Сергей Иванович, как казалось, очень устал от жизни. Он неоправданно мало ел и невероятно много пил. Но на работу к семи утра приходил по-военному четко и без какого-либо намека на перегар. Всегда выглядел свежим, даже несмотря на внешность, на коей годы оставили заметный отпечаток. После того как Сергей Иванович несколько раз вечером застал меня моющимся в тазике за раздевалкой, однажды пригласил к себе домой. Зиму и весну я прожил у него – и со второго раза поступил в университет. Сразу после этого Сергей Иванович умер. Он как знал – за несколько дней до смерти у нас было несколько разговоров, за которые он произнес слов больше, чем за предыдущие полгода. И, как оказалось после похорон, свою трехкомнатную квартиру переписал на меня. Кроме того, за неделю до смерти через одного из многочисленных знакомых он помог мне устроиться на интересную работу в дизайн-студию. Хорошая зарплата, удобный гибкий график – все, что нужно для души. В моей поселковой школе был мощный компьютер, купленный каким-то чудом по программе министерства образования. К нему – после того как я решил продолжить обучение в десятом классе – по распоряжению директора пускали лишь меня, других учеников и даже педагогов только под присмотром. Мне же с самого детства нравилось работать с графическими редакторами, которые я с появлением в школе мощной машины покупал со значительной скидкой на торрентах. И это мое увлечение уже в Красноярске на новой работе начало приносить очень неплохие деньги. Это все к чему: мне был знаком шрифт надписи! На одном из мероприятий студенческого научного форума я видел его в описании инновационного проекта… Под ногу, возвращая в реальность, попалось гнилое яблоко. Ступня проскользнула, и я взмахнул руками, удерживая равновесие, – надпись, стоило лишь отвести от нее глаза, исчезла. Наткнувшись на плечо собрата по несчастью, купленного Джонсом вместе со мной варвара, я вздрогнул, ожидая реакции конвоиров. Но те даже не обратили внимания – продолжали двигаться через толпу. Раб, которого я толкнул, неожиданно едва приметно поклонился. – Молодой господин, – произнес он извиняющимся тоном. Я же раб. Почему «господин»? И еще я аркадианец. Почему стою три миллиона, в то время как стоимость обычного раба триста сестерциев? Я умер, мне же в голову выстрелили. Но почему я жив? И как мне найти Катю? Стоило задуматься, как навалилось невероятное количество вопросов, на которые пока не было ответов. Стараясь отвлечься, я принялся рассматривать своего спутника. Высокий, едва ли не на две головы выше меня, свалявшаяся от грязи рыжая борода лопатой. Грубое, но откровенно бесхитростное и простоватое лицо, волосы заплетены в две косы. Торс его был хаотично исполосован множеством шрамов – самых разных: следы от рваных, резаных и колющих ран. Легионер? Гладиатор? Или разбойник с большой дороги? – Как тебя зовут? – поинтересовался я негромко. – Кельтилл из Агединкума, молодой господин. – Почему ты называешь меня господином? Вопрос поставил собрата-невольника в тупик. Он даже столкнулся плечом со встречным прохожим в яркой тунике – пошатнувшимся и обрушившим нам вслед поток брани. – Потому что ты аркадианец, господин, – выдал наконец Кельтилл как само собой разумеющееся. Информативный и познавательный для меня ответ. Через некоторое время городской пейзаж изменился – улицы раздались вширь, толпа поредела. Праздно шатающиеся граждане и спешащие рабы исчезли, над головой зазеленели кроны деревьев, высаженных по обочинам мощеной мостовой, теперь круто поднимающейся по склону холма. Мы двигались уже по элитному району, проходя мимо глухих заборов с небольшими воротами типичных для римской эпохи городских особняков. Мой новый владелец Джонс явно не принадлежал к верхним слоям местной элиты, подумал я, когда мы остановились у одних из ворот. Мы были у подножия холма, а самые дорогие и роскошные особняки располагались дальше и выше по улице. Тот, в который вошли мы, откровенно говоря, не поражал убранством. Миновав небольшой вестибюль под тяжелым взглядом вооруженного коротким мечом охранника, мы оказались в атриуме – большом и самом главном