До дня нашего отбытия в столицу, где должен был состояться долгожданный концерт рок-группы «Красные Лорды» все шло относительно спокойно. Я проводила много времен за учебниками и конспектами, изредка вырываясь куда-нибудь с неугомонной Журавль, посещала танцы, где пыталась подружиться с пилоном и даже сходила на первое занятие тех самых кулинарных курсов. Группа набралась небольшая – человек двенадцать – и разновозрастная: поварскому искусству хотели научиться как девушки примерно моего возраста, готовящиеся стать хранительницами семейного очага, так и уважаемые матроны и мужчины в самом расцвете сил, один из которых был кандидатом физико-математических наук, но, как выяснилось, с детства мечтал быть шеф-поваром. Еще в группе был совсем юный парнишка, лет семнадцати, который очень смущался. Как я поняла, он был одиннадцатиклассником и не желал поступать в престижный вуз, как того хотели его родители, а больше всего на свете ему нравилось готовить. Он даже видеоблог вел в Интернете, посвященный своему хобби. Первое занятие прошло все в том же кафе «Старый парк», где мы познакомились с будущими учителями – шеф-поварами из нескольких кафе и ресторанов, чьи названия были на слуху. Было безумно интересно – я никогда не воспринимала готовку как что-то увлекательное. Для меня это всегда было бытовой рутиной, а не творческим процессом, но после веселой лекции и демонстрации приготовления пасты, которую всем желающим предложили попробовать в добровольно-принудительном порядке, мое мнение поменялось. Атмосфера мне ужасно понравилась, и было грустно, что, скорее всего, я не смогу продолжить курсы. С Антоном мы продолжали общаться, и каждый его звонок я ждала все с тем же нетерпением и замиранием сердца. Он обещал прилететь осенью, скорее всего, в конце октября. Когда же он узнал, что я и Нинка прилетим в Москву на концерт «Лордов» – смысла скрывать это от него я не видела, то тут же сказал, что, возможно, в этот же день попробует прилететь в столицу. Это не могло не радовать; скорее так – это вызывало дикий восторг, поскольку по Тропинину я соскучилась так, словно мы не виделись не несколько месяцев, а с десяток лет. А еще я думала, что Антон обидится на меня. – Все нормально? – спросила я его осторожно во время одного из разговоров по скайпу. – Что именно? – внимательно посмотрел на меня Тропинин. Он находился в своей комнате в арендованном доме, и, как я успела заметить, в ней было чисто – так же, как и в его комнате в отцовском доме. Никаких разбросанных вещей, стопок книг, разбросанных дисков или, тем более, валяющихся всюду фантиков и коробок от еды. В моей же спальне, например, был легкий беспорядок – наше общее с Нелькой детище, и перед разговором лихорадочно пришлось запихивать вещи в шкаф. – То, что я еду на концерт «Красных Лордов», а на вашем последнем концерте меня не было, – вздохнула я. – Катя, – очень мягко сказал Антон, и мне вновь показалось, что он – рядом. – О чем ты думаешь? Я не хочу, чтобы наши отношения начинались с запретов. Тебе не кажется это странным, если я начну запрещать тебе делать то, что ты хочешь? – Мне кажется это неправильным, – призналась я. – Вот видишь, – заметил он, явно пребывая в хорошем, спокойном расположении духа – у Тропинина, наконец, стало получаться с песнями. – К тому же это две совершенно разные ситуации. Ты не могла приехать на наш концерт по личным причинам, о которых нам с тобой отлично известно. На концерт «Лордов» ты едешь, потому что тебя тащит за собой твоя сумасшедшая подружка. – Она нормальная, – тотчас принялась я защищать Нинку. Мне постоянно приходилось в разговорах защищать их обоих друг от друга. Кейтон проигнорировал эти слова и продолжил: – Я ничего не имею против того, чтобы ты ходила на концерты других групп. Ты должна развлекаться и набираться эмоций – это