Лилья свернула на Блекингегатан и заметила, что эта улица вместе с поперечными Халландсгатан и Смоландсгатан, должно быть, была спланирована таким образом, чтобы позднее здесь появился новый район с частными домами на окраине Бьюва. Типичная для политиков идея, а в итоге, не считая нескольких одиночных домов, район превратился в скопление незастроенных участков, заросших травой. Как будто больше в городе негде дома строить, подумала она и поставила свой «Дукати» на подножку у офиса «Шведских демократов», который располагался в одной из немногочисленных вилл. Зиверт Ландерц, их председатель в Бьюве, олицетворял все то, что она ненавидела в этой партии. Безупречная внешняя оболочка и вонючие внутренности. Идеально завязанный галстук делал его похожим на вежливого банкира. Аккуратно подстриженная бородка и, конечно, предательски дружелюбная улыбка. Ландерц был одним из так называемых новых лидеров партии. Джимми Окессон привел его в попытке повысить уровень доверия к партии. Кроме того, он изгнал самых яростных расистов, а также искоренил нацизм, делая вид, что его никогда и не было. Попытка безусловно удалась. Несмотря на один скандал за другим, сегодня «Шведские демократы» были на пути к тому, чтобы стать третьей по величине партией страны. Дверь открылась прежде, чем кончик ее пальца успел оторваться от кнопки звонка. Ей открыл сам Ландерц. — Добрый день. Ирен Лилья из полиции Хельсингборга. — Она протянула удостоверение. — Хорошо. — Ландерц внимательно посмотрел на документ. — Что вы хотели? — Как вы, возможно, слышали в новостях, мы расследуем убийство. — Да, я слышал об этом сирийском мальчике. Это просто ужасно. — Ландерц покачал головой, так что захотелось дать ему пощечину, сказав, что ему не обмануть ее. — Но я не совсем понимаю, чем могу вам помочь. — Я все объясню. Но, думаю, будет лучше, если вы меня впустите. — Это может подождать? Я сейчас немного занят и, к сожалению, у меня нет… — Могу ли я истолковать это как попытку помешать расследованию убийства? — Нет, конечно нет. Нисколько. Я просто… — Он со вздохом прервался. — Но тогда придется поторопиться. Как я уже сказал, у меня… — Сколько времени это займет, зависит от вас, — заявила Лилья, которая уже была на пороге офиса. Все выглядело именно так, как она и ожидала. Несколько разных офисных помещений, а справа кухня с обеденной зоной, где на столе лежала наполовину съеденная шаурма рядом с открытой кока-колой «Лайт». — Мы можем посидеть на кухне, — крикнул Ландерц, запирая наружную дверь. Но Лилью интересовала совсем не кухня. Она хотела увидеть его кабинет и поэтому прошла по коридору, который поворачивал налево, пока не увидела табличку с его именем на одной из дверей слева. — Или мы можем пройти в конференц-зал справа! Лилья открыла дверь и заглянула в кабинет Ландерца. Стены были белого цвета, офисная мебель бежевая, тут и там стояли горшки с искусственными цветами. — Вот здесь будет удобно, — сказала она, продолжая осматриваться. На стенах висели плакаты с Джимми Окессоном и пейзажи Швеции с желто-голубым флагом, колышущимся на голубом небе, а на полке стояли книги, аккуратно выставленные в ряд по высоте. Среди прочих там были «Закон государства свеев», несколько книг по интеграции, а также десяток исторических книг о Первой и Второй мировой войнах. Два кресла из «Икеи» у окна выглядели совсем новыми. Возникал вопрос, сидел ли в них вообще кто-нибудь? То же самое касалось идеально чистого рабочего стола. Посередине — монитор компьютера. Настольное покрытие и подставка для ручек из натуральной кожи, нож для бумаги и папка для документов — даже она была из кожи того же цвета. Другими словами, изображений со свастикой нигде не было видно. Каких-нибудь нацистских символов, нацарапанных на внутренних поверхностях стола, тоже. Такого она никак не ожидала, и не могла не признать, что ощутила некоторое разочарование. «Шведские демократы» — партия, основанная нацистами, это было вне всяких сомнений. Но Окессон и его друзья так ловко избавились от экстремизма в ее рядах, что остались только гладко причесанные популисты вроде Ландерца. В каком-то смысле это даже хуже. Раньше, по крайней мере, было известно, где они. А теперь люди вдруг стали думать, что отдают голос за обыкновенную партию. — Хорошо, что я могу для вас сделать? — спросил Ландерц, входя в комнату. — Как я уже сказала, речь идет об убийстве Мунифа Ганема. — Да, я так и понял. Надеюсь, вы не намекаете на то, что я или кто-то из моих товарищей по партии можем каким-то образом быть причастны к этому делу? — Совсем нет. Не люблю намеки. Для полной ясности скажу — никто не подозревает вас в том, что вы затолкали его в стиральную машину. — Вот и отлично. — Ландерц быстро посмотрел на наручные часы. — Вы же понимаете, что и для меня, и для партии чрезвычайно важна ценность любого человека, независимо от цвета кожи и этнического происхождения. — Вот как. Это что-то новенькое. — Лилья подчеркнуто улыбнулась. — Значит, вы должны быть так же, как и я, заинтересованы