вполголоса пробормотала она пятистишье Фукаябу, вытирая слезинки, выкатившиеся на щеки. – С вами все в порядке? – тут же подошла стюардесса и заботливо склонилась к ней. – Д-да, все в порядке, спасибо, – с запинкой проговорила Марина. – Если можно, принесите стакан воды. Сделав пару глотков, Коваль почувствовала себя лучше и неожиданно разозлилась. «Да что я кисну-то, как малолетка, которую обрюхатили и бросили?! Воспоминания, нежности, ностальгия! Нашла время! Мне не об этом надо думать, не о сантиментах! Иначе – ничего не смогу, все прахом. Нет, и в ресторан не поеду, и даже на могилу к Егору. Уж прости, родной, но ты в последнее время стал плохим помощником, только расхолаживаешь. Потом, когда все сделаю, приеду к тебе и поплачу, но – не раньше. Все. Все, я сказала!» К собственному удивлению, ей никак не удавалось воскресить в себе ту самую железную Наковальню, которая наводила ужас одним только своим именем. За годы, проведенные вне России, Марина сумела загнать воспоминания об этой дамочке куда-то глубоко, да так, что теперь не могла вернуть обратно, а сейчас это было крайне необходимо. Марина Влащенко не могла того, что удавалось Наковальне. – Ничего, вспомнится, – бормотала она, чувствуя озноб во всем теле. – Вспомнится, как только я окажусь в городе и увижу места, где прошла вся жизнь. Я другая была тогда – и теперь вспомню это ощущение. Непременно вспомню, потому что должна, обязана. Она накачивала себя остаток полета и к концу уже почти обрела прежнюю форму, сумев отключиться от мыслей о сыне, об отце, о Хохле и даже об умершем в этом городе Малыше. Когда самолет приземлился и подали трап, на него ступила уже не Марина Влащенко… Урал Город изменился, снова изменился по сравнению с ее последним приездом сюда. Чувствовалось, что Гришка на посту мэра из брюк выскакивает, но старается делать что-то для благоустройства и внешнего облика. Марина с жадностью рассматривала проносившиеся за окнами машины улицы, бульвары и скверы, новые здания и свежевыкрашенные фасады старых. Этот город был ей незнаком, а потому почти не вызывал никаких эмоций, и от этого неожиданно стало совсем легко. Марина взяла с сиденья огромный букет желтых хризантем, привезенных Геной, и спрятала в него лицо. – Как же ты догадался? – Да много ли надо ума, – рассмеялся Гена, уверенно управляя джипом одной рукой и только чуть помогая себе протезом. – Я же помню, как Жека, бывало, по всему городу летал, скупая все хризантемы. – Было дело… – вздохнула Коваль, вспомнив огромную охапку цветов, которую Хохол привез как-то после ссоры. – Ладно, Гена, лирику оставим. Давай к делу. – Может, дома? – чуть повернулся Гена, но, наткнувшись на ее взгляд, согласился: – Что ж, давайте к делу, чего тянуть-то. В общем, Бес в куриной истерике, ему всюду черти мерещатся. Охрана с ума сходит от его придирок, гоняет их с утра до ночи, к каждой мелочи придирается – не так вышли, не так встали, не в то место машину припарковали. В общем, истерит по полной программе. – Отли-и-ично! – потянувшись, проговорила Марина. – Все идет как надо. Что Вишнев? – Он суетится много, просто уж какой-то, хоть и жирный, а верткий. Я хотел с ним поговорить, но не рискнул без вас. – Правильно. А что ты ему про меня сказал, кстати? – А я не про вас. Я про Хохла сказал – мол, Жека тебе помог когда-то, теперь ты ему помоги. Коваль хмыкнула. Идея подцепить на крючок заместителя Беса Алешу Вишнева посетила Марину в тот момент, когда она, дрейфуя в Интернете, набрела на сайт мэрии и увидела фото. Когда картинка на экране и