Он промолчал о том, что на самом деле она играла, а вовсе не искала его. — Удивительно озорные? Ты не видела, как она вырвала трахею Ловца. — Нет, не видела, — она надулась. — Я пропустила всё самое интересное, оставшись присматривать за Вилли. Уильям закатил глаза: — Большое спасибо, Энни. Я остался здесь, составил тебе компанию, помог тебе охранять женщин, и ты еще жалеешь, что пропустила заварушку. Боги, ты меня только что так ранила. Чуть не разорвала меня. Анья потянулась и потрепала его по голове. — Подожди минутку, соберись. А тем временем, мамочка поговорит с бедняжкой Сомнением. Ладушки? Уильям ухмыльнулся. — А я тогда значит папочка? — Только если ищешь смерти, — сказал Сабин. Рассмеявшись, Уильям пошел к телевизору с семидесятитрехдюймовым экраном и опустился в плисовое саморегулирующееся кресло. Три секунды спустя начался «праздник плоти» и послышались стоны. Раньше Парис любил эти фильмы. Но еще за несколько недель до их поездки в Египет Уильям остался их единственным зрителем. — Расскажи мне всё о Гарпии, — требовательно спросила Анья, наклонившись к Сабину. Ее лицо сияло. — Я умираю от любопытства. — У этой Гарпии есть имя, — в его голосе что… раздражение? Разумеется, нет. Почему ему не наплевать на то, что все называют ее «Гарпией»? Ведь именно так он относился к ней. — Гвендолин. Или Гвен. — Гвендолин, Гвендолин. Гвен, — Анья постучала по своему подбородку длинным, острым ноготком. — Прости, такой не припомню. — Золотые глаза, рыжие волосы. Хотя нет, она рыжеватая блондинка Ее ярко-голубые глаза заблестели. — Хм. А вот это интересно. — Что? Цвет волос? Как будто он этого не знал! Он хотел провести по ним пальцами, сжать их в кулаке, рассыпать по подушке, по своим бедрам. — Нет. То, что ты назвал ее волосы рыжевато-блондинистыми, — ее смех напоминал звон колокольчиков. — Малыш Сабин втюрился? Он раздраженно сжал зубы, его щеки запылали. Румянец? Чертов румянец? — А. Как мило. Посмотрите-ка, кто влюбился, рыская в этих пирамидах. А что еще ты о ней знаешь? — У нее есть три сестры, но я не знаю их имен, — он говорил отрывисто и предупреждающе. И не влюблен он вовсе. — Ну, так узнай, — сказала она, явно в возмущении от того, что он этого еще не сделал. — Вообще-то я надеялся, что узнать сможешь именно ты. Мне нужно, чтобы ты составила ей компанию, — часть его хотела умолять: охраняй ее. Подожди. Часть его хотела умолять? В самом деле? — Но Уияльм останется здесь. Он и на пушечный выстрел к ней не подойдет. Послышался звук трения джинсов о кожу, когда Уильям развернулся в своем кресле. Он практически засиял. — А почему мне нельзя к ней подойти? Она симпатичная? Могу поспорить, что симпатичная. Сабин не обратил на него внимания. Или это, или пришлось бы его убить, а второй вариант расстроил бы Анью. А вот это значило положить голову на плаху. В такие времена Сабин чувствовал, что скучает по рутинным сражениям и тренировкам, которыми были полны его дни до воссоединения Повелителей. Тогда у него было лишь пять товарищей и никаких женщин, — кроме Камео, но она не считается, — а также никаких озабоченных дружков вышеназванных женщин. — И проследи, чтобы она поела, — добавил он. — Она со мной уже несколько дней, а съела лишь немного сладокого, а затем ее тут же вырвало. — Во-первых, я не предлагала присматривать за твоей женщиной. А во-вторых, разумеется, она не ест. Она же Гарпия, — по голосу Аньи можно было понять, что она считает его тупицей. Вероятно, он и был таким. — О чем ты толкуешь? — Они могут есть лишь то, что украли или заработали. Агась. И от предложенной еды ей придется отказаться, иначе… прошу, барабанная дробь… ее стошнит. Он лишь отмахнулся. — Это же смешно. — Нет, так они живут. Но это… разумеется этого быть не могло… черт. И разве мог он утверждать, что подобное невозможно? Много лет Рейесу приходилось ранить Мэддокса в живот ровно в полночь, а Люциену сопровождать душу мертвого воина в ад, — только лишь для того, чтобы на