к колодцу Зави. Патрули, направленные вдоль берега моря через пустыню, не доставили никаких новостей. В 3 часа ночи патруль из двенадцати всадников на дромадерах, возвращавшийся из Гайяна, привел араба, найденного в маленькой хижине: он сторожил стадо верблюдов. Тот сказал, что в трех лье от Аль-Ариша французы покинули Сирийскую дорогу и пошли напрямик в направлении Гайяна, то есть на Карак. Главнокомандующий немедленно отправился в путь, взяв этого араба в качестве проводника. На рассвете он встретил трех или четырех драгун авангарда, которые сообщили ему самые плачевные вести. Клебер сбился с пути и в течение 15 часов марша не замечал своей ошибки; но в 5 часов пополудни несколько солдат, удивленных тем, что не видят могилы святого, у которой, по словам жителей Аль-Ариша, они должны были найти рвы с овощами, сообщили о своих сомнениях офицерам, а последние довели о них до сведения генерала. Предупрежденный таким образом, Клебер уточнил свое местоположение и понял, что сбился с пути. За авангардом следовало только несколько верблюдов с водой; сварив суп, авангард, как только взошла луна, снова отправился в путь, чтобы вернуться по своим следам к колодцу Зави; он знал, что главнокомандующий должен был следить за ним, и сильно тревожился, пока в 10 часов главнокомандующий не появился. Как только солдаты узнали его серый походный сюртук, они приветствовали его несмолкаемыми криками радости. Уныние было настолько сильным, что несколько человек сломали свои ружья. Наполеон велел дать сигнал сбора, и когда дивизия собралась, сказал солдатам, «что не бунтом могут они помочь своим бедам; что в случае крайности лучше зарыться головой в песок и умереть с честью, нежели устраивать беспорядки и нарушать дисциплину». Он сообщил им, что они находятся недалеко от колодца Зави, что навстречу им идут верблюды с водой; в полдень дивизия Клебера прибыла к колодцу Зави – одновременно с прибытием туда из Аль-Ариша остальной части армии и верблюдов резерва. Не хватало только пяти человек, умерших от жажды или заблудившихся. Ланн принял командование авангардом и в тот же вечер заночевал в Хан-Юнусе. Пленные показали, что за два дня до этого при виде охраны главнокомандующего Абдаллах сел на коня и со всей своей кавалерией продвинулся до Рафии. Но поскольку ночь стала очень темной, он прекратил преследование из опасения попасть в какую-нибудь засаду. Великая пустыня была пройдена. В Хан-Юнусе имелись большие сады; вода в колодцах была хорошая и в количестве, достаточном для того, чтобы не только удовлетворить текущие нужды, но и наполнить бурдюки; от этой деревни до Газы больше нет колодцев. Армия перешла границу Африки и находилась в Азии. Хан-Юнус – первая деревня Сирии. Предстоял переход через Святую землю[140]. Солдаты увлекались всякого рода предположениями. Для всех был праздником поход на Иерусалим; этот знаменитый Сион возбуждал воображение каждого и вызывал различные чувства. Христиане показали им в пустыне колодезь, где богоматерь, идя из Сирии, отдыхала с младенцем Иисусом. При генералах состояло в качестве толмачей, интендантов или секретарей большое количество сирийских католиков, которые немного говорили на «линга-франка» – итальянском жаргоне; они разъясняли солдатам все традиции их легенд, изобилующих суевериями. День 24 февраля армия провела в Хан-Юнусе; 25-го она выступила до рассвета; в трех лье оттуда она встретила авангард Абдаллаха и захватила несколько пленных. Этот полководец прикрывал город Газу; он получил подкрепление. Под его командой находилось 12 000 человек, в том числе 6000 конницы. Он каждую минуту ждал подхода армии иерусалимского аги, а также 14 пушек из яффского полевого парка; следовательно, численность его армии должна была достигнуть тысяч двадцати. Его пехота была недисциплинированной; ее нужно было как-то принимать во внимание только до тех пор, пока она останется за стенами Газы. Кавалерия состояла из трех категорий воинов: мамлюков Ибрагим-бея – это были отборные войска; но этот бей, пришедший в Сирию с тысячью