в том, чтобы мы поймали преступника. — Конечно я в этом заинтересован. Я просто не понимаю, чем могу… — Можете начать с того, что присядете вот здесь, — прервала его Лилья и подождала, пока он выполнит ее просьбу. — У нас есть подозрения, что преступник — один из членов вашей партии. — Вот как. — Ландерц еще раз взглянул на часы, после чего сложил руки в замок и начал перебирать большими пальцами. — Даже не знаю, что сказать. Надеюсь, вы ошибаетесь. — Есть ли кто-то, один или несколько человек, которые приходят на ум вот так сразу? — Нет, кто бы это мог быть? — Разве я могу знать? Но всегда есть сомнительные личности, которые выделяются необычными взглядами, и, возможно, даже могут пойти на то, чтобы использовать насилие, продвигая их. — Наверное, вы правы. Но боюсь, я таких не знаю. И должен сказать, я считаю весьма странным тот факт, что жертва является гражданином другого государства, а вы при этом первым делом пришли сюда и стали подозревать членов нашей партии. Могу сказать, что наша членская база по большей части состоит из простых честных граждан, которые платят налоги, сортируют отходы и сидят дома, играя в лотерею по выходным. — Иными словами, исключительно образцовые граждане. И ни одного ксенофоба или расиста. — Ни одного, при этом они обеспокоены тем, что государство, которое они строили, разрушается под влиянием беженцев, и это влияние набирает обороты. И я вас уверяю, это только начало. — Учитывая то, как у вас мало времени, предлагаю говорить только по существу. То есть о членах партии. И чтобы сэкономить еще больше времени, предлагаю предоставить мне доступ к базе данных, чтобы я сама могла просмотреть ее. Ландерц вопросительно посмотрел на собеседницу. — Но я не могу. — Все возможно, стоит только захотеть. — Она снова заставила себя улыбнуться. — Вы и сами это понимаете. Разглашение данных о членах партии — это чистой воды политическое самоубийство. — Если предположить, что это станет кому-то известно, а это зависит только от вас. Или дадите доступ сейчас, и это останется между нами. Или я пойду к прокурору и вернусь с ордером на обыск и заявлением для прессы, которая быстро разнесет весть о том, что партия, которая хочет, чтобы в стране был мир и порядок, фактически противодействовала расследованию и покрывала преступника. Ландерц кивнул и глубоко вздохнул, прежде чем снова встретиться с ней взглядом. — Ну тогда, я думаю, вам надо поговорить с прокурором. — Улыбка, расплывшаяся по его лицу, доказывала, что он не только раскрыл ее блеф, но и получил от этого удовольствие. И, конечно же, он был прав. Получить разрешение на запрос базы данных политической партии почти нереально, и в данном конкретном случае оснований для запроса явно недостаточно. Ландерц встал, не сводя глаз с часов. — Как я уже сказал, у меня совсем нет времени, и я должен попросить вас… — Вы узнаете этого человека? — Лилья показала фоторобот и сразу заметила, как что-то переменилось в Ландерце, когда он увидел рисунок. Его взгляд замер на какое-то мгновение перед тем, как он продолжил рассматривать изображение. — Вы ведь знаете, кто это, верно? — Впервые в жизни она поняла, что это было не то, на что она рассчитывала даже в своем самом диком кошмаре. — К сожалению, нет. Я никогда его раньше не видел. — Вы абсолютно уверены? Посмотрите снова. Ландерц вздохнул и сделал вид, что смотрит еще раз. — Нет. — Он покачал головой и вернул рисунок. — Мне очень жаль, но я понятия не имею, кто это. — Но было что-то, что заставило вас усомниться, верно? — Если бы он снова стал все отрицать, она готова была бы поспорить, что он лжет. Тогда она бы, черт подери, сделала все, чтобы о них написала пресса. Лилья не сразу отреагировала на звук, когда позади нее разбилось окно. Реакция Ландерца, с криком бросившегося прочь, заставила ее понять — произошло нечто серьезное. Обернувшись, она увидела, что единственное кресло из «Икеи», часть ковра и штора охвачены огнем. — Черт, черт, черт, — успела подумать она, пока выбегала из кабинета. — Постарайтесь контролировать огонь, — крикнула она Ландерцу, подбегая к выходу. — Нет, подождите! Огнетушитель! Принесите сюда огнетушитель! — Где он? — На кухне! Поторопитесь, пока все не загорелось! Лилья повернулась обратно к кухне и очень ясно увидела красный огнетушитель, стоящий посреди пола, все еще в упаковке. Она вытащила его и поспешила обратно в кабинет, где Ландерц пытался погасить огонь, топая по ковру и сбивая пиджаком пламя на кресле и стене. — Отойдите в сторону, — крикнула Лилья и принялась распылять пену на огонь, который погас всего за несколько секунд, оставив после себя едкий дым. Она поставила огнетушитель на пол и быстро убедилась, что серьезных повреждений нет. Вставить стекло, подкрасить одну стену, принести новый ковер и кресло, и все будет выглядеть так, словно ничего и не произошло. И все же, страшно даже подумать, насколько серьезными могли бы быть последствия. Пламя погасло, увязнув в пене. Однако пожар событий еще только разгорался. 8