Глава 14 Я распахнул глаза и как следует проморгался. Сон с моим орущим другом медленно растворился и сменился потрескавшимся потолком комнатушки Евдокии. Но если предатель исчез, то звуковое сопровождение осталось и даже усилилось. Вопли, и не Видоплясова, а горланящие мужской и женский голоса. Не скажу, что я хорошо запомнил голос хозяйки, но предположу, что орала она, и, судя по тональности и мощности, Евдокии что-то явно не нравилось. Второй голос, мужской, тоже верещал на надрыв, кому он принадлежал — непонятно, однако я быстро смекнул, что мужских голосов целых два. Сев на край кровати, я как следует протер слипшиеся глаза и зевнул. Понятия не имею, сколько времени сейчас и сколько мне удалось поспать, потому что тьма тут непроглядная, сейчас может быть как раннее утро, так и ночь… В любом случае, поспать мне не дадут. По-хорошему, следовало подняться наверх и посмотреть, что там происходит. Ладно, разберемся… привлечь бы этих буянов к административке за нарушение режима тишины, а еще лучше — закрыть по арестной статье за хулиганство. Посидят четырнадцать суток, подумают, каково это — не давать порядочным людям отдыхать в положенное время. Может, поумнеют. Потягиваясь, как кот на подоконнике, я поднялся с кровати и, шаркая ботинками, направился к двери, прогоняя остатки сна. Эх, сейчас бы зарядочку провести, душ принять… но больно уж громко верещали наверху. — А ну проваливайте отсюда, ироды! — было первым, что я услышал, когда открыл дверь своей коматушки. — Заткнись, тупая курица, — отвечал Евдокии ее оппонент с довольно высоким, как будто ломающимся голоском. Вот тебе иворобушки, все-таки какая-то ссора, а двое против одного — не есть хорошо, независимо от принадлежности к полу. Я ускорил шаг, взбежал по лестнице на первый этаж. Там передо мной открылась картина маслом. Евдокия стояла спиной к двери, держа в руках скалку и похлопывая оной о ладонь, та самая баба, которая на скаку коня остановит… Напротив нее мялись, переступая с ноги на ногу, двое парней лет по двадцать, неброско одетых в сальные протертые костюмы и выпивших. Причем, выпившие они были настолько крепко, что успели рукавами своих пиджаков найти грязь и вымазюкаться. Одного из гарных хлопчиков я сразу узнал — это был тот самый молодой шалопай, которого хозяйка выгнала вчера за неуплату вместе с чемоданом. Если вчера паренек выглядел вполне смирившимся с этим фактом, то сегодня, видно, решил попытаться свое право отстоять. Ну и, смелости ради, взял с собой своего такого же непутевого дружка, с которым они залили вчерашнее «горе» водкой, самую малость перебрав. Стояли они на ногах нетвердо, с трудом выговаривая какие-то свои претензии. Меня никто из этого трио пока не заметил, уж больно сильно они были увлечены руганью друг между дружкой, поэтому суть спора мне удалось подслушать. — Евдоки-ик!-ия, — выселенный парнишка икнул и начал водить пальцем в воздухе. — Я с тобой на следующей неделе целиком расплачусь, бл* буду! Пусти, а? — Не пущу! — протестовала хозяйка, скрестив руки со скалкой на груди. — Не знаю, кем ты там «буду» или «не буду», Алеша, но ты мне уже до гробовой доски должен! А теперь еще тупой курицей обзываешь! Алеша выслушал, выпучил глаза, выпятил подбородок и изумленно закивал. Переглянулся со своим дружком, который для верности оперся плечом о стену, и потихоньку засыпал, изредка вздрагивая, когда сползал вниз. — Во ты как, собака сутулая, заговорила! — выдал Алеша. — Вещи тогда мои отдай, что остались! — Обойдёшься, и вообще сам ты… козел! Вонючий! Ты посмотри, вещи ему отдай, вот как расплатишься, тогда и отдам! — не отступала хозяйка. Евдокия, наконец, заметила меня и виновато пожала плечами, тут же снова повернувшись к Алеше с его друганом. Я решил не вмешиваться, понимая, что серьезной опасности от этих двоих нет. Высказывать за прерванный сон тоже не стал, что с полудурков взять, они на ногах-то с трудом стоят, откуда там мозгам завестись. Идти обратно в подвал не было никакого желания, сон прошел, а куковать в сырой и холодной коморке не хотелось. Вот чего хотелось, так это поинтересоваться у хозяйки возможностью принять душ. Поэтому, на манер другана Алеши, я оперся о стену плечом и терпеливо ждал, когда все закончится. Но дружок Алеши, чем-то смахивающий на русскую борзую из-за своей худобы и вытянутого лица, в очередной раз очнулся из небытия и решил, что с переговорами пора заканчивать: — Слухай, Леха, че ты эту бабу слушаешь, как терпила, сам зайди и возьми че надо… — выдал он. Алеша внушительно кивнул, соглашаясь со словами дружка, но все же попытался