– Хорошо. Но… Что ж, он также говорит, что беспокоится о тебе. Он наслышан о некоторых вещах, которые ты говорила. Так что не ври мне, Роуз. Итак, как у тебя дела на самом деле? – На самом деле? – переспросила Роуз. – Как дела на самом деле? Ну, я скучаю по своему отцу. И меня чуть не убил тот же мудак, который убил его самого. И, хоть я все же скучаю по тебе, я не могу даже думать о тебе, не вспоминая о папе и о том, как он умер. Да, все смешалось, но каждый раз, когда я думаю о нем, я начинаю ненавидеть тебя. С каждым днем я все больше понимаю, что с тех пор, как ты начала работать детективом, в моей жизни происходило то одно дерьмо, то другое. Эйвери было сложно слышать подобное, но она прекрасно знала, что все могло быть гораздо хуже. – Как ты спишь? – уточнила она. – И питаешься? Роуз… Насколько ты похудела? Дочь покачала головой и направилась к двери. – Ты спросила как у меня дела, и я тебе ответила. Счастлива я? Конечно же, нет. Но я не из тех, кто натворит глупостей, мама. Когда все закончится, со мной все будет в порядке. Это пройдет. Я знаю, так и будет. Но, пока я это переживаю, я не хочу тебя видеть. – Роуз, это… – Нет, мам… Ты для меня словно яд. Я знаю, что ты ни один год очень старалась наладить наши отношения. Но не получилось. И я не думаю, что это произойдет в будущем, учитывая случившееся. А сейчас, пожалуйста, уходи… Уходи и перестань названивать мне. – Но, Роуз, это… В этот момент Роуз не выдержала, разрыдалась и, открыв дверь, буквально закричала: – Мама, пожалуйста, ты можешь просто свалить отсюда? Затем она уставилась в пол, придушив рыдания. Эйвери с большим трудом подчинилась желанию дочери. Она прошла мимо, едва сдержав себя от объятий или попытки объясниться. В результате, она просто шагнула из квартиры в холод. Но захлопнувшаяся позади дверь была, пожалуй, гораздо холоднее. * * * Какое-то время Эйвери просидела в машине рыдая, не в силах сдвинуться с места. К тому моменту, как она направилась в сторону своего нового дома, она пыталась сделать все возможное, чтобы остановить судорожный поток. Пока слезы текли по лицу, она поняла, что за последние четыре месяца плакала гораздо больше, нежели за всю свою жизнь. Сначала смерть Джека, потом Рамиреса. Теперь это. Возможно, Роуз была права. Может она и правда проклята. Ведь, по правде говоря, смерти Джека и Рамиреса действительно были ее ошибкой. Ее амбиции, ее карьера привели убийцу к тем, кого она больше всего любила, поставив их под удар. Эта же карьера оттолкнула от нее и дочь. Стоило ли говорить о том, что вопрос самой работы уже не стоял. Эйвери уволилась вскоре после похорон Рамиреса и, хотя она прекрасно знала, что Коннелли и О’Мэлли всегда будут рады видеть ее, также понимала, что никогда уже не согласится на это. Блэк подъехала к дому, припарковалась и зашла внутрь, все еще рыдая. Еще один печальный момент заключался в том, что если она полностью забросит работу, то ее жизнь станет совершенно пустой. Ее будущий муж был убит, бывший муж, с которым она поддерживала неплохие отношения, также погиб. Единственный человек из ее прошлого, ее дочь, не хотела иметь с ней ничего общего. «И вместо того, чтобы исправить все, что ты сделала? – спрашивала Блэк себя. Внутренний голос прозвучал так, будто с ней говорил Рамирес, лишь еще больше указывая на то, что вокруг нее ломалось все. – Ты уехала из города, спрятавшись в каком-то лесу. Вместо того чтобы встретиться с болью и перевернутой жизнью лицом к лицу, ты сбежала и потратила несколько дней, напиваясь, чтобы уйти от реальности. И что теперь? Снова бежать? Или может ты попытаешься исправить положение?» Тем не менее, вернувшись в домик, Эйвери ощутила себя гораздо спокойнее, нежели стоя на пороге квартиры Роуз. Казалось, это уменьшило боль, которую она испытала, когда дочь захлопнула дверь перед ее лицом. Да, это заставило ее ощутить себя трусихой, но она просто не понимала, как еще ей справиться с этим. «Она права, – думала Эйвери. – Я проклята. За последние несколько лет я не сделала для нее ничего хорошего, зато много раз усложняла ей жизнь. Все началось, когда я поставила карьеру выше ее отца, и лишь ухудшилось, когда, как бы я ни старалась изменить это, работа стала выше ее тоже. И вот результат – мы снова в ссоре, даже с учетом того, что карьеры больше нет. И все потому, что она считает меня причиной убийства ее отца. Нельзя сказать, что она полностью неправа». Блэк медленно подошла к кровати, которую даже не застелила. Здесь, между спинкой и матрасом, находился ее личный сейф. Только открыв его, она сразу вспомнила о том, как вошла в гостиную Джека, наткнувшись на его тело. Она подумала и о Рамиресе, едва отошедшем от тяжелого ранения в больнице перед тем, как его убили. Грязь от всего случившегося была на ее руках. Она никогда не сможет отмыть их. Эйвери добралась до сейфа и достала свой Глок. Он лег в руку, словно родной. Слезы все продолжали течь рекой. Она прислонилась спиной к изголовью кровати. Взглянув на пистолет, Блэк принялась изучать его. Этот или абсолютно идентичный экземпляр почти два десятка лет мирно покоился на ее бедре или спине, будучи гораздо ближе, нежели кто-либо из людей. Она ощутила себя вполне естественно, приложив оружие к подбородку. Его прикосновение было холодным и твердым. Эйвери снова всхлипнула и поставила пистолет под тем углом, под которым лучше пройдет пуля. Пальцем она нащупала спусковой крючок и задрожала. Ей вдруг стало интересно, услышит ли она выстрел до того, как умрет, и будет ли он настолько же оглушительным, как хлопок дверью дочери. Блэк напрягла палец на курке и закрыла глаза. Неожиданно раздался звонок в дверь, заставив ее подпрыгнуть. Палец ослабел, и все тело словно обмякло. Глок упал на пол. «Почти, – осознала Эйвери, когда сердце бешенно заколотилось от прилива адреналина. – Какая-то доля секунды, и мои мозги разлетелись бы по всей стене». Взглянув на Глок, она пнула его ногой, будто это была какая-то ядовитая змея. Подняв голову, она принялась вытирать слезы. «Ты практически убила себя, – произнес голос, похожий на Рамиреса. – Тебя это не заставляет чувствовать себя трусихой?» Отбросив подобные мысли в сторону, Эйвери встала на ноги и направилась к входной двери. Она понятия не имела, кто мог прийти к ней сюда. Мелькнула надежда, что это могла быть Роуз, но она прекрасно знала, что это не так. В этом плане дочь могла посоревноваться в упрямстве со своей матерью. Блэк открыла дверь, но на пороге никого не оказалось. Тем не менее, она успела уловить заднюю часть грузовичка с логотипом UPS, покидающего ее территорию. Она взглянула на крыльцо и обнаружила маленькую коробку. Эйвери подняла ее и прочла свое имя и новый адрес, написанный очень аккуратным почерком. Адрес отправителя указан не был, в графе стоял лишь город – Нью-Йорк. Зайдя обратно в дом, она медленно вскрыла коробку. Та была слишком легкая, и внутри оказались лишь мятые газеты. Блэк достала все лишнее и увидела то, что ожидало ее в самом низу. Это был маленький лист бумаги, сложенный пополам. Сердце на мгновенье ушло в пятки, когда она раскрыла его и прочитала содержимое. В этот же момент Эйвери осознала, что больше не хочет кончать жизнь самоубийством. Она снова и снова перечитывала сообщение, пытаясь уловить смысл. Ее мозг усиленно работал в поисках ответа. Благодаря этой записке, речи о смерти до того, пока она не решит задачу, быть уже не могло. Эйвери села на диван и уставилась на лист, перечитывая послание. «кто ты, эйвери? С уважением, Говард» ГЛАВА 3 В течение еще нескольких дней Эйвери постоянно трогала ту область подбородка, куда приставила дуло пистолета. Кожа в этом месте была раздражена, словно она получила укус насекомого. Каждый вечер, когда она ложилась спать и голова касалась подушки, создавалось впечатление, будто шея расширялась, открывая уязвимое место. Ей пришлось признать тот факт, что она дошла до довольно жесткой точки. Несмотря на то, что, в конечном счете, ее вернули назад, она все же добралась до нее. Этот момент навсегда останется пятном в ее памяти и, кажется, каждый нерв желал удостовериться в том, что она не забыла о своем решении. Еще около трех дней Эйвери чувствовала себя в еще более глубокой депрессии, чем до попытки суицида. Все это время она просидела на диване. Она пыталась отвлечь себя, старалась больше читать, но не могла сконцентрироваться. Хотела мотивировать себя на пробежки, но чувствовала огромную усталость. В результате Блэк лишь продолжала изучать