– Ну же, приведи себя в порядок. Татис Джини скоро остынет. С Кристофом все будет хорошо, а мы позаботимся о том, чтобы наши мальчишки были там вовремя и помогли. Одно согласованное усилие всех членов Антанты, и немцы уберутся восвояси. К лету все закончится, и тогда вы Кристофом сможете пожениться и жить долго и счастливо со своими шестью детьми. И не забудь, что я – главная подружка невесты! Элла слабо улыбнулась, затем послушно распутала узел, в который она скручивала на работе заплетенную косу, чтобы волосы не мешали ей, и провела щеткой по еще влажным от дождя прядям. – Идите скорее ужинать, пока Дуги не съел ваши порции! – крикнула Джини, и обе девушки друг за дружкой спустились к ужину. * * * На следующее утро Элла, явившись, как обычно, на дежурство, прислонила свой велосипед к стене ангара и отправилась к Сэнди, чтобы получить распоряжения. Было все еще холодно, хотя Пасха уже миновала, и новорожденные ягнята паслись на тонких неуверенных ножках в поле. По крайней мере, по утрам стало немного светлее. В январе и феврале Элла ездила на велосипеде к аэродрому в кромешной тьме, и мороз при этом был таким колючим, что ее руки замерзали на руле даже в шерстяных перчатках, которые связала ей мать, а нос и щеки становились красными от холода. Однажды она так отморозила пальцы на руках и ногах, что они совсем потеряли чувствительность. Чтобы побыстрее согреться, она схватила горячую резиновую грелку, которую Джини перед сном обычно клала ей в постель, чтобы убрать влажную прохладу с простыни, при этом даже не ощутила ее температуру, и кожа покрылась волдырями. Несмотря на дополнительные одеяла, которые дала ей мама, ночами было трудно заснуть от холода. Но Элла забывала про стужу на работе, проводя ежедневные проверки самолетов, дислоцированных на базе, заправляя их и в морозные утренние часы подключая батареи для запуска двигателей «Харрикейнов». Иногда во время проверок самолетам приходилось включать двигатели, и Сэнди заставлял Эллу и другую девушку-механика ЖВВС садиться на хвостовое оперение, по одной с каждой стороны, чтобы не дать самолету взлететь. «Держитесь крепче, девочки! – кричал он, забираясь в кабину. – Если одна из вас упадет, другая пролетит над Басс-Рок[75] прежде, чем поймет, где находится!» – Доброе утро, Элла! – кивнул Сэнди, когда она вошла в ангар. – А другие девушки уже здесь? Не могла бы ты пойти и собрать их? Сегодня утром у нас важная летучка. Все было так, как он и предсказывал. По слухам, обе эскадрильи перебрасывались на авиабазы в Европе. – Так что давайте сделаем все идеально сегодня утром и хорошенько проводим ребят, а? К обеду самолеты выстроились в линию и были готовы к вылету. Заправив последнюю машину, Элла поцеловала свои пахнущие керосином пальцы и прижала их к фюзеляжу. Пилот, ждущий окончания заправки, чтобы забраться в кабину, улыбнулся ей: – А как насчет одного и для меня? Нет смысла целовать «Герти», она не может поцеловать тебя в ответ так же сладко, как я. Сэнди отрицательно покачал головой: – Извини, приятель, но этот поцелуй не для тебя. Она посылает его своему парню во Францию. Поэтому постарайся сделать все, чтобы защитить и вернуть его ей. А потом пойди и задай этим немцам за все, за всех нас. Шум двигателей расколол воздух, отражаясь от гофрированных жестяных «хижин», усилился до рева, когда самолеты начали выруливать на взлетную полосу. Элла и остальной наземный персонал махали им, и даже офицер эскадрильи Макферсон вышла, чтобы отдать честь, прежде чем повернуться и загнать своих возбужденно гомонящих «воздушниц» обратно в офис. Последний самолет поднялся в небо, пилот сделал круг над аэродромом, прежде чем набрать высоту и взять курс на юго-восток. Элла стояла и смотрела, пока последний «Харрикейн» не уменьшился до размеров крошечной игрушки и не исчез в облаках. – Береги его, – прошептала она, сжимая потрескавшиеся пальцы, словно в молитве. – Береги их всех. * * * улица Аркад, 3 Париж 10 апреля 1940 г. Дорогая Элла! Как я скучаю по тебе и тому беззаботному времени, когда мы были вместе здесь, в Париже, и на острове! Сейчас оно