отнекаться. — А если в милицию стуканет? — с сомнением спросил он, скребя по макушке пальцами с грязными ногтями. — Да хоть в полицию! Это ж твое барахло, — заключил худой и, с трудом оторвавшись от стены, пошатываясь, пошел к хозяйке. — Скалку отдай, слышь! Евдокия мигом вскинула «холодное оружие», готовясь отбиваться, и действительно лупанула в воздух первый удар, чтобы хулигана к себе не подпустить. — Ну-ка пошли вон! Милиция! — Ах ты… — Алеша, видать отбросил сомнения и тоже попер на Евдокию, вцепляясь руками в скалку. Понятно… я нехотя оторвал плечо от стены, подошел сзади к шпане и схватил сначала одного, а затем и второго за шиворот, резко потянув на себя. — Мама вас не учила, что женщин не следует обижать? Моего появления алкашня явно не ожидала, поэтому что Алеша, что его собутыльник, уставились на меня изумленными глазами. — Слышь, ты кто такой? — выдал Алеша, брызжа слюной. — А ну отпусти, пока в бубен не дал! Ни ему, ни его дружку не нравилось, что какой-то пацаненок схватил их за шивороты и не отпускает. — За углом подышишь, вам непонятно, что Евдокия сказала? На выход! Оба, — спокойно объяснил я. Увы, слушать меня никто не стал. — Борян, а нука по лбу этому хлыщу съезди! — предложил Алеша дружку. Борян, недолго думая, замахнулся на меня скалкой, которую-таки забрал из руки хозяйки. Я легко уклонился от удара, и скалка, просвистев над моей головой, продолжила движение и въехала в лоб подстрекателя Алеши. — Ты куда бьешь? — заверещал тот, поперев теперь на промахнувшегося Борю. — Урою, сука! Это уже, как говорится, без меня. Я ловко соединил «два одиночества», ударив их головами друг о друга. Не слишком чувствительно, в новом теле у меня не хватило бы сил вырубить их, но достаточно, чтобы привести в чувство. Леха и Боря, без того на ватных ногах, окончательно подались в чечетку, и я за шкирки выпроводил грубиянов вон. И несколько раз ударил ладонью о ладонь, чтобы избавиться от ощущения пыли на коже. Корефаны остались сидеть на земле, ошарашенно хлопая глазами, пока на их лбах росли шишки (у Алеши так вовсе две). Решали, видимо, что дальше делать — но я, поди, не баба, отпор могу дать, а вот к отпору они были, похоже, не готовы. — Еще раз сунетесь — если только не должок принесётё, пеняйте на себя, — предупредил я и захлопнул дверь. Подождал секунд пять, вдруг товарищи тунеядцы и алкоголики ломанутся следом. Но кишка у них оказалась тонка и приключений на утро хватило. Тогда я повернулся к застывшей и боящейся шевельнутся хозяйке. На Евдокию мои разборки произвели впечатление, взгляд, которым женщина смотрела на меня, поменялся с подчеркнуто безразличного на заинтересованный и восхищенный. — Интересные у вас и постояльцы, — хмуро улыбнулся я. — Скажешь тоже, постояльцы, — встрепенулась Евдокия, выходя из оцепенения. — Подружки моей бывшей сынок, его как из дома за это дело попрут, так он ко мне ночевать приходит. По первой из жалости я его пускала, а теперь вот совсем обнаглел, спасу нет. Хозяйка вкратце рассказала мне, что этот Лешка сначала раз в месяц ночевал, потом раз в неделю. А когда смекнул, что с него деньги за ночлег не берут, вовсе ушел из дома и решил сесть Евдокии на шею. Она его было попросила за жилье платить на общих основаниях, да тот только «завтраками» отбрехивался и глазки как у кота из Шрека строил. Вот теперь, под занавес, дружка-пьянчужку привел. Я ради приличия выслушал хозяйку, хотя мне история Лехи и Бори была не особо интересна. — Едвокия, а Евдокия, есть где себя в порядок привести? — спросил я, поднимая оброненную алкашом скалку и вручая обратно хозяйке, которая приняла ее с таким видом, как будто я подарил ей цветы. — Конечно, можно… пять рублей! — А скидочку нельзя ли организовать? Или там, «все включено», не? За операцию по спасению вашей скалки, так сказать, — уточнил я, немного прифигев с цены и с наглости её владелицы. После непродолжительной дискуссии хозяйка согласилась на два рубля. — Уговорил, хотя я потом не расплачусь, вода сейчас — что жидкое золото, — всплеснула руками Евдокия. Два рубля — тоже деньги, но я согласился. Можно, конечно, забить и ходить немытым, и самое удивительное, что вряд ли кто заметит нечистоплотность. Но я как-то мыться почаще привык, а привычка — дело неблагодарное. Хватит и того, что я хожу с нечищенными зубами второй день подряд. — Идем уже, — отвлекла меня от мыслей хозяйка. Когда я задал резонный вопрос, как много людей соглашаются искупаться по цене съема конуры, Евдокия призналась, что душ для постояльцев в этом ростовском «Рэдиссоне» вовсе не предусматривался. И