человек, имел теперь только 500–600 всадников; арнаутов[141] Джеззар-паши насчитывалось 3000 человек (на конях); дели из Дамаска[142] было две тысячи. Количество арабов в лагере, в соответствии с их обычаем, то уменьшалось, то возрастало; пленные считали, что их там всегда было не менее тысячи. В 3 часа пополудни обе армии завидели друг друга. Правый фланг армии Абдаллаха был примкнут к большому холму, именуемому Хеврон, куда Самсон принес ворота Газы. Этот холм расположен напротив Газы, от которой отделен долиною шириной в 700–800 туазов. Вся его конница находилась у него на левом фланге. Он занимал не город Газа, а только тамошний форт, где имелись тяжелые орудия. Наполеон поручил командование левым флангом Клеберу, а центром – генералу Бону. Вся конница под командованием Мюрата находилась на правом фланге; и поскольку она сильно уступала вражеской в численности, он поддержал ее тремя пехотными каре генерала Ланна. Гусары доставили несколько пленных, которые сообщили, что иерусалимский ага еще не прибыл, а артиллерия парка в Яффе еще не выступала из этой крепости из-за отсутствия упряжек. Абдаллах располагал, следовательно, лишь 10 000–12 000 человек всего при двух орудиях; его не следовало страшиться. Генерал Клебер ринулся в долину между Газой и правым флангом противника и оказался в тылу врага. Конница, поддержанная каре генерала Ланна, обогнула левый фланг, в то время как генерал Бон с центром двинулся на противника с фронта. Как только эти маневры были замечены турками, последние отошли, оставив все свои позиции. Только мамлюки Ибрагим-бея вели себя мужественно; они опрокинули три головных эскадрона генерала Мюрата; но, атакованные во фланг, они были вынуждены отступить. Чорбаджии, хотя и были несколько лучше арабов, далеко уступали мамлюкам и даже при тройном превосходстве в численности не могли померяться силами с драгунами. Последние преследовали противника по пятам на протяжении двух лье. Но турки очень подвижны; у них совершенно не было обоза и имелись только два артиллерийских орудия, которые они бросили. Мамлюки Ибрагим-бея прикрывали отход; Абдаллах потерял 200–300 человек. Потери французской армии составили человек шестьдесят убитыми, ранеными или пленными. Шейхи и улемы Газы вручили ключи своего города. Прокламации дивана мечети Аль-Азхар, следовавшего за армией, примирили с нами жителей; они не изменили своего настроения за все время войны. В тот же вечер форт был окружен, и под влиянием жителей ага, состоявший в нем комендантом, сдал его на рассвете. Там находилась артиллерия, склады и запас бурдюков турецкой армии. Газа расположена в полулье от моря; высадка десанта у этого города чрезвычайно затруднительна; там нет ни порта, ни причалов. Город стоит на красивом плато, имеющем два лье в окружности. Когда-то этот город был крепостью. Александр осаждал его, столкнулся с трудностями и был тяжело ранен. Ныне, однако, это только совокупность трех жалких поселков, население которых составляет 3000–4000 душ. Равнина Газы красива, обильна, покрыта рощами оливковых деревьев, орошается множеством ручьев; на ней находится большое число красивых деревень. Армия встала лагерем в плодовых садах вокруг города; она заняла высоты сильными отрядами. Среди ночи она была разбужена явлением природы, от которого отвыкла. Загремел гром, в воздухе засверкали молнии, с неба низвергались потоки дождя. Солдаты стали испускать радостные крики; вот уже почти год, как они не видели и капли дождя; это климат Франции, – говорили они. Но когда миновал первый час дождя, ливень, от которого негде было укрыться, надоел им; вскоре долина оказалась затопленной; главнокомандующий приказал перенести свои палатки на высоту Хеврон. Армия почувствовала, в какой плодородной местности она находится. В течение четырех дней она отдыхала после утомительного перехода через пустыню; она в изобилии получила продовольствие отличного качества. Земля была жирной, размытой, небо было покрыто тучами. Через несколько дней от этого стала страдать солдатская обувь. Бертье