кажется мне очень далеким и невероятным, хотя в моем сознании воспоминания более реальны, чем кошмар, который происходит вокруг нас. Я пишу в спешке, так как у меня только один день отпуска, и я прибежал домой, чтобы попрощаться с Maman, Papa и Каролин (они все посылают тебе свою любовь). Я прошел базовую подготовку, и меня направляют на службу во 2-ю Французскую армию. Каролин продолжает работать в музее, несмотря на все потрясения, и тебе будет приятно узнать, что еще несколько «посылок», подобных той, что мы доставили вместе прошлым летом, нашли безопасных адресатов. Кажется странным, что люди среди такого хаоса все еще посещают музеи, но я полагаю, что это дает им ощущение стабильности и возможность затеряться, спрятаться в тихих галереях, среди прекрасных предметов искусства, забыть хотя бы на время о кошмарах наяву. Папа пытался уговорить маму поехать на остров Ре, где гораздо безопаснее, но она отказывается уезжать, поскольку он и Каролин должны оставаться здесь из-за работы. И к тому же она хочет быть как можно ближе ко мне, даже если этим «ближе» будет Париж. Мы все пытаемся держаться и храбримся. Но правда – в которой я могу признаться только тебе – заключается в том, что мы напуганы. Франция никогда не хотела этого, потому что воспоминания о последней мировой войне все еще свежи в памяти наших отцов. Потери тогда были огромны, и страна едва успела оправиться. Армия, которую мы сколотили, состоит из стариков и мальчишек. Но теперь у нас нет выбора. И поэтому я молюсь всем богам, чтобы они оберегали нас и чтобы я поскорее снова увидел свою семью. Я молюсь и за тебя, моя дорогая Элла. Спасибо, что прислали нам своих храбрых пилотов. Я буду смотреть в небо и знать, что ты помогаешь защитить нас. С вашей помощью и нашей решимостью линия Мажино, несомненно, будет крепко держаться, и свобода восторжествует для всех, кто пострадал от этого жестокого и безумного давления захватчиков. Je t’embrasse très fort, ma chère[76] Ella, как и Papa, Maman и Каролин. С любовью навсегда, Кристоф * * * – Все, началось. – Вики ненадолго оторвалась от своего радиоприемника, чтобы прибежать к Элле и сообщить новости. – Я только что получила сообщение из Лондона. Они отправляют наших ребят с баз на континенте. Немцы наступают на всех фронтах. Задействованы самолеты и танки. В Бельгии идут ожесточенные бои, именно там, насколько я могу судить, сосредоточены войска Германии, но и на севере Франции тоже очень неспокойно. – Ты что-нибудь слышала об Арденнах? – прерывающимся шепотом спросила Элла, у которой от ужаса перехватило дыхание. Из новостей она знала только то, что 2-я Французская армия присоединилась к другим батальонам, удерживающим линию Мажино в этом районе. – Конкретно оттуда – ничего. Лишь о Бельгии в целом на текущий момент. Извини, но мне нужно вернуться до того, как мисс Макферсон заметит мое отсутствие. Я пошлю весточку, как только мне удастся услышать что-нибудь еще. – Все будет хорошо, девчушка, – хрипло произнес Сэнди, глядя на Эллу исподлобья. Он заметил, как она побледнела во время разговора с подругой. – А теперь помоги мне починить эту опору, сможешь? В мае установилась хорошая погода, и лучи скудного шотландского солнца принесли неожиданное тепло. В траве вдоль взлетно-посадочной полосы, недалеко от стройных рядов последней эскадрильи на базе ВВС в Галфорде, виднелись пасущиеся коровы. Ветер с моря все еще был колким, но сегодня среди самолетов он ощущался мягче обычного. – Пойдем, Элла, и захвати с собой инструменты. Давай-ка снова подготовим эту старушку к полету. * * * Элла отчаянно ждала новостей, но их не было. Или, по крайней мере, ничего не было непосредственно от Кристофа. И ни слова от Каролин, ни записки, ни письма. А газеты и кинохроника изобиловали новостями. В конце концов, все произошло слишком быстро: битва за Францию длилась около шести недель, которые были наполнены паникой, хаосом и сообщениями о кровопролитных боях. Когда в последнее воскресенье мая Элла приехала навестить родителей, она застала их стоящими у радиоприемника. Король присутствовал на специальной