картинка в ее голове совместились в одну, она вспомнила, где и когда видела этого полного молодого человека. Алеша Вишня был когда-то в бригаде Мишки Ворона и однажды крепко проштрафился, перевозя крупную сумму денег. Его банально ограбили какие-то гопники, а Вишня, в силу своей неспортивной комплекции, не смог ничего противопоставить. С Вороном шутки были плохи, но Вишне повезло – когда он явился с повинной, у Мишки как раз были Марина и Хохол, и именно Коваль вступилась за незадачливого курьера, почему-то пожалев его. – Ты на него глянь, Мишка! – хохотала тогда Коваль, закинув ногу на ногу и покуривая сигарету. – Ты что же – не видел, кому бабки доверяешь? – Нормальный курьер, не в первый раз! – буркнул Ворон, на лице которого читалось недовольство – выставил себя на посмешище с таким «курьером». – Как теперь бабки отбивать, у кого? Этот пентюх даже морд не запомнил! – С этим, Мишаня, давай вон Женька разберется, – небрежно кивнула Марина в сторону Хохла. – Гопота – это по его части. А парня отпусти, не место ему тут. Хохол тогда в самом деле нашел нападавших за пару дней и даже сумел выбить из них две трети похищенных денег, так как остальное они успели потратить. Вишню Ворон отпустил, и тот с облегчением «завязал». Однако Коваль придерживалась мнения, что долги, особенно те, что были опасны для жизни, нужно возвращать. Именно поэтому она и затеяла комбинацию с вовлечением в свой план Алеши Вишни. А Гена, выходит, пошел еще дальше и усовершенствовал его, скрыв имя Марины, но выдвинув в качестве главной фигуры Хохла. Так было даже лучше – официально Коваль мертва, а Хохол, хоть по московским тюремным документам и был убит в драке, но в городе об этом не знал никто – сгинул и сгинул, улетел-уехал-пропал. – Гена, а что дальше? В смысле – меня ты как думаешь отрекомендовать? – Да вы теперь хоть кем назовитесь, Марина Викторовна. Я вас вообще не узнал, – отозвался Гена. Это было правдой. Коваль вошла в зал прилета первой, огляделась и сразу увидела своего бывшего телохранителя – да и как его было не увидеть, высоченного, широкоплечего, с военной выправкой и черной перчаткой протеза на правой руке. Но он только скользнул по ней глазами и снова стал вглядываться во входящих в зал пассажиров. «Не узнал! – возликовала про себя Коваль. – Уж если Генка не узнал – то все, я гарантирована от случайных опознаний! Генка – находившийся со мной двадцать четыре часа в сутки!» Она подошла к нему сама, обойдя сзади, и, коснувшись плеча, проговорила негромко: – Ну, привет, что ли. Резко повернувшийся телохранитель онемел на пару секунд и, овладев собой, наконец выдохнул: – Марина Викторовна… Яркая блондинка с короткой стрижкой и дерзкими зелеными глазами, упакованная в короткую джинсовую юбку и шиншилловый полушубок, переминалась с ноги на ногу в высоких ботинках на толстой подошве и улыбалась. – Не пали контору, Гена. Мария Васильевна я. – Да, простите, – пробормотал вконец сбитый с толку Гена и протянул ей букет, кажется, все еще сомневаясь, она ли это. – Расслабься, Гена. Это по-прежнему я, твоя нежно и горячо обожаемая бывшая Марина Викторовна, просто немного в тюнинге, – взяв его под руку, проговорила Марина. – Неужели голос не похож? – И голос не похож, и лицо чужое. Только взгляд. – О, а вот это прокол, – сокрушенно вздохнула она. – Взгляд – это плохо, это мое фирменное. Нехорошо… будем работать. Она беззаботно рассмеялась, подталкивая Гену локтем в бок, и тот, стряхнув оцепенение, включился в игру. Они болтали о какой-то ерунде, изображая старых приятелей, и