мне разрешено воспользоваться санузлом по великому блату. Пока Евдокия искала ключи (она заперла дверь, чтобы Алеша с Борей не вошли внутрь, даже если им приспичит), пошли малость запоздалые благодарности. — Спасибо тебе, что помог хулиганье прогнать! — запыхтела она, как будто выдавливая из себя слова. — И двадцати нет, а уже мужик, небось, мамка гордится таким сыном? Вообще, мужик ты или не мужик, особо не зависит от того, сколько лет человек землю топчет. Да и у каждого свое понимание мужского. Как, впрочем, женского тоже. — А у меня мамки нет, померла, — я равнодушно пожал плечами, ради приличия поддерживая разговор. — Другие родственники меня разгильдяем считают. Евдокия нашла ключ, укромно спрятанный в районе зоны декольте, и принялась отпирать замок, который никак не хотел поддаваться. Я поглазел на ее потуги и решил помочь, надо же и дальше оправдывать выданное мне звание настоящего мужика. — У вас мужчины-то в доме нет? — потянуло вдруг меня за язык. — Ой, не спрашивай, в 1916-м ещё году сгинул, с тех пор одна корячусь… — Военный? — Какой там военный, обычный дурак, — она отмахнулась. — Таких дураков, как мой Пашка, даже в армию не берут. — Понятно. Бередить рану хозяйке я не стал, ни к чему, скорее всего, ее муженек такой же алкаш, как те двое из ларца, Боря и Леша. Их тоже, вроде как, в армию не брали… ну или они всю мобилизацию пьяненькие где-то валялись, что тоже не исключено. — Так, разуваемся, — бросила хозяйка, когда мы зашли. Я огляделся, прикинув, что апартаменты самой хозяюшки не сравнятся с конурой в вонючем и сыром подвале. Хотел поинтересоваться, почему мне не предложили варианта поинтересней соседства с крысами размером со щенка,, но увидел сваленные в углу вещи молодого человека — изношенную сумку, портки… — Я их сюда перенесла, а то крысы погрызут,--- закатила глаза Евдокия. — Потом от Алеши крику будет… — Думаете, он принесет деньги? — с сомнением спросил я. — Принесет или нет, это уже его дела, я, в отличие от него, свое слово держу, по нынешним временам слово — это единственное, что осталось у приличных людей, — гордо заявила женщина. — Так, разулся? Вон душ, проходи. Полотенце сейчас принесу. И с этими словами Евдокия зашла в соседнюю комнату, и уже оттуда послышалось: — оду экономь, не разливай и далеко не заплывай!. Я кивнул и прошел в ванную. Внутри все было чистенько, не так дорого-богато, как у нас с теткой, но вполне себе, да и, в отличие от тетушкиной ванны, здесь хотя бы вода есть. Даже получше, чем в советской общаге времен моей молодости. Мужика в доме действительно не хватало — полочки в ванной комнате висели криво, ручки на двери держались на соплях, и дверь изнутри не запиралась. Евдокия попыталась навесить конструкцию по типу крючка, да и тот оказался сломан. Я включил горячую воду и озадаченно посмотрел на рыжеватую жидкость пошедшую из крана. Воняла эта субстанция жутко — протухшими яйцами. Решив слить воду, с надеждой, что струя станет хотя бы чуточку чище, начал раздеваться. Снял с себя одежду, размышляя о планах на сегодняшний день. Если бы выторговать у Евдокии вариант останавливаться не в подвале, а на первом этаже, то я, в целом, не прочь остаться у хозяйки. От еще одной ночи в подвале чокнусь, но и домой в теплую кроватку возвращаться тоже нельзя… хотя к тетушке надо заглянуть еще разок перед отъездом. Я всерьез рассчитывал за пару дней накопить деньжат на разносе самогона и к концу недели отбыть из Ростова. Куда? Честно, положа руку на сердце — не знаю, может, в одну из столиц? Или в Казань поехать? Пока размышлял, вода пробежалась, и струя стала чище, хотя все еще рыжеватая. Правда, с горячей водой у Евдокии имелись трудности. Вода лилась ледяная, несмотря на то, что я открыл нужный кран (и даже ради интереса проверил второй, но оттуда тоже шла холодная). Залез в ванную, где принял душ, чувствуя как приятно бодрит холодная вода. Перво-наперво закрыл глаза и окатил себя струей, простояв так несколько секунд. Давненько я от водных процедур не получал такого удовольствия. Правда, покайфовать не удалось, нынешнее тело было отнюдь не приучено к моржеванию, и стояние под ледяной струей быстро привело к тому, что меня начало колотить крупной дрожью. Нехотя я вылез из ванной, только сейчас вспомнив, что с горем пополам заперся на крючок прежде, чем Евдокия принесла полотенце, которое обещала. И приподнял бровь, увидев, что полотенце всё-таки висит на ручке. А вот мои вещи куда-то делись. Хм. Ну ладно… Странно, что я не заметил, как она вошла. Вытершись, я обмотал полотенце вокруг талии и вышел из ванной.