службе в Вестминстерском аббатстве, был объявлен Национальный день молитвы за «наших солдат, находящихся в страшной опасности во Франции» – акт отчаяния, который говорил о происходящем по ту сторону Ла-Манша куда красноречивее, нежели обрывочные репортажи любого новостного бюллетеня. Потом семья Леннокс попыталась сосредоточиться на воскресной трапезе, но Элла едва могла заставить себя проглотить хоть кусочек. – В газетах пишут, что войска Антанты на севере Франции отрезаны. Танковым дивизиям удалось прорвать оборону на Сомме. Тысячи людей прижаты к Ла-Маншу, – хмуро заметил мистер Леннокс, откладывая нож и вилку и прекращая борьбу с хрящеватым куском вареной говядины на своей тарелке. – Эти несчастные души… Наверняка ведь можно сделать что-то еще, чтобы спасти их. – Мать Эллы сложила салфетку и со вздохом положила ее рядом с тарелкой. – Они делают все, что в их силах, мама. Но бои идут день и ночь, и мы потеряли так много самолетов, что трудно решить, куда послать те, что остались. Чуть позже в тот же день Элла спешила на автобус, идущий в Галфорд. Мать крепко обняла ее и протянула сверток, туго перевязанный бечевкой: – Вот, это булки к чаю[77], ты можешь угостить Вики и Джини. Старайся питаться правильно, ладно? Вам нужны силы, чтобы хорошо выполнять свою работу. Это ваш патриотический долг! Когда Элла и Вики прибыли на базу на следующее утро, офицер эскадрильи Макферсон встретила их у дверей офиса. – Наконец-то хорошие новости, девочки! – Командир просто сияла от счастья. – Вчера вечером мистер Черчилль объявил, что операция «Динамо» продолжается. Все имеющиеся корабли ВМФ да и торгового флота тоже отправлены на помощь. Началась эвакуация войск из Дюнкерка. Они привезут наших мальчишек домой. Когда в те отчаянные майские дни разнеслась весть о кораблях, отправившихся на помощь британским, французским и бельгийским войскам, Элла вспомнила о «Бижу», представляя себе похожие на нее крошечные лодки, плывущие на помощь. Она вопреки всему надеялась, что Кристоф каким-то образом добрался до Па-де-Кале. Она молилась о чуде, чувствуя себя виноватой в том, что не может быть счастлива за сотни тысяч людей, спасенных на этой неделе. Все, что ей было нужно, – это весточка о спасении одного-единственного. Но никаких новостей не поступало. А еще две недели спустя пришло известие, которое заставило ее сердце замереть: Париж пал, Франция теперь была в руках немцев. * * * – Ну же, Элла. Поехали с нами, – снова говорила Вики, собирая волосы перед зеркалом в их спальне. – Ты можешь не танцевать, если не хочешь, хотя, видит бог, в очереди к тебе стоит больше пилотов, чем к любой из нас. Просто повеселись всего один вечер в компании своих ровесников, вместо того чтобы сидеть здесь с Джини и Дуги, слушать новости и переживать. – Вики села на кровать рядом с Эллой, погладила ее непослушные кудри. – Послушай, я знаю, как тяжело быть в разлуке с Кристофом и как сильно ты скучаешь по нему. Но он не ждет, что ты будешь сидеть дома и хоронить себя заживо. В конце концов, это твой патриотический долг – поддерживать дух наших ребят, вот как я на это смотрю. Давай, приходи на танцы. Тебе понравится. И видит бог, иногда тебе следует немного развлечься. – Извини, Вики, я просто не могу. – Что ж, вы очень разочаровали меня, мисс Леннокс, – умело подражала Вики жестким интонациям офицера эскадрильи Макферсон. – Я надеялась, что мои девчата покажут немного больше боевого духа. – Мой боевой дух сейчас полностью сосредоточен исключительно на работе, – вздохнула Элла. – Знаю, что говорю немного пафосно. Я просто чувствую себя такой опустошенной… Когда я была во Франции, мне увиделся проблеск того, какой на самом деле могла бы стать моя жизнь. Столько надежд… казалось, все только начинается… А теперь война захлопнула дверь у меня перед самым носом. Я понимаю, что это звучит крайне эгоистично, когда другие люди так страдают. Но я ужасно боюсь, что, когда этот кошмар закончится, все исчезнет. И даже представить себе не могу, на что будет похожа моя жизнь, если я не смогу вернуться к Кристофу. Вики похлопала ее по руке.