важно, Катя. Я не хочу, чтобы ты сидела дома и считала дни до встречи. Хотя нет, кого я обманываю, – вдруг рассмеялся он. – Хочу. Но знаю, что это неправильно. – Я редко куда-то хожу, ты же знаешь, – успокоила я его, с улыбкой глядя в серые глаза, которые на экране компьютера казались темно-графитовыми. – Универ, дом, танцы два раза в неделю. Все ноги в синяках, – пожаловалась я. Я все еще училась делать элементы на пилоне, и синяки появились не только на лодыжках и икрах, но и высоко на бедрах. – Покажи, – тотчас попросил Тропинин, и я могла поклясться, что хоть лицо его и оставалось спокойным, но глаза его смеялись. – Сейчас, – погрозила я ему пальцем. – Хотя-а-а… Мне захотелось немного поиграть с ним, и я, чуть отодвинув стул назад, положила ноги на стол перед компьютером – одну на другую, попытавшись сделать так, чтобы это выглядело соблазнительно. Антон присвистнул. Но, кажется, его куда больше интересовали не синяки, а сами ноги, ибо в шортах я была домашних и довольно коротких. – Видишь, – провела я пальцем чуть ниже коленки по темному синяку – самому свежему. – Вижу, – сглотнув, отвечал Кей. – Отличный вид, детка. Я рассмеялась, зная, что у меня получается дразнить его. В это время совершенно не вовремя открылась дверь, и в комнату заглянул Алексей. – Что делаем? – радостно осведомился он, видя, что я разговариваю по скайпу с Антоном. – А, пардоньте, продолжайте, не буду мешать вашим игрищам, – явно неправильно понял он происходящее, и я моментально попыталась убрать ноги со стола, едва не свалившись со стула на пол. Тропинин рассмеялся. Я смутилась. А он сказал, что я – очаровательна. И подкалывал весь вечер, пока мы разговаривали, подначивая показать что-нибудь еще кроме ножек. А я жалела, что не могу поцеловать его через экран компьютера. Кажется, все шло довольно-таки неплохо. Лескова больше не объявлялась и пакостей никаких не делала. Брата Антона я также больше не встречала. И мне казалось, что все хорошо и что с главным препятствием – расстоянием и я, и Антон справимся. А еще я ждала нашей встречи в столице, куда он обещал прилететь восьмого октября. События начали закручиваться позднее, накануне нашего с Нинкой отъезда в Москву. Медленно, но неотвратимо. И только потом я смогла осознать, к каким последствиям эти события смогли привести. Подруга расстаралась на славу: – она, каким-то необъяснимым образом узнав, в каком отеле остановятся «Красные Лорды», заказала дорогущий номер-люкс в том же месте, потратив на это баснословную кучу денег. По ее невероятному плану, в этом номере мы с ней должны были жить целых два дня, пока в городе будут ее любимые музыканты. Она планировала встретиться с ними в отеле, но на этот раз ставку делала не на магию с ее приворотами-отворотами, а на собственную неотразимость. Происходящее было для Нины забавной игрой, веселым приключением, и глаза ее горели так ярко, что я даже предположила, что это отблески костров, разводимых в ее черепушке личными тараканами, по всей видимости, искореняющими здравый смысл с инквизиторским рвением. Как именно Нинка собралась очаровывать Гектора, я понятия не имела, и, честно говоря, мне казалось, что все ее старания обречены на провал. Но Журавль и слушать меня не хотела. Она бегала по бутикам и салонам, делая новые красивые ногти, прическу, занимаясь кожей и без того подтянутой фигурой, ища лучшие наряды и накупив кучу новых и жутко неудобных, на мой взгляд, туфель. Как она выцыганила такую сумму денег – и на отель, и на билеты, и на все свои многочисленные прихоти, я понятия не имела. Родителям, кстати говоря, Нинка сказала, что едет в Москву на международную конференцию по правовому регулированию, мол, это поможет ей в защите диплома. Самое интересное, что конференция, на ее счастье, в это время действительно там проходила, на базе