– Почему ты не спрашиваешь, что он пишет? – нетерпеливо поинтересовалась я. Антон, не поворачиваясь ко мне, убрал одну руку с руля и приложил указательный палец к моим губам. Я попыталась поймать его палец зубами, но не успела. – И что это значит? – не поняла я. – Не говори глупости, – ответил он. – Твой талант выводить из себя просыпается тогда, когда ты сама этого не ожидаешь. Внезапно. Я обиженно покосилась на своего теперь уже парня, понимая, что поиграть с ним не удалось, и вновь ловя себя на мысли, что хочу дотронуться до него. Неужели он действительно любит меня? И это не сказка? Но почему вместо эйфории появилась отстраненность? И мне снова кажется, что я падаю, держа его за руку. Или лечу вверх? Нет, это правда. Он – со мной. Но что теперь делать? Как быть с исполнившейся мечтой? Создавать новую? Или учиться жить по-новому? А может, и то, и другое? Флер сказочности испарился, и я вдруг точно поняла, что происходящее со мной здесь и сейчас – неоспоримая реальность. И мне вдруг стало страшно. – Я же знаю, что ты переписывалась не со своим фотографом, – насмешливо говорил Антон в это время, не подозревая, что со мной происходит. – Если бы это был он, ты была бы другой, Катя. Задумчивой. Без радости в глазах. И печатала бы медленно и… Он, повернувшись ко мне, замолчал. Словно действительно научился читать по моему лицу. – Что-то не так? – Что? – не сразу поняла я. – Н-нет, все хорошо. – Жалеешь? – вдруг резко спросил Антон. Я уловила отчаяние в его голосе. Он остановил машину, плавно съехав на обочину. В стороне, за полем, блестела река, широкая и неспешная, в которой отражались обманчиво тяжелые облака. – Ты чего? – удивленно спросила я, видя, как Антон отпускает руль. – Жалеешь? – повторил он свой странный вопрос, повернувшись ко мне. Вместо ответа я развернулась, решительно обняла его за шею и требовательно поцеловала, не мимолетным касанием губ к губам, а с неожиданным даже для себя напором, не в силах больше сдерживаться. Антон, не понимая меня, сначала почти не отвечал на поцелуй, разрешая играть с ним и легонько поглаживая меня по распущенным волосам, но в какой-то момент не выдержал. Он больше не хотел отдавать инициативу и с неожиданной силой прижимал меня к себе. …это действительно какой-то наркотик. И что, ты хочешь быть зависимой от него? А если Кейтон решит поиграть с тобой еще в какую-нибудь интересную игру? Нет, теперь я буду все решать. И, отстранившись от Антона, я вышла из автомобиля и с удовольствием вдохнула полевой горячий воздух, пропитанный пышным ароматом разнотравья. Ромашки, колокольчики, иван-чай, душица, неизвестные мне луговые цветы – казалось, они плывут по зеленой травяной реке, впадающей в реку серо-голубую, водную. Откуда-то налетел порыв теплого ветра и игриво взметнул легкий подол голубого, до колен, летнего сарафана на тонких лямках. Антон следом за мной вышел из машины. – Как мне тебя понимать? – прошептал он, взяв пальцами за подбородок и глядя в глаза – взгляд его был блестящим, почти лихорадочным. А хриплый шепот тонул в бескрайнем ясном небе. Я лишь улыбнулась в ответ. – Скажи «да» или «нет», – потребовал он все тем же странным шепотом. – А ты разве не почувствовал? – А теперь у тебя получается меня доводить, детка, – признал Антон. – Потому что я не планировала этого, – улыбнулась я, обводя пальцем треугольный вырез его футболки. Парень поймал меня за запястья – сначала одну руку, рисующую узоры на его груди, затем вторую, приподнял на уровень плеч и, легонько удерживая меня, повторил: – Что не так, Катя? Ты резко изменилась в машине. Лицо стало растерянным. Нет, потерянным. – Может быть, мне правда, Максим написал? – слабым голосом пошутила я. – Я ведь… – Катя! – закричал Антон неожиданно громко. – Если бы я жалела, я бы тебя не целовала! – ответила я, подняв взгляд. – Совсем глупый. – Но что тогда? – спросил он почти сердито. – Я опять что-то сделал не так? Катя, я могу делать что-то не то и не замечать, говори мне про это, иначе я не пойму. Понимаешь? Если я тебя обидел, скажи мне, укажи на ошибку. – Антош, – я осторожно высвободила запястья из его ладоней. – Дело не в том, сожалею я или нет. Это растерянность. Я люблю тебя, чего таить. И когда ты рядом, мне кажется, что я лечу. Голова даже кружится. До сих пор, – с печальной улыбкой призналась я. Наши руки опустились вниз, а пальцы переплелись. Антон, не мигая, смотрел на меня, внимая каждому слову. – Я только сейчас осознала, что это не сказка, не сон, – продолжала я. – И я не знаю, как быть. Что делать, чтобы мы оба были счастливы. Я не могу привыкнуть к той мысли, что мы – вместе. Я тебя очень люблю, – повторила я, ничуть не стесняясь этих слов, – но боюсь. – Меня? – нахмурился он и сильнее сжал мои пальцы. Я помотала головой. – Боюсь, что все это окажется неправдой – ведь ты можешь, сам того не понимая, лгать самому себе в своих чувствах. Боюсь, что я с чем-то не справлюсь. Боюсь, что ты уедешь и… – Я могу не