письмо Говарда, с такой тщательностью, что бумага поистрепалась. Она полностью вышла из запоя после получения письма от старого знакомого. Медленно, подобно превращающейся гусеницы в бабочку, она начинала вылезать из кокона жалости к себе. Постепенно Блэк вернулась к тренировкам. В попытках поддержать свой ум, она разгадывала кроссворды и судоку. Оставив работу и накопив кучу денег, которых хватило бы минимум на год безбедной жизни, она постепенно стала лениться. Но посылка Говарда быстро вернула ее в нормальное состояние. Теперь перед ней стояла задача, новая загадка, которую она должна была решить. А когда перед Эйвери Блэк ставили задачу, иного выбора не оставалось. Через неделю после получения письма, ее дни перешли в обычную рутину. Это по-прежнему была рутина отшельника, но все же послание заставило Эйвери почувствовать себя более-менее нормально. Она снова ощутила некий вкус жизни. Систематизирование. Умственные задачи. Именно эти вещи всегда вдохновляли ее, что произошло и в этот раз. Утро, как правило, начиналось в семь часов. Она сразу же выходила на пробежку, выбрав двухмильный маршрут по проселочным дорогам за своим домом. Затем она возвращалась домой, завтракала и просматривала материалы старых дел. Так прошла ее первая неделя. Среди расследований Блэк за время ее работы детективом набралось порядка сотни решенных. Она ковырялась в них лишь затем, чтобы как-то задействовать мозг и напомнить себе, что помимо всех постигших ее неудач в последнее время, были также и неплохие успехи, которыми стоило гордиться. После этого она тратила еще час на распаковку вещей и их расстановку. Затем следовал ланч и либо кроссворд, либо какая-нибудь иная головоломка. Позже она делала простой курс упражнений в спальне – короткий набор поворотов, приседаний, растяжек и т.д. Вскоре наступало время изучения документов по ее последнему делу, которое стоило жизней Джека и Рамиреса. В какие-то дни она занималась им всего минут по десять, в другие это занимало по два часа. Что пошло не так? Что она упустила ранее? Выжила бы она сама, если бы за кадром не возник Говард Рэндалл? Затем приходило время ужина, чтения, уборки и, наконец, постели. Эйвери бесполезно, но вполне обыденно, проводила время. Ей потребовалось целых два месяца, чтобы полностью привести дом в порядок. К тому времени двухмильные пробежки переросли в пятимильные. Также Блэк перестала просматривать материалы последнего дела. Вместо этого она принялась за чтение книг, заказанных на Amazon, в которых повествовалось о преступных драмах в реальной жизни и полицейских процедурах, а заодно полистала психологические портреты некоторых из самых известных серийных маньяков в истории. Она не до конца осознавала, что это был ее личный способ хоть как-то заполнить пустоту, возникшую из-за отсутствия работы. Поскольку эта мысль все чаще и чаще приходила ей в голову, она попросту не могла не задаваться вопросом о том, как могло бы выглядеть ее будущее. Однажды утром, когда Эйвери пробегала по территории Уолден-пода и мороз обжигал ее легкие, что было скорее приятно, нежели невыносимо, что-то заставило ее задуматься о другой стороне монеты. Мысли закрутились вокруг вопроса о получении посылки от Говарда Рэндалла. Во-первых, откуда он узнал, где она живет? И как давно он был в курсе? Она жила с мыслью о том, что он погиб во время падения в бухту в ту ночь, когда это последнее, жуткое дело было раскрыто. Хоть его тело так и не было найдено, все же официальная версия сообщала, что один из офицеров подстрелил его на месте происшествия перед прыжком в воду. Пробегая свой стандартный маршрут, Эйвери пыталась объединить имеющуюся у нее информацию и понять, где он все же находился и почему связался с ней таким странным способом: «Кто ты?». «Посылка пришла из Нью-Йорка, но вполне очевидно, что сам Рэндалл был в Бостоне. Как еще он мог узнать о том, что я переехала? Откуда он взял информацию, где я живу?» Конечно же, все это снова вызвало в голове образ Говарда, скрывавшегося за деревьями и наблюдавшего за ее домом. «Просто удача, – подумала она. – Все остальные люди в моей жизни погибли или послали меня. Вполне логично, что единственный, кому я осталась интересна, это осужденный ранее маньяк».