Один — Но это невозможно! Вы уверены? — К сожалению, сомнений нет, сэр. Результаты анализов абсолютно ясные. В отличие от государственных больниц и поликлиник, которые стараются выглядеть соответственно своей роли — с выставленным напоказ оборудованием и прочей медицинской атрибутикой, с витающими в воздухе запахами антисептиков, — частные медицинские учреждения стремятся к противоположному. Кабинет врача сэра Лоуренса Сэмсона на Харлей-стрит представлял собой типичный городской особняк, обставленный по высшему классу, чтобы состоятельные пациенты могли быть уверены: деньги и привилегии помогут в лечении точно так же, как помогают во всех иных сферах жизни. — О, господи! — Молодой человек рухнул в кожаное кресло, словно силы внезапно покинули его. — Вы вынесли мне смертный приговор, Сэмсон. В кабинете повисло неловкое молчание. Молодой человек потер лоб, словно пытаясь стереть кошмарные последствия новости, которую ему только что сообщили. — Сколько мне осталось? Сэмсон протестующе поднял руку. — Прошу вас, не думайте об этом, сэр! В наши дни, при условии приема соответствующих препаратов и тщательном наблюдении, манифестация основных симптомов вполне может быть… отсрочена. — Но в итоге мне никуда не деться, так? — К сожалению, лечение до сих пор не разработано. С полминуты молодой человек сидел, уставившись в пространство. — Хотите воды, сэр? — К черту воду, Сэмсон — мне нужно выпить! Сэр Лоуренс помедлил, словно размышляя, считать ли это просьбой, затем поднялся из кресла и подошел к письменному столу. Открывшаяся дверца явила взору бар с алкогольными напитками. Он плеснул приличную порцию неразбавленного солодового виски в хрустальный бокал и протянул его молодому человеку. — Вы не присоединитесь ко мне? — осуждающе спросил тот. — Видимо, это начало длинного и одинокого пути вниз, когда даже твой доктор больше не пьет с тобой… — Меня ожидают пациенты, сэр. — Конечно, пациенты, Сэмсон… — Молодой человек тяжело вздохнул. — Господи, что скажет отец? Это убьет его. — Он покрутил содержимое бокала в одну сторону, затем в другую. — Господи Иисусе, что за невезение! Вы не скажете ему, а? — Разумеется, по долгу службы я обязан соблюдать конфиденциальность во всем, что происходит между нами, сэр. Но если вас интересует мое мнение, я бы советовал поставить его в известность как можно скорее. Последствия для вас и вашей семьи… впрочем, вы лучше меня это понимаете. — Чудовищные, — покорно подтвердил молодой человек и сделал большой глоток виски, словно ища в алкоголе возможность укрыться от летящих в него стрел осуждения. — Каковы шансы на то, что медики найдут лекарство в ближайшем будущем? — К сожалению, небольшие, сэр. Три месяца назад я был на конференции, посвященной этой проблеме, и, по общему заключению, сегодня мы не ближе к решению, чем были в самом начале. — Спасибо за откровенность, — пробормотал молодой человек. — Сожалею, сэр, но не вижу смысла в напускном оптимизме. Кое-кто придерживается другого мнения, но их мотивы заключаются скорее в надежде привлечь источники финансирования к своим исследованиям. — Наверное, я должен быть благодарен вам за прямоту, Сэмсон, но в настоящий момент я отчаянно нуждаюсь в чем-то ином, чем простая голая правда! — заявил молодой человек и шмыгнул носом — всего разок, борясь со своими эмоциями. Сэмсон сочувственно кивнул. — Советую начать лекарственную терапию, о которой я говорил, как можно скорее. Молодой человек кивнул и поставил бокал на столик, отрицательно покачав головой в ответ на предложение повторить. — Я свяжусь с вами в ближайшее время, — пробормотал он вставая. — А ваш отец, сэр? — Я сообщу ему… Мне только нужно немного времени, чтобы самому смириться с этим. Четыре дня спустя Сэр Лоуренс Сэмсон объяснил пациентке, что, судя по результатам анализов, она вряд ли сможет забеременеть обычным путем, и как раз начал рассказывать об альтернативных вариантах, когда зазвонил стоявший у него на столе телефон. Сняв трубку, Сэмсон резко сказал: — Я ведь просил не беспокоить, Ева! — Думаю, вы захотите ответить на этот звонок, сэр Лоуренс, — мягко сказала секретарь. — Хорошо, — ответил Сэмсон, уже сожалея, что был резок с женщиной, которая работала с ним уже шесть лет и даже помыслить не могла о том, чтобы прерывать его без уважительной причины, но он был на грани — в таком состоянии он пребывал последние четыре дня. Он извиняюще улыбнулся пациентке и замер, услышав знакомый голос. — Да, сэр, так и есть. — Сэмсон молча выслушал собеседника, ловя на себе заинтересованный взгляд пациентки и стараясь не выдать своих эмоций. — Хорошо, сэр. Скажите водителю, что я буду на Харлей-стрит… До встречи сегодня вечером. 