одного из университетов, а Журавлик вовремя подсуетилась. Она заранее пошла к декану и каким-то образом вынудила его – а по-другому и не скажешь – отправить нас с ней на эту самую конференцию, дабы пропущенные несколько дней не считались прогулами. Декан повелся на лапшу, навешанную на его уши хитрой Ниночкой, которая считалась одной из самых лучших студенток курса. И в результате подруга получила от него добро, взамен согласившись стать участницей конференции в секции коммерческого права – и ее доклад был связан с правовыми проблемами рекламы в Интернете. В отличие от подруги, своим родственникам я сказала прямо, что еду на концерт, но если вдруг поездкой станут интересоваться Нинкины родители, то я – на конференции вместе с ней. Томас обрадовался – он всегда был за любой кипиш, кроме голодовки. Леша сказал, что делать мне нечего и что лучше бы я поехала в Германию. А вот Нелька откровенно завидовала – очень уж хотела тоже попасть на концерт знаменитой группы. «Тебе все, – ныла она вечерами, – и няшный парень-музыкант, и концерт крутой! А мне что?! Мне только в школу ходить и к экзаменам готовиться!» В результате сестрица стала требовать с меня автограф «Лордов». На мои вполне логичные доводы: «Где я их возьму?!» она не обращала внимания и заставила дать обещание, что я привезу ей какие-нибудь сувениры с концерта. В аэропорт мы прибыли поздним вечером, на машине племянника Нинкиного крестного – Матвея, что было, так сказать, частью плана умной подруги, поскольку в столицу дядя Витя отпустил дочь лишь с условием, что ее будет сопровождать либо он лично, либо тот, кому можно доверять. А так как Виктор Андреевич доверял крайне ограниченному кругу лиц, то выбирать Ниночке особо не приходилось. На счастье, среди тех, кому доверяет ее папа, оказался Матвей, о котором она мне уже рассказывала. Как мне вообще показалось, дядя Витя, наверное, был бы не прочь, если бы этот самый Матвей со временем стал спутником жизни его драгоценной дочурки, но об этом я предпочитала молчать, ибо Нинка и Матвей друг друга не слишком-то и любили – видимо, из-за той самой летней размолвки. Наверное, этот Матвей не мог забыть разбитых стекол своего автомобиля и нагоняя от дяди, которому злопамятная Журавль пожаловалась, что, дескать, Матвей к ней приставал. А Нинка… Она вообще никого не прощала. – Что так медленно тащимся? – спросила недовольно подруга у молчавшего Матвея, сидящего за рулем. – Зачем я согласится поехать с тобой? Чувствую себя идиотом, – отозвался тот. – Хорошо, когда чувствуешь свое настоящее «я», – согласно закивала подруга. – Езжай быстрее, идиот. Матвей с усмешкой глянул на нее через зеркало заднего вида и еще немного сбавил скорость, за что получил по русоволосой макушке от скорой на расправу Ниночки. – Осатанел, козлоухий? – осведомилась она. – Журавль, если ты еще раз распустишь руки, я тебя высажу, – пригрозил Матвей. – Попытайся, крошка. Или дядя Саша услышит еще одну дивную историю о том, как его племянничек пристает к невинной девушке, – усмехнулась Нинка. – Нин, хватит, – тронула я ее за плечо – мы сидели рядом на заднем сиденье. Она лишь отмахнулась от меня. Машина резко затормозила и съехала на обочину, что Журавль явно не могла не оценить – опаздывать на регистрацию она не собиралась. – Если ты еще раз наплетешь моему дяде подобное, – злым голосом сказал Матвей, убрав руки с руля, – я воплощу это в жизнь. Запомни. Девушка в ответ только обидно расхохоталась. – А сможешь, Мотечка? – осведомилась она. – Иди сюда и попробуй. А после найдешь в животике дырочку. Или даже две. – Знаешь, Журавль?.. – резко обернулся на нее водитель. Матвея можно было назвать красивым – довольно приятные правильные черты лица, русые волосы, светлые глаза, внушительная фигура человека, часто бывающего в спортивном зале и не пропускающего