помещении особняка. В центре находился неглубокий имплювий – бассейн для сбора дождевой воды глубиной едва по колено, с плававшими в нем лепестками цветов. По краям его возвышались четыре изукрашенные колонны, подпирая световой колодец направленных внутрь скатов крыши. Вдоль стен стояли красивые – далеко за гранью легкой эротики – статуи как одиноких девушек и юношей, так и сплетенных в экстазе пар любовников. Не всегда разнополых. В одном из помещений – столовой, или триклинии – суетились служанки. Они накрывали, готовя к трапезе низкие, типично римские столы, за которые никак нельзя было присесть, только возлечь рядом. Напротив входа в вестибюль виднелась арка, ведущая в перистиль – опоясанный крытой колоннадой открытый сад. Откуда нам навстречу уже спешил краснолицый управляющий в повседневной тоге из тяжелой шерсти. Он резко вскрикнул, и слуги быстро повели Кельтилла мимо бассейна дальше, в сад-перистиль. Накрывавшие на столы рабыни бросили свое занятие и выбежали в атриум. Невысокие и стройные девушки, обе с огненно-рыжими волосами. Из одежды на них были лишь подвязанные на талии небольшие туники, больше подчеркивающие, чем прикрывающие наготу. Несколько фраз на латинском, и, приняв из рук надсмотрщика поводок веревки, рабыни – обе как по команде опустив глаза – повели меня следом за Кельтилем. Вот только его конвоиры увели в сад, где в глубине особняка располагались помещения для рабов и коптила кухня, а меня девушки потянули за собой в термы – небольшую баню по типу турецкой сауны. История античности – мое второе по значимости увлечение после дизайна. Кто мог знать, что я изучал обычаи Эллады и Древнего Рима для того, чтобы свободно ориентироваться в доме купившего меня патриция? Усадив меня на лавку, девушки аккуратно сняли ошейник. Потом – я даже не особо сопротивлялся – рыжеволосые рабыни развязали мою набедренную повязку; усталость давала о себе знать, и меня понемногу окутывало мутью тупого равнодушия. В термах был небольшой ступенчатый бассейн, но рабыни повели меня к деревянному корыту. Не скрывая блаженного вздоха, я опустился в горячую воду и закрыл глаза, пока заботливые руки смывали с меня дорожную пыль вместе с усталостью. Вскоре одна из рабынь принялась расчесывать мне волосы – непривычно длинные, едва ли не до плеч. В той жизни я всегда стригся очень коротко, и хотелось бы сейчас тоже… Словно исполняя желание, появился цирюльник – и вскоре мои состриженные длинные локоны уже лежали на полу. Когда молчаливый толстяк вышел, я на некоторое время погрузился в сладкую расслабленную дрему, но вдруг распахнул глаза – умелые руки одной из рабынь неожиданно принялись ласкать меня ниже пояса. Столкнувшись со мной взглядом, девушка смущенно улыбнулась и, заметив непроизвольную реакцию моего организма, опустила голову вниз, демонстрируя готовность к началу активных действий. В ее зеленых глазах, несмотря на покорность и несмелую улыбку, явно читался затаенный страх. Аккуратно отстранив ее руки, я поднялся, расплескав воду. Испуг в глазах рыжеволосой рабыни стал более явным, но я криво, с усилием улыбнулся и подмигнул ей, успокаивающе потрепав по щеке. Испуг в ее взоре сменился облегчением, и рабыня опустила голову. Рядом появилась вторая – она принялась ладонями сгонять с моей кожи воду, другая уже легко обтирала меня тканью. После был массаж, во время которого я неожиданно для самого себя отключился, как выключателем щелкнули. – Господин… господин, просыпайся… – шепчущие губы касались моего уха, волосы щекотали шею. Открыв глаза, я спрыгнул с кровати, напугав разбудившую меня рабыню. – Господин, вас ждут, – негромко проговорила девушка, торопливо надевая на меня белоснежную набедренную повязку. Едва закончив, она выбежала из помещения. Глянув ей вслед, понял, что наступил вечер – дневного света больше не было, а тьму разгоняли многочисленные факелы. Чувствуя себя невероятно бодро и свежо, я последовал за рабыней. Силы вернулись, а значит, можно сосредоточиться на том, чтобы собрать как можно больше информации, ведь надо узнать, где держат Катю, и… хлесткая неожиданная оплеуха, полученная от управляющего, отбросила