8 часов вечера Сэмсон нервничал — крайне необычное ощущение для человека, привыкшего контролировать себя, но в подобных обстоятельствах любой почувствовал бы себя не в своей тарелке. Он казался сам себе актером на сцене, который играет главную роль, не зная текста и вообще не желая участвовать в представлении. Ему даже пришлось украдкой обсушить ладонь носовым платком, лежавшим в кармане, перед тем как обменяться рукопожатием с неулыбчивым хозяином кабинета, который только что вошел в дверь. Произошел короткий обмен любезностями, Сэмсон отказался от предложенного освежающего напитка. — Предлагаю сразу перейти к делу, сэр Лоуренс. Сын рассказал мне все. Господи, это ужасно! — К несчастью, сэр, для вирусов ничего не значат… — Сэмсон чуть не сказал «богатство и привилегии», но, подумав, решил ограничиться «людьми». В ответном взгляде отнюдь не читалось понимание. — Я рад, что он признался вам, сэр, — продолжал Сэмсон. — Это было для него нелегким делом, учитывая обстоятельства, но я чувствую себя обязанным напомнить вам с самого начала, что, поскольку он мой пациент, я не вправе… — Слушайте, забудьте хоть ненадолго вашу гиппократову чепуху, — прервал хозяин, пренебрежительно взмахнув рукой. — А то это становится похоже на сцену из дурацкого фильма. Я не собираюсь обсуждать с вами подробности состояния моего сына. Я просто хочу, чтобы его вылечили! Я хочу, чтобы он снова стал здоров. Мне нужно, чтобы он избавился от этой… штуки и продолжил жить прежней жизнью. Сэмсон сглотнул — что было весьма затруднительно, поскольку у него пересохло во рту. Сбитый с толку внезапным отсутствием логики в словах собеседника, он произнес, запинаясь: — Сожалею, сэр… Вполне реально достичь определенного периода… ремиссии, если можно так выразиться, но лечения просто не существует… По крайней мере, на этой стадии. Хотя, разумеется, исследования в этой области ведутся постоянно… — Мне сообщили, что лечение уже разработано. Поймав направленный на него взгляд, Сэмсон почувствовал себя словно на экзамене, который он должен провалить. Когда тишина стала непереносимой, он решил «сморгнуть» первым. — Сожалею, сэр, но я не понимаю, о чем речь… Видимо, мне неизвестно открытие, на которое вы ссылаетесь… — С того момента, как я узнал эту проклятую новость, я начал наводить справки — крайне осторожно, разумеется, — и мне сообщили, что лечение подобного состояния больше не находится за границами возможного. Оказалось, существует эффективная альтернатива тому, чтобы просто опустить руки и смириться с судьбой. При слове «альтернатива» в голове у Сэмсона зазвенел сигнал тревоги. Он опасался, что его хотят затянуть в мир «народной медицины», при том, что он был уверен, что все так называемые «средства» либо являются фальшивкой, либо — в лучшем случае — основаны на эффекте плацебо. — В самом деле, сэр? — осторожно произнес он. — Я говорю о разработках, проведенных в берлинской клинике. — В берлинской клинике? — эхом отозвался Сэмсон. — А! — сказал он, опуская взгляд на свои туфли, словно был не совсем рад такому повороту разговора. — Кажется, я припоминаю тот уникальный случай, который вы имеете в виду, сэр. Хозяина явно рассердило заметное отсутствие энтузиазма со стороны собеседника. — Почему у вас, медиков, всегда так? — возмутился он. — Вы жутко консервативны, когда речь идет о чем-то новом. Хорошо, вы-то сами как считаете — излечение имело место быть или нет? — Я не настолько хорошо информирован о подробностях этого случая, сэр, хотя, разумеется, читал доклады. Однако я хочу сказать, что иногда пациентам… которым уже невозможно помочь, проводятся… необычные процедуры. — Вы хотите сказать, что того пациента использовали в качестве подопытного животного? Сэмсон в притворном ужасе поднял руки. — Это совершенно не мое дело — критиковать решение моих берлинских коллег! Насколько я понимаю, та процедура была единственной в своем роде и проводилась пациенту, прогноз для которого уже был очень плохой, по другим причинам. Это было очень рискованное мероприятие, и было обусловлено, возможно, исключительно тем состоянием, в котором находился тот пациент. Процедура была далеко не стандартная — сомнительно, что это вообще когда-нибудь может стать стандартной процедурой. — Мой сын — далеко не стандартный пациент, сэр Лоуренс. — Разумеется, сэр. — Важность того, чтобы в будущем он смог произвести на свет здоровых детей, нельзя переоценить. — Да, сэр. — Возможно ли это? Сэмсон медлил с ответом, явно пребывая в унынии от того, что не смог увести собеседника с выбранного им направления.