только в машине, когда Гена погрузил чемодан в багажник и уселся за руль, Коваль стала серьезной и собранной. – Надеюсь, я тебя не очень стесню? В смысле квартиры? – Ну, что вы. Две комнаты – как-нибудь поместимся. Я успел порядок навести, вчера весь день там убивался – не живу ведь дома почти, все у Орловых. – Как там мадам? – закурив, поинтересовалась Марина. Гена рассмеялся, притормаживая на светофоре: – Мадам в своем репертуаре. Бродит по дому как бледно-голубое привидение, дымит сигарами и сверлит всех взглядами. У меня, вот ей-богу, извилины шевелятся и съеживаются, – пожаловался он, вызвав у Марины новый приступ смеха. – Самое противное, что не успеваешь среагировать, и она потом твоими же мыслями тебя к стенке припирает. – Да, это мне знакомо. Только вот со мной она опасалась такое проворачивать – я ж и огорчить могла. Машина меж тем свернула в переулок и остановилась у трехэтажного дома «сталинской» постройки – именно здесь и жил Гена. Марина выбралась из машины, размяла затекшие ноги и потянулась. – Слушай, я и не знала, что еще остались такие дома. – А куда их? Вороньи слободки – тут чтобы расселить, нужно квартал построить. В каждой квартире по двадцать человек прописано, а живут от силы дед с бабкой да пара кошек. Марина огляделась. Небольшой двор, клумбы из автомобильных покрышек, в них – лед и мерзлая земля. Скамейки у всех трех подъездов, на балконах где висит белье, что странно для конца февраля, где мотается туда-сюда от ветра связанный из остатков тряпья половик. – Что – в Англии такого нет? – перехватив ее взгляд, усмехнулся Гена, закрывая багажник и беря чемодан за ручку. – Такого – нет. Там своего, знаешь ли, выше крыши. Они вошли в подъезд, поднялись на второй этаж, и Гена загремел ключами, отпирая замок неприметной серой двери, на поверку оказавшейся бронированной. – А ты, смотрю, и из квартиры бункер сделал, – хмыкнула Марина, потрогав пальцем покрытие двери. – Надо быть готовым ко всему. Да и воруют в этом районе по-черному. – Гена закрыл дверь и вопросительно посмотрел на замершую Коваль. – Вам помочь ботинки снять? – Нет, сама справлюсь. Пока телохранитель брякал чашками в кухне, она успела вынуть из чемодана полотенце, домашнее кимоно и мягкие тапки, проскользнуть в душ и постоять под теплой водой. Когда, встряхивая короткими волосами, Марина появилась на пороге кухни, стол был уже сервирован к завтраку, и она с удивлением обнаружила… полные тарелки роллов, а на полу у мусорного ведра – фирменный пакет из «Стеклянного шара». – Гена… – Так вы ведь другого-то и не едите, насколько я помню, – чуть растянул губы в улыбке телохранитель. – А «Стеклянный шар» по-прежнему лучший ресторан в городе. Коваль почувствовала, что очень хочет заплакать – защипало в носу, на глаза навернулась предательская влага. «Нет – я Наковальня, я не плачу по сентиментальным пустякам!» – Ну, хоть что-то хорошее после меня сохранилось, – бросила она хрипло. – Осталось убедиться, что шеф все так же хорош. – Тот шеф, что был при вас, уехал, там теперь новый кто-то. – Да? Жаль. – Он не захотел без вас работать, никак не смогли уговорить. Но и новый не хуже, заказов море, да и мест свободных почти не бывает, особенно в выходные. Марина взяла хаси, захватила ролл с угрем, обмакнула в соус и отправила в рот. – Знаешь, а вкус помню. В Англии иначе готовят, что ли? – удивленно вздернула она брови. – Правда, мы там в рестораны не ходим почти, все домой заказываем. Гена налил чай в маленькие японские чашечки, покрутил свою в пальцах левой руки: – Тяжело вам там?