– Ты окей? – спросила Фиона. Он кивнул, и, когда реклама кончилась и вернулся футбол, Чарли накрутил прядь Йеля себе на палец. Эшер взял «Телегид» и стал листать его, словно они собирались переключить канал. А затем позвонили в дверь, слава богу. Тедди пришел один. – У Джулиана срочная репетиция, что бы это ни значило, – сказал он. – Он приносит извинения. О боже, какой изумительный запах. Тедди всегда говорил так возбужденно, словно только что нюхнул кокаина на пару с героином, но это просто была его манера. – Так он совсем не придет? – спросил Чарли. – Что именно он сказал? – Надеюсь, – сказал Эшер, – эта «срочная репетиция» того стоит. Тедди держался нормально, он бросил пальто на спинку дивана, обнял всех. Ну разумеется. Он не знал о том, что на поминках случилось нечто необычное. Это все равно как заниматься с кем-то сексом во сне и встретить его на следующий день. Тебе кажется, словно он должен знать; ведь он там был, в твоем сне, и разве можно после такого держаться как ни в чем не бывало? Очень даже можно, так всегда и случается У Тедди были волнистые золотистые волосы, коротко подстриженные. Его кожа всегда сохраняла медовый загар, даже среди зимы, из-за чего он выглядел как бронзовая статуя или Гермес на рисунке из детской книги античных мифов. Его верхнюю губу пересекал посередине шрам от оперированной в младенчестве волчьей пасти, едва заметная линия, которая могла бы портить его лицо, но в действительности делала его неотразимым для всех любителей изящных юношей. К которым Йель не относился. У Тедди была подростковая фигура, не выше пяти футов, четырех дюймов[53]. Чарли подавал на стол трайфл[54] собственного приготовления, избегая смотреть на Тедди и Йеля. Он казался рассеянным: неправильно посчитал миски, а потом оставил на кухне большую ложку. Йель хотел успокоить его, помассировать шею, но ему не хотелось привлекать внимание гостей к состоянию Чарли. Не хотелось ему, чтобы на этой теме зациклился и сам Чарли, который уже поклялся, что понимает теперь на сто процентов, что на поминках ничего такого не произошло. Трайфл был одним из немногих коронных блюд Чарли, и он гордился тем, что хорошенько пропитал его хересом. Йель по опыту уже знал, что каждую порцию можно смело приравнивать к выпивке. – Ух, – сказал Тедди Фионе, когда они приступили к десерту, – ты достаточно взрослая для такой штуки? Она приняла обиженный вид. – Мне полный двадцать один год[55], – сказала она. – С третьего сентября. – Ты меня не приглашала на вечеринку! – Она была только для воспитанных. Йель полагал, что она вообще не отмечала, в суматохе этого жуткого лета. На ее двадцатый день рождения они устроили вечеринку с танцами у Нико, в свете стробоскопа. А этот день рождения она провела, вероятно, в больничной комнате ожидания. – У меня только десять минут, – сказал Тедди. – Меня ждет целый ужин с моим научным руководителем. – А это твой аперитив? – сказал Эшер. Вместо ответа Тедди всунул перевернутую ложку в рот и вынул драматическим жестом. – Это мой нейтрализатор вкуса! – сказал он. – Я уже поел у мамы. Так что все думают об этой затее «Говарда Брауна»[56]? – и добавил после того, как повисло напряженное молчание. – Они проводят тестирование. – Уверен, все здесь в курсе про это, – сказал Терренс. – То есть, знаете, я по-прежнему против тестирования, но, может, эти действительно могут быть анонимными. То есть, если я хочу реальной анонимности, я пройду тестирование в Кливленде или типа того. – Тедди, – сказала Фиона, – сегодня День благодарения. Не стоит… – Конечно, – сказал Эшер, – они дадут всем анонимное чувство ложной безопасности. Терренс смотрел на свой десерт, разглаживая взбитые сливки. – Эшер хочет, – сказал Чарли, – чтобы все на ходу умирали от язвы. Спиваясь от стресса, – Йель пнул его под столом, но Чарли продолжал говорить. – Значит ли это, что теперь ты пройдешь тестирование? – Черт, нет. Я даже не думаю, что эти тесты работают. Откуда нам знать, что это все не часть правительственного заговора, которое для начала замутило этот вирус? Я только говорю, что… – Хватит! – Фиона стукнула бокалом об стол. Тедди открыл рот, но передумал. – Так-то, – сказал Терренс. – Эй, как называется черный парень, изучающий камни? Все молчали, кроме Фионы – она захихикала. Затем сказала: – Я не знаю. Как? – Геолог, расисты хреновы. И после этого, когда все отсмеялись, разговор, слава богу, разделился на три непринужденных направления. Йель встал, чтобы