меня назад. Ударившись затылком о стену, я вскинулся было, но тут двое слуг схватили мои руки на излом, заставив согнуться в три погибели. От невыносимой боли я заорал и попытался вырваться, но слуги держали крепко, не обращая внимания на крики. – Если я даю указания, они выполняются бегом, – мерзким голосом прошипел мне на ухо управляющий. – Ты понял? Изо рта у него несло чесноком. – Да! Да!!! – закричал я – державшие меня слуги усилили нажим. – Вот и хорошо, – выпрямился управляющий. Разогнулись и держащие меня слуги. Один я едва не рухнул на мраморную мозаику пола. – Тебя ожидает господин, – управляющий, даже не глянув на меня, развернулся и пошагал к атриуму. Под пристальным взглядом крепких слуг я поспешил следом, морщась от отголосков терзавшей только что невыносимой боли. В триклинии за накрытым столом возлежал Квинт Осторий Джонс. Когда я вошел, замерев на пороге, он держал в одной руке кубок, в другой ветку винограда. Глянув на меня мельком и оборвав ртом несколько ягод, он бросил виноград на пол и опрокинул кубок, допивая вино. Несколько капель пролилось, оставляя темные разводы на ярко-синей тунике. За спиной хозяина засуетилась служанка, вновь наполняя бокал. Джонс не обратил на это внимания, повернувшись к гостям. Рядом с ним возлежал пожилой патриций, неуловимо похожий на владельца особняка – его широкие атлетические плечи дополнял бесформенный офисный живот, видный под туникой, породистое лицо портила кожа в красных прожилках и набрякшие щеки. Но самой примечательной здесь была матрона – ближе скорее к сорока, чем к тридцати, с вытянутым лошадиным лицом. При моем появлении она поднялась, и я с удивлением увидел, как распахнулась на ней шелковая накидка, под которой, кроме богатого ожерелья, больше ничего не было. С заинтересованным взглядом дама подошла ко мне, даже не озаботившись запахнуться. За собой она явно не следила, причем совершенно не стеснялась своей немодельной внешности – обвисшая грудь грустно болталась двумя лопухами, обрюзгший живот лоснился складками, под которыми колосились непривычно густые заросли на лобке – я таких даже на картинках не видел, подобное вышло из моды лет тридцать назад вроде. – Джонс, неужто аркадианец? – обернулась матрона к владельцу особняка. Тот лишь гортанно хмыкнул, пытаясь прожевать оторванный от бараньей ноги кусок. Говорила она по-английски. И только сейчас я задумался над тем, что служанки и управляющий общались по-русски. Как так? – И во сколько он тебе обошелся? – поинтересовалась дама, оглядывая меня со всех сторон, заставив развернуться. Она словно приценивалась, осматривая меня как ездовую лошадь, дожидаясь ответа жующего Джонса. – М-м-м, а тут что? – приподняла она набедренную повязку и тут же присела, рассматривая поближе. Чувствуя касания требовательно теребивших меня рук, я стоял ни жив ни мертв. Надо было что-то делать, ведь как это, так же нельзя! Чуть позади меня стояли двое крепких слуг и где-то был управляющий – если резко брошусь к выходу, может, и смогу прорваться. А если нет? А закрыта ли входная дверь? Там ли вооруженный мечом привратник? – Дашь мне его попробовать? – поинтересовалась дама, глянув на Джонса – тот только кивнул, перемалывая челюстями мясо. – У кого ты его купил? – поднялась на ноги матрона. Ее ладонь осталась под моей набедренной повязкой, сама она стояла почти вплотную. – У Павла из Лаэрты, – с трудом проглотив, ответил Джонс. – Черт меня дери! – воскликнула матрона в таком удивлении, что даже ее пальцы под повязкой замерли. – Это русский, что ли? – Типа того, – закивал довольный Джонс. – Как достали эти русские! – воскликнул до сих пор безмолвный третий участник застолья. – В Империи их скоро будет больше, чем в Лондоне! Третий присутствующий даже привстал, когда говорил. Только сейчас я заметил, что одной рукой он сжимает рыжую шевелюру рабыни, голова которой ритмично двигалась у него между ног. Джонс и матрона на его реплику дружно засмеялись. – Я не шучу! – возмутился гость. – Вот зачем они сюда лезут? Им Византии мало? – Питер, Константин родится только через два века, пока это наша земля, – хохотнул Джонс, бросая