– Очень приятно. Маша, – хриплым от волнения голосом проговорила Марина, не поворачиваясь. Ей почему-то было очень трудно развернуться и посмотреть в глаза подруге, с чьим мужем она сейчас собиралась сводить счеты. Именно это не давало Марине возможности вести себя как-то иначе, не чувствовать вины. Она слышала, как Ветка усаживается в кресло, как щелкает замком сумочки, доставая сигару, обрезалку и зажигалку. – Вы не курите? – спросила она. – Не возражаете, если закурю я? – Курите. Коваль и сама с удовольствием закурила бы, но для этого нужно было повернуться и взять сигареты со столика. А этого сделать она, к своему удивлению, так и не могла. Воцарилось молчание, но в нем чувствовалась какая-то напряженность, и Марина сделала над собой усилие и оттолкнулась от подоконника. Ветка окинула ее цепким внимательным взглядом и… ожидаемо не узнала. Марина же, стараясь не выдать себя взглядом, только мельком глянула на подругу. Та почти не изменилась, по-прежнему напоминала дорогую фарфоровую куклу с идеальными белокурыми кудряшками, обрамлявшими искусно подкрашенное лицо. Только взгляд… Никогда прежде Ветка не смотрела так растерянно. К счастью, в комнату вошел Гена с подносом, на котором тихо позвякивали чайные чашки. – Познакомились? – спросил он, и Коваль в очередной раз поразилась, с какой легкостью телохранитель поддерживает любую игру и входит в любой образ. – Да, – проговорила Виола, устремив взгляд голубых глаз на край столика, где лежала зажигалка. Марина перехватила этот взгляд и похолодела – это была ее зажигалка, та самая, что она когда-то подарила Малышу на день рождения, золотая зажигалка с выложенными мелкими бриллиантами инициалами – «ЕМ» и «МК»… Стараясь выглядеть естественно, Коваль локтем смахнула ее на пол и нагнулась, чтобы поднять и сунуть в карман. – Неповоротливая стала, вес лишний, что ли. Но в душе заскребло – Ветка могла узнать эту вещь, она должна была помнить, что Марина не расставалась с зажигалкой ни на секунду, и Хохол, увозя Коваль в Англию, тоже не забыл об этом. Но Ветка смотрела совершенно спокойно и даже приветливо. Гена завел разговор ни о чем, Марина поддержала, стараясь все же разговаривать как можно меньше. Виола изредка посматривала на часы и крутила в пальцах мобильный телефон, который, судя по всему, был выключен. – Гена, – вдруг обратилась она к телохранителю. – Я надеюсь, твоя подруга простит мне нахальство, но ситуация безвыходная. Можно, я останусь у тебя на ночь? Марина поперхнулась чаем, с трудом удержала кашель и отвернулась. Гена же не выказал ни единой эмоции, как будто такое положение дел было вообще в порядке вещей: – Оставайтесь, места хватит. Но Григорий Андреевич будет недоволен. – Да пошел он, Григорий, мать его, Андреевич! – вспылила Ветка, не стесняясь постороннего человека. – Пусть понервничает! Надо было ему еще записку оставить – мол, похитили жену твою, ищи-свищи! Пусть теперь один покрутится, упырь! Марину просто распирало от сдерживаемого смеха – в выражениях Виола не стеснялась, явно доведенная любимым супругом до состояния крайнего раздражения. Ветка, видимо, почувствовала, что перегнула палку: – Простите, Маша, у меня с супругом некие разногласия, а Гена в курсе. – Да ради бога, – еле выдавила Марина, стараясь не расхохотаться. У Гены зазвонил мобильный, и Коваль сразу стала серьезной – это мог быть Вишнев, и вот тут начнутся проблемы – все-таки Ветка не должна его видеть. Гена вышел в кухню и разговаривал там, Марина старалась разобрать хотя бы отдельные фразы, но не могла. Ветка покуривала сигару и рассматривала Коваль уже в упор, явно пытаясь поймать взгляд и начать прощупывать своим обычным методом. Но Марина понимала, что не должна позволить этого, а потому снова встала из кресла и отошла к окну, но встала так, чтобы не оказаться в поле зрения Виолы. – Вы давно Гену знаете? – спросила Ветка. – С детства, – коротко бросила Марина и умолкла. – Учились вместе? – Нет. – Тогда что? – не отлипала настырная ведьма. – Жили в одном подъезде. – А вы неразговорчивы, – заметила Виола, перебрасывая ногу на ногу. – Общаться трудно. – Боюсь, не составлю вам компанию за вечерним чаем, – отбрила Коваль. – Ну, что вы! Я даже настаивать не смею, – не осталась в долгу Ветка. Марина насмешливо смотрела на подругу сверху вниз и думала, чем закончится это словесное противостояние. Но тут вернулся Гена и поманил ее пальцем: – Маша, выйди на секунду. Они прошли в ванную, Гена включил воду и заговорил тихо: – Значит, так. Документы у Вишнева на даче, это часа полтора от города. Мне придется ехать. – Гена, у меня нехорошее предчувствие. – У меня тоже. Я с собой возьму кое-кого для страховки. – Кого? – Не бойтесь, Никита – парень надежный. – Никита?! Это то, о чем я думаю?! – шепотом вскрикнула Марина, и Гена с улыбкой кивнул: – Поклонник ваш. Мы с ним близко сошлись, так что он поможет. Я говорить ничего не буду, дачу Вишнева он не знает – я туда с Бесом ездил без него. Так что втемную его использую, просто чтобы спину прикрыл. – Умно, – процедила Марина, обнимая себя руками за плечи. – Только все равно осторожнее, ладно? Гена неожиданно привлек ее к себе и заглянул в глаза: – Не бойтесь, Марина Викторовна. Я сделаю все аккуратно. Я не могу вас подвести. – Спасибо, Гена, – она спрятала глаза, чтобы он не увидел, как они предательски подернулись влагой. – Вы тут с Виолой Викторовной не передеретесь? – улыбнулся он. – Она агрессивная что-то сегодня. – Ну, уж Ветку я никогда не боялась, не волнуйся, – заверила Марина. – Все будет нормально. Это был странный и двусмысленный вечер. Ветка переоделась в привезенный с собой длинный голубой пеньюар и сидела в кресле, окутавшись клубами сигарного дыма. Марина устроилась так, чтобы не встречаться с ней взглядами, и пыталась читать привезенную с собой тетрадку, оставленную как-то у них в доме Мышкой. Там оказались стихи. И одно так запало Марине, что она начала бормотать его вслух, не замечая, как Виола перестала тянуть свою сигарку, а замерла, вытянулась в струнку и слушает, даже не дыша. – Моя подруга – луна, Мы с ней почти что близки. Когда она влюблена, То боль стучит мне в виски. Мы часто ходим гулять, Сплетая руки в замок. Но расстаемся опять, Когда приходит наш срок. Здесь никому не помочь, Мы вместе с ней не навек, Ведь я – не лунная ночь, Она – не мой человек. Но каждый день я опять С тоской на небо смотрю, Иду под вечер гулять, И провожаю зарю. Придет другая луна, Моложе и веселей, Она на небе одна, Но тоже станет моей. Я помню все имена И даже все отчества.