следующее утро вернуть ее в исцеленное тело. И так каждую ночь. — Значит, помоги ей украсть что-нибудь. Пожалуйста. Разве это не твой конек? Потом он проследит, чтобы в его комнате было полно такой еды, которую можно с легкостью «украсть». И вдруг раздался пронзительный, мучительный крик, который успокаивающим бальзамом проник в самую Сабинову душу. Допрос Ловцов перешел на новый уровень. Я должен быть там и помогать. А вместо этого, он застыл на месте, с любопытством и отчаянием ожидая ответов. — Что еще мне нужно знать о ней? Анья задумалась, подошла к бильярдному столу и достала один из шаров из лузы. Подбросила его, поймала, снова подбросила. — Так-так-так. Гарпии умеют двигаться так быстро, что люди, — или смертные, — ничего не успеют заметить. Они любят мучить и наказывать. И он сам был тому свидетелем. То, как мгновенно она убила Ловца… то, как жестоко она напала на него… свидетельствовало о муках и наказании. И в то же время каждый раз, когда Сабин говорил о том, чтобы наказать других Ловцов, ответственных за ее мучения, она бледнела и дрожала от страха. — Как и другие расы, Гарпии обладают особыми способностями. Некоторые умеют предсказывать смерть человека. Некоторые могут вытащить душу из тела и сопроводить ее в последний путь. Жаль, что немногие это умеют, — тогда моему милому не пришлось бы столько работать. Некоторые умеют путешествовать во времени. Есть ли у Гвен особенная способность? Каждый раз, когда он узнавал что-то о ней и ей подобных, возникало тысяча других вопросов. — Но не волнуйся о своей женщине, — сказала Анья, словно прочитав его мысли. — Эти способности развиваются лишь в зрелом возрасте. Если только ей не несколько сотен или несколько тысяч лет. Я не могу точно вспомнить, — но вполне вероятно, что ее способность еще не развилась. Это хорошо. — Они злые? Им можно доверять? — Злые? Зависит от того, что ты вкладываешь в это понятие? Доверять? — она улыбнулась, как будто смакуя свои следующие слова. — Ни капельки. А вот это нехорошо. Но, черт возьми, он не мог представить, чтобы милая, невинная Гвен играла с ним. — Из того, что тебе рассказал Люциен, как считаешь, может Гвен работать на Ловцов? — он не собирался спрашивать об этом; он правда не считал, что она на такое способна. И скорее всего эту мысль ему подсказал демон Сомнений, для которого уверенность в себе и убежденность были ужасными проклятиями. — Нет, — ответила Анья. — Она же была в плену. А не одна Гарпия по своей воле не окажется в клетке. Если Гарпию ловят, то она станет предметом насмешек и ее посчитают недостойной. И так с ней будут обращаться ее сестры? Он не позволит им наказать ее. И черт. Он же запер ее в спальне. Несмотря на то, что комната была просторной, но это всё равно тюрьма. Не сочтет ли она его таким же тюремщиком, как и Ловцы? В животе воина похолодело. — Ты посидишь с ней? Пожалуйста. — Жаль тебя расстраивать, сладкоежка, но если она не захочет здесь оставаться, даже я не смогу ее здесь удержать. Никто не сможет. Раздался еще один крик, а затем смех бессмертного. — Прошу, — повторил он. — Она напугана и ей нужна подруга. — Напугана, — рассмеялась Анья. Но выражение его лица не изменилось, поэтому она замолчала. — Ты же смеешься надо мной, верно? Гарпии не боятся. — Когда это я шутил? Мало кто так презирал тайны, как Анья. Она покачала головой. — Тут ты меня поймал. Ладно. Я побуду с ней, но только потому, что мне любопытно. Я говорю тебе, что напуганная Гарпия — оксиморон. Вскоре она поймет, как ошибалась. — Спасибо. За мной должок. — Да, определенно, — мило улыбнулась Анья. Слишком мило. — О, и если она спросит о тебе, я расскажу ей всё, предупреждаю. В подробностях. В мельчайших. Его тут же охватил страх. Гвен и так относилась к нему с подозрением. Если она узнает хотя бы половину того, что он сделал в прошлом, она не станет ему помогать, не станет ему доверять, никогда не посмотрит на него с той пьянящей смесью желания и неуверенности.