воспользовался периодом отдыха, чтобы направить прокламации в Иерусалим, в Назарет и в Ливан. Это были прокламации султана Кебира, обращенные к туркам; это были обращения улемов мечети Аль-Азхар к правоверным мусульманам, а также письма к христианам. Эти прокламации были составлены на арабском языке; главная квартира имела свою типографию. Иерусалим лежал вправо от пути, по которому следовала армия, там рассчитывали завербовать значительное количество христиан и найти важные для армии ресурсы; но ага принял меры к обороне этого города. Вся армия была охвачена праздничным настроением в связи с предстоящим вступлением в этот столь знаменитый Иерусалим; несколько старых солдат, воспитанных в семинариях, распевали духовные гимны и «Плач Иеремии», которые можно слышать на святой неделе в церквах Европы. V. Выступив из Газы, армия взяла влево и пошла по равнине шириной в 6 лье. Слева от нее находились дюны, окаймляющие берег моря, а справа – первые отроги гор Палестины, высота которых возрастает на протяжении четырех – пяти лье, а затем постепенно понижается до самого Иордана. 1 марта, сделав переход в семь лье, армия стала лагерем в Эсдуде; она перешла вброд через поток, текущий из Иерусалима и впадающий в море у Аскалона. Этот последний город знаменит осадами и сражениями, происходившими во время крестовых походов. В настоящее время он лежит в развалинах, а порт обмелел. Наполеон потратил три часа на осмотр поля аскалонского сражения, в котором Годфруа разбил армию султана Египта и мавров Эфиопии. Это сражение принесло христианству столетнее обладание Иерусалимом. Тассо воспел его в прекрасных стихах о гробе господнем. Эсдуда страшились из-за тамошних скорпионов. Когда армия становилась лагерем на развалинах этих древних городов…[143] в палатке главнокомандующего всякий вечер читалось вслух священное писание. Точность и правильность описаний была поразительной, после стольких веков и перемен они все еще соответствуют характеру местности. 2 марта, после перехода в 7 лье, армия стала лагерем в Рамле – знаменитом городе, расположенном в семи лье от Иерусалима. Население его – христианское; там находится несколько мужских монастырей. Имеются фабрики мыла; много оливковых деревьев, отличающихся толщиной. Разъезды армии побывали в трех лье от священного города. Армия была охвачена жгучим желанием увидеть поскорей Голгофу, гроб господень, плато соломонова храма; она испытала чувство горечи, получив приказ повернуть направо. Необходимо было, однако, поскорее занять Яффу, многочисленный гарнизон которой был занят укреплением ее. Яффа имеет единственный на побережье рейд, начиная от Дамиетты. Овладение им было необходимо для того, чтобы открыть морское сообщение с последним городом и принять суда с рисом и сухарями, а также осадный парк. Идти на Иерусалим, не заняв Яффы, значило бы нарушить все правила предосторожности. В первой половине марта беспрестанно шел дождь, вследствие чего пало много верблюдов, так как эти животные не переносят грязи под ногами и сырого климата. От Рамлы до Яффы – 5 лье. Армия стала лагерем перед Яффой. Гарнизон укрылся за стенами города и был блокирован. Дивизия Ланна составила левый фланг осадной армии, генерала Бона – правый; Клебер был выделен для наблюдения за противником на реке Нахр, в одном лье от Яффы, на пути к Акре. Ренье, командовавший арьергардом, прибыл в Рамлу только 5-го. Яффа находится в 90 лье от Дамиетты, с которой ведет большую торговлю. Набережные ее довольно красивы. Ее население составляло 7000–8000 душ, в том числе несколько сот греков. Там имелось несколько монастырей, в том числе один, называвшийся монастырем отцов святой земли. Он[144] расположен на холме. Там есть два источника, в изобилии дающие прекрасную воду. Со стороны суши он был прикрыт стенами в виде полувосьмиугольника, с башнями на углах. Стены были очень высокие, но без рвов; башни были вооружены артиллерией. Южная сторона была обращена к Газе, средняя – к Иерусалиму, третья – к Сен-Жан-д’Акру. Сторона, обращенная к морю, которая образует