На Мейн-стрит, у закусочной Рози, тусовались девчонки. Знакомая компашка с неизбежными молочными коктейлями. И занимают всегда конкретные два столика, на самом солнце. Дачесс и Робин прошагали мимо, за ними потянулся шлейф смешков и шепотков. Они вошли в бакалею, увидели за прилавком миссис Адамс. Дачесс выбрала банку сосисок, Робин притащил упаковку булочек. В кошельке было три бумажки по одному доллару. Всё, чем располагала Дачесс. — Может, еще картошку возьмем — соломкой, чтоб жарить? Она взглянула на запрокинутое личико Робина. — Не получится. — Ну тогда хотя бы кетчуп… Без него хот-доги сухие. Дачесс поставила банку с сосисками на прилавок, положила булочки. — Как дела у твоей мамы? — Миссис Адамс глядела поверх очков. — Хорошо. — А люди другое говорят… — На кой хрен вы тогда спрашиваете? Робин повис у Дачесс на руке. Миссис Адамс могла сказать «Убирайся отсюда», но Дачесс вовремя шлепнула на прилавок три доллара. — Тебе нельзя так ругаться, — упрекнул Робин уже на улице. — Как мама, ребятки? Дачесс обернулась. Возле мясной лавки, вытирая о передник окровавленные лапищи, стоял Милтон. Робин шагнул к витрине, вытаращился на кроликов, подвешенных за горлышки. — С ней все нормально, — ответила Дачесс. Милтон приблизился. От него разило кровью и смертью. Дачесс почувствовала тошноту. — Ты вылитая мать; тебе это известно? — Известно. Вы же сами и говорили. В шерсти на предплечьях Милтона застряли крохотные кусочки сырого мяса. Милтон еще некоторое время таращился на Дачесс, будто не помня, кто он и что он; затем перевел глаза на прозрачный пакет, разглядел содержимое и скривился. — Это у тебя не то что не мясо — это даже не сосиски. Такое в лабораториях растят. Подожди-ка здесь… Дачесс послушалась. Милтон, пыхтя и отдуваясь, направился в свою лавку. Через пару минут он появился с пакетом из коричневой бумаги, туго свернутым и запечатанным, вместо сургуча, кровавым пятном. — Это морсилья. Кровяная колбаса. Маме скажи, что я дал. Пусть зайдет, я ей объясню, как правильно готовить. — Я думал, ее просто жарят, — вмешался Робин. — Ну это разве что в тюрьме. Нет, если хочешь аромата этого особенного добиться, нужна гусятница с тяжелой крышкой и толстым дном. Тут всё дело в давлении и… Дачесс выхватила пакет, нашарила ладошку Робина и поспешила прочь, ощущая меж лопаток пристальный взгляд мясника. Перед закусочной Рози она остановилась, вдохнула поглубже и повлекла брата внутрь. Не прислушиваться к шепоткам этих девчонок, игнорировать взгляды! В закусочной было людно, шумно, оживленно. Воздух пропитался запахом кофе. Обсуждали виллы — свои и соседские; строили планы на лето. Дачесс остановилась у прилавка, выхватила взглядом пиалу с порционными пакетиками кетчупа. Можно брать бесплатно, если что-нибудь купишь — это ей было известно. Она покосилась на Рози — та что-то строчила в гроссбухе. Дачесс взяла один-единственный пакетик — для Робина — и хотела уже развернуться, уйти. Не успела. — А по-моему, надо что-нибудь купить — только тогда кетчуп получаешь задаром. Дачесс подняла глаза. Кэссиди Эванс, ее одноклассница. Робин встревожился, стал переминаться с ноги на ногу. Сморщенный в презрении нос, надувание блестящих карамельных губ, встряхивание ухоженными волосами — именно такие мимика и жесты свойственны сукам. — Я взяла всего один пакетик. — Мисс Рози, у вас ведь кетчуп бесплатный только для тех, кто уже что-нибудь купил? И сказала нарочно громко, тварь; а уж невинности в голосок подпустила — через край. Разговоры мигом стихли. Незнакомые люди уставились на Дачесс, жгли взглядами, как огнем. Рози поставила чашку и шагнула за прилавок. Дачесс сунула кетчуп обратно в пиалу. Не рассчитала. Пиала брякнулась на пол, звон разбитого стекла вызвал жестокую судорогу. Дачесс схватила Робина за руку и бросилась вон. Кэссиди спешила за ней, Рози кричала. Потом они молча шли по тихим улицам. Наконец Робин выдал: — Вовсе и не нужен нам никакой соус. Хот-доги и без него вкусные. На Сансет-роуд два мальчика перебрасывались мячом. Робин на них так и уставился. Дачесс часто с ним играла. Задействовала плюшевые игрушки, солдатики, машинки, даже прутик, который казался Робину похожим на волшебную палочку. Иногда у Робина получалось привлечь Стар, но по большей части она проводила дни в гостиной. Лежала на диване — шторы задернуты, свет выключен, звук в телевизоре — тоже. Дачесс слышала термины вроде «биполярное расстройство», «повышенная тревожность» и «зависимость». — Что там такое? — спросил Робин. Им навстречу бежали трое ребят. Промчались мимо, обдав жарким ветром. — От кинговского дома драпают, — сказала Дачесс. Они с Робином дошли до конца улицы, остановились напротив. Окно в доме Винсента Кинга было выбито — камнем, судя по дырке в стекле. — Уоку скажем? За окном мелькнула тень, и Дачесс отрицательно покачала головой. Затем взяла Робина за руку и повела прочь. 5 С последнего ряда трибуны Уок видел, как овальный мяч, вращаясь, преодолел футов пятьдесят по воздуху и влетел в зачетную зону, где был выронен ресивером. Квотербек поднял руку, ресивер улыбнулся и отбросил мяч. Они его снова разыграют. Всю сознательную жизнь Уок болел за «Кугуаров». Винсент одно время играл ресивером. Его имя на весь штат гремело — как же, прирожденный талант. С тех пор «Кугуары» не особенно отличались. В играх навылет пару раз только выиграли, и то со скрипом. Однако каждую пятницу Уок появлялся на матче, занимал место. С обеих сторон от него неизменно устраивались группки размалеванных девчонок, глотки драли. После матча всей толпой вламывались к Рози. В закусочной становилось тесно от счастливых победителей и чирлидеров; общая атмосфера вызывала улыбку Уока. — Бросок у парня что надо, — прокомментировал Винсент. — Точно, — согласился Уок. Он притащил упаковку пива «Роллинг Рок», но Винсент не выпил ни капли. Уок заехал за ним после дежурства, застал за работой, даром что уже смеркалось. Винсент успел набить мозоли, лицо у него было напряженное. За день он почти закончил замену половиц на террасе. — Пожалуй, из него выйдет профессионал, — уронил Винсент. Парень на поле подал, и на сей раз ресивер поймал мяч с ликующим воплем. — Из тебя тоже мог бы выйти. — Ты разве меня не поспрашиваешь? — О чем? — Обо всем. — Не могу представить, каково там было. — Можешь. Не хочешь просто. Ну и правильно. И то, что я это пережил, тоже правильно. По заслугам получил. — Нет. Вышло несоразмерно содеянному.