— Чернозадые! Вопль раздирает тишину. Стремно слушать эхо в Москве. И снова: — Чернозадые! Голос пропитый и хриплый. — Это сумасшедший! — говорю я, обернувшись к Уушу. На лице того и так изуродованном чудовищной гримасой появляется еще и отчаяние. — Точно тебе говорю! Приподнимаюсь и вижу незнакомца. Телогрейка, ватные штаны, какие-то перевязи над галошами. Облезлый треух. Типичный москвич. Незнакомец идет по середине улицы не скрываясь. Этого идиота можно не опасаться. Я приподнимаюсь, только хочу приподняться, как Ууш буквально вдавливает меня обратно. Конечно, я видел, как в человека попадает пуля. И даже не один раз. И с разных ракурсов. Это раньше мы в Москве видели постановки Хабенского, да Мишки Ефремова, теперь у нас другие шедевры в ходу. В начальный момент человек словно попадает в багряное облако. Оно настолько плотное, что появляется уверенность, что сейчас облако рассеется, и выяснится, что голова исчезла, вся ушла на создание эффекта. Тем сильнее разочарование. Кровавое облако быстро рассеивается, а голова целехонька. Ну отверстие лишнее организовалось и необязательно приметное. Это может быть вообще точка. Лежит такой труп в телогреечке, как будто прилег отдохнуть на улице, а из-под него растекается маслянистая густая жидкость. Типа масло решили в машине поменять и сливают старое. — Пусти! Мне дышать нечем! — шепчу я. Ууш отпускает. Дебил не понимает ни слова, но видно до него дошло, что еще чутка и отправится его дружило прямиком на небеса. Никто не даст плитку макарошек, не положит в заветную тарелочку. Вот что до него дошло. Мы спускаемся обратно в салон. На улице снова не нарушаемая ничем и никем тишина. Только теперь она перешла из разряда подозрительных в разряд смертельно опасных. Кто мог снять дурака? Ясен перец, сумиты[1]. Выстрел я проспал, меня как раз Ууш дружески мял. Так что стрелок может быть где угодно. Хоть в соседнем подъезде. 15 часов. 2 часа да захода Солнца. Выжидаем 2 часа. Ууш как сел на корточки по-восточному, так и не пошевелился. За все время с улицы не донеслось ни звука. Но я этого гада за версту чую не хуже Ууша. Выжидает, гад. Судя по меткости, убивший кучу народу и до сих пор не наевшийся убийством. Сейчас я могу судить о таких нелюдях совершенно спокойно. Сразу после начала войны, когда подобная нечисть полезла из всех щелей и вооружилась, это вызывало шок, слава Богу, недолгий. Кто долго удивлялся, охал и ахал, откуда у нас в центре России, в столице нашей Родины, появилось столько кровожадных сумитов, да как же так-полегли первыми с признаками удивления на лицах. Они, эти признаки, отпечатались на их лицах навечно. Я оглядываю нашу ловушку беглым взглядом. У нас остается всего пара часов до наступления темноты, когда появятся убры и тогда я не дам за наши жизни и ломанного теньге. — Салон является частью дома! — рассуждаю я. — Где-то должна быть связь с остальным подвалом. Откуда-то ведь они получали электричество и воду! Ууш смотрит недоверчиво. Для него слова всего лишь колыхание воздуха. — Ищи! — отдаю я команду. Команды Ууш понимает. 16.00 1 час до захода. Квартира была ловушкой. Едва мы с Уушем все в паутине и мумифицированных тараканах выбрались из прямоугольного воздуховода, как первым делом наткнулись на эту квартиру. Дверь приглашающе распахнута, но внутри все целое. Диван с бельем модного черного цвета. Минимизированная мебель. То бишь отсутствующая. Мы москвичи самые модные в мире! Была такая присказка у мэра города «Сэр-Гея» Босянина. Ууш при виде благ цивилизации угрюмо заурчал. — Не останемся! — успокаиваю его. А мыслишка продолжала соблазнять. Окна разбиты, но решетки уцелели. Припереть двери. Закрыться в ванной. Пересидеть ночь, а завтра поутру домой. Даже не так. Можно продолжить рейд. Углубиться на территорию, где еще не бывал. А там! Макароны! Конфеты, галеты и другие вечные продукты, которые мы никогда не ценили. Энергичным встряхиванием головы прогоняю наваждение. Что со мной? Ночью человеку в городе не выжить и часа. Откуда глупые мысли, чтобы переждать-пересидеть. Скажем так, навеянные мысли. Кем? Да убрами же! Твари становятся хитрее. Пожиратели у меня в голове! От этой мысли я едва не впал в панику. Хотелось бежать от этой зовущей квартиры-заходи, усталый путник. Ты несколько лет блуждал среди каменных утесов. Ты устал. Приляг. А мы тебе сожрем как свинью! Дом