среднюю линию восьмиугольника, немного вогнута. Окрестности представляют собой небольшую долину, покрытую плодовыми и иными садами; местность эта – пересеченная, что позволяет приблизиться к крепости на полпистолетного выстрела, не будучи обнаруженным. На расстоянии целого пушечного выстрела находится холм, господствующий над местностью; это была естественная позиция для армии, но поскольку этот холм совершенно гол и далеко отстоит от источников воды, в то же время подвергаясь действию палящих лучей солнца, предпочли стать в долине между лагерем и этой позицией, охраняя последнюю с помощью постов. Снабжение обеспечивалось складами Газы и Рамлы. Овощи можно было в изобилии найти на месте. Армия стала лагерем под апельсиновыми деревьями; апельсины были зрелые, небольшие, белые, но очень сладкие. Они были очень приятны солдатам. Вся пехота Абдаллаха, во главе с ним самим, укрылась в Яффе. Там было много артиллерии; в городе находился весь отряд топчи, то есть константинопольских канониров. Инженерные войска и артиллерия употребили весь день 4-го на разведку крепости. В ночь с 4 на 5 марта они заложили траншею и соорудили три батареи. Плацдармы и параллели были не нужны, оказалось достаточным отрыть несколько ходов сообщения. В ночь с 5-го на 6-е артиллерия установила на трех батареях двадцать орудий; две батареи, предназначенные для ведения настильного огня, имели по четыре 8-фунтовые пушки и по две гаубицы; батарея, предназначенная для пробития бреши, состояла из четырех 12-фунтовых пушек и четырех гаубиц. Гарнизон предпринял две вылазки, прикрываясь огнем своей артиллерии и ружейным огнем, который велся через бойницы; но обе они имели лишь преходящий успех и были энергично отбиты. Эти вылазки представляли собой зрелище, не лишенное интереса. В них участвовали солдаты десяти различных национальностей, одетые каждый на свой манер; это были магрибинцы, албанцы, курды, анатолийцы, караманийцы, дамаскинцы, уроженцы Алеппо, чернокожие из Тэку. Среди пленных оказалось три албанца из гарнизона Аль-Ариша, которые сообщили, что весь этот гарнизон прибыл в Яффу, нарушив условия капитуляции и свою клятву. 6 марта каждая батарея дала залп из двух орудий, после чего генерал Бертье направил к коменданту Яффы парламентера, который сказал ему: «Господь милостив и милосерден. Главнокомандующий Бонапарт поручил мне передать вам, что Джеззар-паша начал военные действия против Египта, захватив форт Аль-Ариш; что бог, который стоит на страже справедливости, дал победу французской армии, и она взяла обратно этот форт; что именно в результате этой операции главнокомандующий вступил в Палестину, откуда он хочет изгнать войска Джеззар-паши, которому никогда не следовало входить туда; что крепость обложена со всех сторон; что батареи, предназначенные для ведения настильного огня и снабженные бомбами, а также батарея, предназначенная для пробития бреши, за два часа разрушат все оборонительные сооружения; что главнокомандующий Бонапарт жалеет о тех бедах, которые обрушатся на город в целом, если он будет взят штурмом; что он предлагает свободный выход гарнизону и покровительство городу, а потому откладывает открытие огня до 7 часов вечера». Офицер и трубач были приняты; но четверть часа спустя армия с ужасом увидела их головы, насаженные на пики, которые выставили на двух самых больших башнях, а трупы их – сброшенными со стен к подножью осадных батарей. Артиллерия открыла огонь; батарея, предназначенная для пробития бреши, разрушила часть кладки башни, которую обстреливала, брешь была признана пригодной для штурма; командир саперного батальона Лозовский с 25 карабинерами, 15 саперами и пятью рабочими артиллерии подготовил ложемент и расчистил пространство перед брешью. 