поставить новую пластинку. Тедди извинился, взял свою куртку и отбыл. – Не пора пить кофе? – спросил Йель. Он обращался к Эшеру, поскольку тот буквально просил конверт. Эшер кивнул и встал, и взял конверт с холодильника, но никто не сделал шага в сторону кофейника. – Давайте добавим торжественности, – сказал Эшер. – Устроим маленькую церемонию. Он достал бумаги, попросил у Чарли ручку. Терренс сказал Фионе: – Мне преклонить колено? Йель взглянул на Чарли, пытаясь понять, понимает ли он, что происходит. Чарли произнес одними губами: – Доверенность. Это было разумно. Родители Нико ужасно схалтурили с медицинским уходом за ним – поместили в больницу, которая даже не хотела его принимать – а после заявили свои права на проведение похорон. Как понимал Йель, Терренс не хотел, чтобы медицинские решения за него принимала его семья. Терренс много лет не виделся с матерью, и не бывал в родительском доме в Морган-парке, на Южной стороне, с окончания школы. Но, так или иначе, он слишком много взваливал на Фиону. Она ведь была совсем ребенком. – Мы заполнили пункты об ограничениях, но просмотри. И тебе нужно расписаться под одним из трех вариантов, – сказал Эшер, указывая на бумагу. Он снял колпачок с шариковой ручки и передал Терренсу. – Мне нужно первое, да? «Отказываюсь от продления жизни»? Эшер прочистил горло. – Это то, о чем мы говорили. Но просмотри все пункты. Терренс долго читал страницу. – О! – сказала Фиона и словно задумалась о том, что бы сказать, чтобы заполнить молчание. – Поведаю вам чудесную историю! Она рассказала, как одна трехлетняя девочка в семье, где она подрабатывала няней, слышала по ночам львов и волков из зоопарка Линкольн-парка через окно спальни и полагала, до недавнего времени, что эти создания бродят по городу ночью. Фиона, с разрешения матери, взяла девочку на прогулку поздним вечером, чтобы показать ей животных в клетках. – Я когда-то слонялся по зоопарку, – сказал Чарли. Терренсу это показалось смешным. Он отложил в сторону ручку. – Это правда! Помните Мартина? Там я с ним и познакомился. Ну, около зоопарка. Когда Йель только познакомился с Чарли, тот встречался с огромным бородатым мужиком по имени Мартин, барабанщиком в одной ужасной группе Новой волны. Как Чарли мог сменить подобного типа на Йеля – скромных пропорций и благоразумного – оставалось для Йеля загадкой. За то лето, когда он проводил время с ними двумя, стало ясно, что это Мартин держался за Чарли. Он клал руку ему на плечо, когда показывался Йель, и не убирал ее как можно дольше. К тому времени, как Чарли впервые позвал Йеля выпить, в раздевалке бассейна Халл-хауса, Йель понял, что Чарли свободен. По крайней мере в душевном плане, если не формально. Это было забавно: Йель плавал в Халл-хаусе именно потому, что там не было тусовки; из друзей ему там встречался только Эшер, выбравший это место, вероятно, по той же причине. Оно было промозглым и ничуть не сексуальным. Спустя какое-то время там стал показываться и Чарли. В тот день Йель и Чарли были мокрыми после плавания, и Йель был рад, что румянец, проступивший у него на теле, можно было приписать спортивной нагрузке. Позже он узнал, что Чарли ненавидит плавать, так что он глотал хлорную воду только ради того, чтобы пересечься с Йелем на краю бассейна. Они уже были друзьями, но теперь уединенность раздевалки – пусть даже в самом невинном значении – придавала их встречам что-то новое. (Позже, когда их спрашивали, как они сошлись, им было неловко признавать, что это случилось в типичных декорациях порнофильма). После выпивки они направились домой к Чарли, и вскоре Мартин стал далеким воспоминанием, лишь иногда сердито мелькавшим в барах за спиной Йеля. Но именно из-за габаритов Мартина Йель чувствовал себя рядом с Чарли меньше, чем мог бы. Чарли возвышался над ним на пять дюймов[57] – пять дюймов, и пять лет, и пять пунктов IQ, шутил Йель – но мог бы с таким же успехом возвышаться на два фута. Эшер спросил Терренса, есть ли у него вопросы, и Терренс наконец покачал головой и поставил свои инициалы на бумагах. На последней странице он расписался полной подписью с особым щегольством, отставив локоть. Эшер сказал Фионе: – Нам нужно знать, действительно ли ты уверена. – Я уверена! – Если что пойдет не так, – сказал он, – если кто оспорит это, я с ними разберусь. Окей? Но, послушай, ты должна сознавать, чего можно ожидать, если объявится его семья. – Вот когда (и если) объявится, тогда мы и разберемся, – сказала она.