тренировки, к тому же и одевался он вполне со вкусом, неброско, однако сейчас Нинка его разозлила, и лицо его даже побледнело от гнева, исказилось. – Твой язык не доведет тебя до добра. И если я попробую, поверь, ты и пальчиком пошевелить не сможешь. – Скорее, ты, – не испугалась девушка, как ни в чем не бывало собирая длинные светлые волосы в хвост. – Ведь трупы не шевелятся. – Ребят, мы в аэропорт опоздаем, – вмешалась я, боясь, что сейчас они не на шутку разругаются. – Может быть, поедем? – Извини, – тихо сказал Матвей, явно обращаясь ко мне, а не к Нинке, и отвернулся, заведя машину. До конца пути он молчал, не реагируя на шуточки Журавля, которой вскоре это надоело, и она уставилась в телефон. В аэропорте мы оказались спустя минут десять. Из машины я выходила с небольшой спортивной сумкой, а вот Нинка – с огроменным чемоданом на колесиках, где, наверное, вместился бы весь мой гардероб. Чемодан подруга, наглости которой было не занимать, тотчас пихнула Матвею с царственным видом. – Сама тащи, милая, – обворожительно улыбнулся он ей, явно не забыв ссору в машине. – Джентльмен, – поцокала рядом проходящая тетка, видимо, из встречающих, и одарила Матвея красноречивым взглядом. Однако Нинке самой тащить чемодан не пришлось – нашелся доброволец, который решил помочь милой девушке с беззащитной, на первый взгляд, улыбкой. От добровольца Журавль избавилась около стойки регистрации, дав ему вместо своего номера телефона чей-то чужой. В этот раз аэропорт казался другим: менее шумным, менее людным, менее величественным, хотя атмосфера общей нервозности, суеты и предвкушения чего-то нового, неизведанного осталась прежней и поглотила меня с головой. Я давно не летала на самолетах, и мне было немного страшно пересекать на железной птице воздушные океаны в течение нескольких часов, и только тот факт, что в Москве я увижусь с Антоном, который пообещал ради меня сбежать из студии на день, окрылял. Нашу встречу я ждала с предвкушением, считая каждый день до нее, а теперь уже – каждый час. И в аэропорте, среди таких же жаждущих скорой встречи людей, это чувство заострилось – мне почти физически больно было от этого шаткого состояния ожидания; кружилась немного голова, все нервы, как один, были натянуты, и в теле ощущалось приятное напряжение. Осталось еще немного… Еще один день, и завтра он прилетит! – Ты как наркоман, – с огромным неодобрением взглянула на меня Нинка уже в накопителе, перед посадкой в самолет. – Тебя прям ломает, подруга. – Отстань, – отмахнулась я от нее. – А я всегда говорила, что любовь – это яд и наркотик в одном флаконе. Ломает и травит, – вывела свою формулу любви Ниночка. – А как же Гектор? – осведомилась я. – Это не любовь, – снизошла до объяснений Журавль. – Это высшее вожделение, – щелкнула она зубами около моего уха. Матвей, сидевший неподалеку, с интересом посмотрел на нее. – Вот значит как? – подняла я брови, но ничего остроумного сказать не успела, потому что в этот момент началась посадка. Наш самолет вылетал, когда на улицу давно опустилась ночь, и в иллюминаторе, около которого я села, небо было совсем не видно – я лишь успела насладиться видом огней ночного города, над которым плавно вознесся самолет. Город стремительно уменьшался и вскоре превратился в маленький огонек, затерявшийся среди темноты. Но я не отчаивалась, надеясь встретить рассвет перед посадкой в Домодедово. Встретить восход солнца в его же воздушной обители – небе, что может быть лучше в самолете? И я со счастливой улыбкой откинулась на мягкую спинку кресла, последовав примеру Нинки. А в наушниках раздавался голос Антона – несколько последних его песен, «черновых», где он сам себе аккомпанировал на гитаре, слышала только я. Больше всего мне понравился отрывок из песни, которую я сама прозвала «Оригами» – так чудесна она была.