баранью кость под стол. – А Константинополь не был и не будет русским! – не унимался гость. – We’ve fought the Bear before, and while we’re Britons true, the Russians shall not have Constantinople, – со смехом пропел Джонс. – Эй, а ты сечешь по-английски? – спросила меня матрона, ласково потрепав по щеке. Сложный вопрос. А вот еще один – если сейчас сбросить ее руку и рвануть через атриум? Или дождаться, пока рядом окажется что-нибудь тяжелое, чтобы иметь в наличии аргументы для разговора с охранником? – У-у-у, какой сладенький, – чмокнула дама губами рядом с моим лицом. – Пойдем, – проворковала она и только повернулась к пиршественным столам, как вдруг из ее горла с противным звуком, от которого у меня подогнулись колени и возникла слабость в ногах, показался окровавленный клинок. Оттолкнув меня, в триклиний влетели несколько стремительных фигур. Джонс вскочил, неожиданно проворно метнувшись к стойке с оружием у стены, но брошенный короткий меч воткнулся ему в бок, с силой отбросив в сторону. Один из забежавших в комнату прыжком преодолел разделяющее их расстояние и воткнул в рот Джонсу меч, кроша зубы, – я даже услышал, как заскрежетало о камень стены вышедшее из затылка острие. Питер оторопело наблюдал за происходящим, машинально продолжая держать руку на голове ритмично двигающейся рабыни. Один из нападавших прыжком вскочил на стол, разбрасывая блюда с угощениями, и воткнул в грудь раздражительному гостю короткое копье. Прилежно работающая над господским удовлетворением рабыня почувствовала что-то неладное, отстранилась и пронзительно завизжала, когда на нее хлынуло кровью из широкой раны – убийца уже выдернул оружие. И острие его широкого, иззубренного лезвия тут же оказалось у шеи моментально замолчавшей рабыни. Матрона между тем, пошатываясь, обессилившими, скрюченными в судороге пальцами пыталась схватиться за клинок. Из её горла вместе с пузырями крови вырвались хриплые свистящие звуки, но силы покидали тело. В какой-то миг неуловимо обмякнув, дама рухнула на пол – только заскрежетал об пол меч, заставив голову жертвы развернуться под немыслимым углом. В наступивший тишине, нарушаемой лишь мелко подрагивающими в судорогах ногами матроны, едва царапающими пол, позади меня раздались мягкие шаги. Я стоял, в испуге опустив глаза, и первое, что увидел, были элегантные сапоги на небольших каблуках с высокой шнуровкой, поднимающейся к коленям. Дальше привлекательные ноги плотно обнимали кожаные штаны, тонкую талию стягивал широкий пояс, а кожаная куртка, казалось, вот-вот рванется в стороны, открывая путь на свободу зажатой в неволе груди. Откинув полы плаща, незнакомка наклонилась. Взявшись за рукоять меча, торчавшего из шеи матроны, рванула его, выдергивая, – я вновь поморщился от резкого звука взрезаемой плоти. Матрона булькнула в последний раз и затихла – под ней начало расползаться густое кровавое пятно. – Возьмешь? – посмотрели на меня уже виденные ранее огромные голубые глаза. Знакомая незнакомка протягивала мне меч рукояткой вперед, держась за окровавленный клинок. Изящные кисти рук ее были в черных перчатках до локтя. – Возьму, – кивнул я, принимая меч. – Будешь меня защищать? – спросила голубоглазая принцесса. – Буду. – Обещаешь? – Обещаю. Я смотрел ей прямо в глаза, и появившаяся надпись оказалась на периферии зрения. Даже не успел прочитать, что там написано, – почти сразу обернулся на прозвучавший в стороне вопрос. – Ваше высочество? Забираем? – поинтересовался один из убийц. Угадал, надо же. Настоящая принцесса – раз обращение «ваше высочество». Вот только откуда оно в античном мире? Загадочный ассасин в черном стоял над трупом Джонса и держал в руках небольшую кожаную сумку с ремнем. Второй воин, убивший Питера, как раз сейчас поднял с его трупа вторую, похожую. Острие его иззубренного копья по-прежнему упиралось в шею рыжеволосой рабыне – из-под него уже появилась маленькая капелька крови. – Забираем, – кивнула прекрасная незнакомка и повернулась ко мне: – Кто молодец? – А… – непонимающе протянул я. Ей невероятно хотелось похвастаться – увидев в ее глазах совсем детское торжество, понял я.