22-й полк легкой пехоты стоял построенным в колонну за складкой местности, служившей плацдармом. Он ожидал сигнала, чтобы броситься к бреши. Главнокомандующий стоял на насыпи батареи, показывая жестом командиру этого полка полковнику Лежену маневр, который тому предстояло выполнить; в этот момент пуля сбила с него шляпу, прошла в трех дюймах от его головы и поразила насмерть полковника, рост которого равнялся 5 футам 10 дюймам. «Уже второй раз с того времени, как я воюю, рост в пять футов два дюйма спасает мне жизнь», – сказал вечером главнокомандующий. Генерал Ланн встал во главе 22-го полка, за которым последовали другие полки дивизии; он проник в брешь, прошел через башню, направил свои части направо и налево вдоль стены и захватил все башни; вскоре он достиг цитадели, которую занял. Дивизия Бона, имевшая задачу произвести ложную атаку на правом фланге, взобралась на валы с помощью лестниц, как только среди осаждающих возникло смятение. Ярость солдат достигла предела, они перебили всех; город был разграблен и пережил все ужасы, достающиеся на долю города, взятого штурмом. Наступила ночь. Около полуночи была обнародована всеобщая амнистия, действие которой, однако, не распространялось на лиц, входивших в состав гарнизона Аль-Ариша. Солдатам было запрещено дурно обращаться с кем бы то ни было; удалось прекратить огонь, у мечетей, где укрылись жители, у некоторых складов и общественных мест были поставлены часовые. Пленных собрали и разместили вне стен города; но грабеж продолжался; только на рассвете порядок был полностью восстановлен. Пленных оказалось 2500, в том числе 800 или 900 из гарнизона Аль-Ариша. Последние, после того как они поклялись не возвращаться в Сирию раньше как через год, сделали три перехода в направлении Багдада, но затем обходным путем прибыли в Яффу. Таким образом, они нарушили свою клятву; их расстреляли. Остальных пленных отправили в Египет с трофеями, знаменами и т. д. Абдаллах спрятался и переоделся в одеяние одного из монахов ордена святой земли; он вышел из Яффы, добрался до палатки главнокомандующего и пал ниц перед ним. С Абдаллахом обошлись так хорошо, как он мог бы пожелать. Он оказал некоторые услуги и был отправлен в Каир. Семьсот погонщиков верблюдов, слуг и солдат были египтянами, они с полным доверием сослались на шейхов и были спасены. Бросаясь ночью к солдатам, они кричали «Месри, Месри»[145], как сказали бы: «Французы, французы». Прибыв в Египет, они стали хвалиться уважением, которое им оказали, как только стало известно, что они – египтяне. 500 солдатам гарнизона удалось спастись от ярости солдат, выдав себя за жителей. В дальнейшем они получили пропуска, которые позволили им уйти за Иордан. На следующий день улемы совершили обряд очищения мечетей, и молебны состоялись, как обычно; шум стал стихать. Был захвачен парк полевой артиллерии в составе 40 пушек; это был парк армии, формировавшейся в Сирии; он состоял из 4-фунтовых пушек и 6-дюймовых гаубиц с зарядными ящиками – все они были французского образца. Тридцать пушек, которыми были вооружена крепость, были все бронзовыми, но самых разнообразных калибров. В складах находились сухари в форме параллелепипедов, изготовленные десять лет назад; они были доставлены из Константинополя и годились в пищу. Офицеры армии вооружились множеством ханджаров[146], а солдаты – большим количеством штуцеров и турецких ружей, являющихся предметами роскоши. Потери, которые понес город от грабежа, исчислялись миллионами, но солдаты распродали все по дешевке; жители выкупили свои вещи за одну десятую их стоимости. Многие военные порядком нажились. Как бывает в подобных случаях, эти деньги пригодились при осаде Акры. Было также найдено много кофе, сахара, табаку и всякого рода шалей. Это несколько изменило одеяние солдат; в основе своей оно осталось европейским, но приняло восточный оттенок. На следующий день после взятия города прибыл на рейд и был захвачен конвой из шестнадцати судов, груженных рисом, мукой, растительным маслом, порохом, патронами, отплывший из Акры два дня назад. Контр-адмирал Гантом сменил на них экипажи и направил в Хайфу. В ходе этого штурма отличились генерал Андреосси, полковник Дюрок, командир батальона Эмэ. VI. Марш через пустыню был весьма утомителен, а переход от чрезвычайно сухого климата к сырому и дождливому отразился на