формой напоминает букву «С». Отдаленно. Он хорош тем, что длинный как глиста и имеет выходы на все 4 стороны. Если стрелок не ушел, ему не уследить за всеми сразу. Самое опасное место-дорога за домом. Если ее перебежать, дальше продолжается городской массив, можно легко укрыться в сени домов. Первым естественно бежит Ууш. Каждую секунду жду, что он сейчас налетит на невидимое препятствие и замрет в пурпурном облаке из брызг перед тем как грохнуться оземь своим огромным сильным телом, но нет. Огромное сильное тело пересекает улицу и достигает 16-ти этажки. Замирает. У меня появляется дурацкая мысль, а что, если стрелок специально затаился и сейчас прищучит меня наглухо. Что будет с Уушем? Останется ли он стоять, не понимая, почему я разлегся на полпути? Или кинется ко мне, начнёт тянуть за руки, лопотать что-то. А стрелок спокойно подойдет, с холодным любопытством обозреет дебила, потом деловито дошлет патрон в патронник и при выстреле даже не глянет в прицел. А чего глядеть? Вот она мишень. Большая, пускающая слюни и бессмысленно гугукающая. Нет, помирать мне нельзя. Я выскакиваю из окна и бегу. Бегу изо всех сил. Я уже далеко не тот хлюпик, что был до войны. Могу пройти много километров за раз. Могу не есть сутками. Не спать. Доверчивый москвичок, которого толкали под ребра в метро, сгинул давным-давно. Вместе с обрушенной Останкинской башней. Я помню, как качалось титаническое сооружение перед падением. Как тучей рвануло от него воронье. Теперь я понимаю, это стронулась с места гигантская часовая стрелка, чтобы начать новый отсчет. Новый отсчет, в конце которого абсолютный ноль. Меня не убили. Не в этот раз. Через минуту я прижался к стене рядом с Уушем. 16.30 Развязка 3-е Транспортное кольцо — Ленинский проспект. Полчаса до сумерек. Это опасное место. Транспортное широкое-4 полосы в одну сторону, 4 в другую. Идеальное место для засады. Можно целую роту расстрелять. Тоннели-это отдельный разговор. Света там давно нет, и оттуда тянет смертью. Под землю лучше не соваться от слова совсем. В первое время люди кинулись спасаться в метро. Почему я не пошел вместе со всеми? Бог уберег. А потом они закрыли гермоворота. Те остаются закрытыми уже 4-й год. Всего пару раз видел отщепенцев, вылезших из метро. Это были конченные сумасшедшие, ходячие скелеты, слепые и беспомощные, не прожившие снаружи и пары часов. Ленинский проспект пролегает над 3-м транспортным по эстакаде. Это место вызывает у Ууша немотивированный всепоглощающий ужас. Я понимаю, у дикого человека, состоящего из рефлексов самосохранения, нюхача и по большому счету экстрасенса не может быть немотивированного ужаса. Чем-то он должен был быть оправдан. Я изучил развязку вдоль и поперек, но так ничего и не обнаружил. Возможно Ууш боится не развязки, а открытого пространства. Агорафобия! Но дело в том, что кроме этой развязки Ууш признаков паники более нигде не обнаруживает. А тут его просто сдувает с места. Сейчас он где-то за километр отсюда, обходит страшное для него место. Место, как место. На кольце несколько заглохших или попавших в аварии машин. Их могло быть намного больше. Тоже не показатель. На эстакаде тоже есть брошенные. Одна из них «тойота эксплорер»-здоровенный сундук. Я обратил на него внимание, потому как Ольга незадолго до своей смерти (и до войны) купила такой же. А потом уже узрел некоторые странности с машиной. Все другие замерли с открытыми дверцами и багажниками. Мародеры постарались. «Эксплорер» же гордо стоял полностью запертый. Я был уверен, что он именно заперт на замок, а не просто захлопнут. При этом стекла целые, никто не поспешил их разбить, чтобы добраться до лакомого содержимого. И еще. На машины 4 года падал снег и шел дождь. Состояние обшивки соответствовало перенесенным невзгодам, а «эксплорер» сверкал полированными боками как ни в чем не бывало. Чертовщина какая-то. Я больше чем уверен, что любители поживиться не могли упустить столь лакомый кусочек. Уже давно бы раздраконили, побили стекла, вывернули дверцы и багажник, и изнасилованный «эксплорер» продолжал бы гнить вместе с остальными машинами, преданными и брошенными своими хозяевами. Чем дольше я смотрю на странную машину, тем сильнее у меня желание подобраться к ней и глянуть, что она скрывает. Это настоящая страсть-узнать, что у нее внутри. Я с трудом гашу позыв. Что за пагубное желание?