уезжать! – живо возразил Антон. – Нет, это решено, ты уедешь. Сейчас я прихожу в себя после исполнения своей мечты, – опустила я голову. – Не хочу тебя никому отдавать, но я в растерянности от происходящего. Не знаю, как вести себя дальше. Как принять свою любовь. Раньше я думала, что полюблю кого-то, не связанного с миром искусства – обычного хорошего человека. Мы будем нормальной парой. Я буду ждать его после работы и готовить ужин, – тут я все же нервно хмыкнула, потому что готовка пока что не была моей сильной стороной, – а после мы вместе станем смотреть телевизор, или пойдем гулять, или будем разговаривать обо всем на свете. А ты совсем не такой – ты музыкант с толпами фанатов, признанием, талантом. И я… такая обычная я, пробудившаяся ото сна. Все это пугает меня и заставляет думать – что же будет дальше. Еще сегодня ночью я думала о тебе и плакала. А сегодня днем я могу целовать тебя, сколько хочу. Но я не жалею, – в моем голосе появилась твердость. – Я просто запуталась. – Понял, – коротко сказал он, не споря и ничего не доказывая. Лишь спросил: – Не против пойти к воде? Я покачала головой, и он, держа меня за руку, повел по тропинке, протоптанной через поле, к реке. Весь этот короткий путь мы проделали в тишине. Пологий берег встретил нас прохладой, которой так не хватало в этот жаркий день. От солнца мы спрятались под тенью раскидистой березы. – Я выслушал тебя, Катя, и понял. А теперь ты выслушай меня, хорошо? – мягким голосом начал Антон – такой у него был только тогда, когда он играл роль хорошего мальчика. – Я тоже боюсь. Но больше всего я боюсь, что ты пожелала о своем выборе. Боюсь, что ты решишь оставить меня. Захочешь сбежать. – Он усмехнулся невесело, глядя куда-то в небо. – Я понимаю, что со мной у тебя будут проблемы. Я не смогу быть рядом с тобой постоянно. Не смогу подарить ту размеренную жизнь, о которой ты мечтала. И ты ведь знаешь, что я тот еще ублюдок. Нелегкий характер. Перепады настроения, нервы. Я ревнивый. Люблю, когда делают то, что хочу. Но когда я с тобой, хочу делать то, что любишь ты. Понимаешь? Пусть звучит попсово, но для тебя я хочу быть нежным. Я умею быть нежным. Мне нравится быть нежным. Только кому это надо? Кто это видел? Тебе. Ты, – сам себе ответил он. Обе его ладони оказались на моих щеках, пылающих от его слов. – Я хочу быть хорошим для тебя, Катя. Хочу, чтобы со мною ты стала счастливой. Знаешь, что я ценю в тебе больше всего? – неожиданно спросил парень. – Мой чудесный характер? – попыталась пошутить я, просовывая палец в петлю для ремня его джинсов. – То, что ты принимаешь меня таким, какой я есть. И тот, кто я есть на самом деле, сделает для тебя все, что может. А могу я много, – добавил Антон. – И я буду стараться, потому что знаю, как виноват перед тобой, моя девочка. Не бойся, у нас все получится. Если я не буду знать, что делать, ты мне подскажешь. Если не будешь знать ты – подскажу я. Договорились? Я кивнула. А он вдруг признался, глядя на реку: – Не замечал раньше, как отражается небо в воде. Как я – в тебе. От его слов стало легче, и реальность воспринималась уже куда с меньшим страхом. Мы нашли спуск к реке, и Антон тотчас снял обувь, закатал по колено джинсы и зашел в воду с явным наслаждением. – Ну как, теплая? – спросила я, стоя на берегу. – Теплая. Иди ко мне, – позвал он меня, и я последовала его примеру: сняла босоножки и осторожно ступила в воду, нагретую солнцем. Дно оказалось приятное, песчаное, а река холодила разгоряченную жарой и пылкими поцелуями кожу. Антон протянул руку и повел меня туда, где было чуть глубже. Сначала воды было по щиколотку, затем по середину икры, потом почти по колено. Я приподняла сарафан, чтобы не намочить подол. – Дальше я не пойду, – предупредила я Кея, оглянувшись и увидев, что мы довольно прилично отошли от берега – река была широка и углублялась постепенно. Я с опаской посмотрела на воду. – Не бойся, – сказал Тропинин, уловив мои чувства. В отличие от меня он был безмятежно спокоен. – Ничего не случится. А если и так – я хорошо плаваю. Он обнял меня одной рукой и вдруг поцеловал, откинув назад мои волосы. Поцелуй в реке окончательно привел меня в чувство, и реальность перестала пугать. На берегу, под сенью деревьев, Антон нашел поваленный ствол старого дерева. Сидя на нем и глядя на воду, мы смеялись, разговаривали о пустяках и изредка, урывками, целовались. Между нами то и дело вспыхивали первые искры того особого волшебства, которое бывает лишь в душах влюбленных. Мы не скоро покинули это место. Думала ли я тогда, когда мы в прошлый раз сидели у реки, что смогу вот так запросто разговаривать с этим человеком, обнимать его, целовать, смеяться вместе с ним? Нет, конечно, нет. Тогда это были просто смутные фантазии, которые вдребезги разбило появление Лесковой, но стоило мне запретить думать об Антоне, как мечта воплотилась в реальность. И тогда я поняла важную вещь. За мечту не стоит платить. За нее нужно бороться.