здоровье солдат. Госпиталя, открытого в монастыре монахов ордена святой земли, не хватало. Число больных достигло 700, коридоры, кельи, дортуары, двор были забиты ими. Главный хирург Ларрей не скрывал своих тревог; несколько человек умерло через сутки после поступления в госпиталь; болезнь их прогрессировала с большой быстротой, были обнаружены симптомы чумы. Болезнь начиналась с рвоты; температура поднималась очень высоко, больные страшно бредили; в паху у них появлялись бубоны, и если сразу же затем последние не прорывались, больной умирал. Монахи ордена святой земли заперлись и не пожелали больше общаться с больными, санитары дезертировали, госпиталь был до такой степени покинут, что не хватало питания, и офицерам медицинской службы приходилось все делать самим. Тщетно опровергали они тех, кто хотел видеть симптомы чумы в том, что, по их словам, являлось лишь известной злокачественной лихорадкой, именуемой «бубонной». Тщетно показывали они пример, удвоив заботливость и рвение; армию охватил страх. Одной из особенностей чумы является то, что она более опасна для тех, кто ее боится; почти все, кто позволил страху овладеть собой, умерли от нее. Главнокомандующий избавился от монахов ордена святой земли, послав их в Иерусалим и Назарет; он лично отправился в госпиталь, его присутствие принесло утешение больным; он приказал оперировать нескольких больных в своем присутствии, бубоны проткнули, чтобы облегчить наступление кризиса; он прикоснулся к тем, которые казались наиболее потерявшими присутствие духа, чтобы доказать им, что они страдают обычной, незаразной болезнью. Результатом всех принятых мер явилось сохранение армией уверенности в том, что это не чума; лишь несколько месяцев спустя пришлось все же согласиться с тем, что это была чума. Впрочем, не пренебрегали и обычными мерами предосторожности; было строго приказано сжечь без разбора все захваченное при разграблении города; однако к подобным предосторожностям прибегают в госпиталях всякий раз, как начинаются эпидемии злокачественных лихорадок. Бертье написал Джеззару: «Со времени моего прибытия в Египет я несколько раз сообщал вам, что не имел намерения вести с вами войну; что моей единственной целью было изгнать мамлюков; вы не ответили ни на одно из предложений, которые я вам сделал. Я сообщил вам о своем желании, чтобы вы удалили Ибрагим-бея от границ Египта, как можно дальше от…[147] Провинции Газа, Рамла и Яффа находятся в моей власти; я великодушно обошелся с теми частями ваших войск, которые сдались мне на милость победителя; я был суров с теми, кто нарушил законы войны. Через несколько дней я двинусь на Сен-Жан-д’Акр, но к чему мне укорачивать на несколько лет жизнь старца, которого я не знаю? Что означают несколько лишних лье по сравнению с протяженностью страны, которую я уже завоевал? И, поскольку бог дает мне победу, я хочу, по его примеру, быть милостивым и милосердным не только по отношению к народу, но и по отношению к знати… Станьте снова моим другом, будьте недругом мамлюков и англичан, я сделаю вам столько же добра, сколько причинил и могу еще причинить зла… 8 марта я двинусь на Сен-Жан-д’Акр, мне необходимо получить ваш ответ до наступления этого дня». Джеззар был весьма мало привязан к Порте. Переговоры с иерусалимским агой начались в Газе и продолжались во время похода и осады Яффы. После взятия этого города армия должна была двинуться в путь и через два дня достигнуть Иерусалима; население его было целиком христианским; он мог предоставить больше ресурсов, чем любой другой город Палестины. Но 10 марта главнокомандующий принял делегацию христиан, которые умоляли его спасти их; над ними был занесен нож; турки решили перерезать их, прежде чем оставить город и перейти Иордан; ага, который был ловким человеком, предложил в это же время перемирие; он обязался освободить и охранять христиан, ни в чем не помогать Джеззару, а после взятия Акры подчиниться победителю. Это было выгодно. Это значило не отказаться от посещения Иерусалима, а отложить его на неделю или две!