P. S. Должна сказать, что с того вечера я внимательно следила за Филлис, но, похоже, больше таким (или каким-либо ещё) странным образом она дом не покидала. Сказать по правде, никто с тех пор не вёл себя странно (по крайней мере, не более странно, чем обычно). Даже Гарри сравнительно поутих. Сегодня вечером мы все собрались в гостиной и слушали, как папа читает последнюю главу своего эпического романа. Интересно, что сказало бы его начальство в департаменте, узнай они о его литературных амбициях? Есть у меня подозрение, что иногда он пишет роман даже у себя в кабинете, хотя должен заниматься тем, чем обычно занимаются в течение дня государственные служащие (я, правда, не очень понимаю, чем именно). — Если бы только я раньше отыскал своё призвание, — заявил он сегодня, — то зарабатывал бы себе на корку хлеба пером, а не стал бы обычным винтиком правительственной машины (это у папы такое цветистое выражение, означающее «государственный служащий»). Честно говоря, я подумываю однажды всё-таки написать мистеру Рэдли заявление об отставке и посвятить себя искусству (мистер Рэдли — это постоянный секретарь его департамента). — Не думаю, что это хорошая идея, — вмешалась Джулия, которая искренне заволновалась, хотя остальные-то понимали, что папа шутит (по крайней мере отчасти). — Я тоже, — подхватила я, — тем более что достаточно большой корки этим не заработать. Норин дядя Джеймс — писатель, но видел бы ты его костюмы: сплошные заплатки. Это, конечно, некоторое преувеличение, хотя и не слишком большое. Норин дядя Джеймс ужасно милый, но дела его идут не очень (а костюмы и впрямь выглядят поношенными: манжеты так и вовсе протёрты до дыр). Впрочем, по-моему, он журналист, а не знаменитый писатель, каким хочет быть папа. — О, не волнуйся, — сказал папа. — Я по-прежнему буду тянуть эту правительственную лямку и содержать вас всех с тем шиком, к какому вы, судя по всему, привыкли. А теперь кто хочет услышать десятую главу? И хотя все мы, как обычно, застонали, сделав вид, что вообще не желаем ничего слышать, на самом деле мы этого очень даже хотели, потому что папин роман действительно весьма неплох. Честно говоря, он так хорош, что иногда я даже задаюсь вопросом: может быть, папа и впрямь СМОГ бы заработать пером на корочку хлеба весьма приличных размеров? Главный герой там — молодой человек, которого ложно обвиняют в краже драгоценностей (папа говорит, что на это его вдохновил «Лунный камень»[7] Уилки Коллинза, который тоже очень хорош и тоже рассказывает об украденных драгоценностях). Молодой человек из папиного романа (его зовут Питер Фицджеральд) вынужден пуститься в бега, и теперь его преследуют как силы правопорядка, так и банда воров, которые убеждены, что драгоценности у него при себе (что, конечно, неправда, поскольку он их даже не крал). Мы как раз дошли до того, что Питер Фицджеральд скрывается в домике некой таинственной старушки. Гарри считает, что она выдаст его банде, «поскольку у женщин нет чувства чести», но я с ним категорически не согласна. А папа, конечно, ничего не рассказывает: говорит, нам придётся подождать и услышать всё самим. Интересно, догадывается ли он, что в его собственном доме с его старшей дочерью происходит нечто загадочное? 19 апреля 1912 г. Дорогая Фрэнсис, спасибо тебе за письмо. Какое облегчение узнать, что учителя не читают вашей корреспонденции! Хотя Нора сказала, что, наверное, мне следовало бы это проверить до того, как что-нибудь тебе отправлять. Вроде бы в большинстве школ письма всё-таки читают, что, мне кажется, совершенно незаконно. Но Нора говорит, что в школе подобные законы ничего не значат, — по-моему, это ужасно несправедливо. А ещё твои чудесные учителя везут тебя в Стратфорд![8] Просто потрясающе! Раньше я считала Шекспира ужасно скучным, но в этом году мы как раз читали «Ромео и Джульетту», и оказалось, что он очень неплох, честно-честно. «Как вам это понравится»[9] вообще прекрасна, так что, думаю, увидев её в шекспировском родном краю (если можно так сказать), ты ощутишь прилив вдохновения и всё-таки начнёшь писать пьесу для театрального кружка. А написать её, я абсолютно согласна, тебе стоит. Но не расстраивайся, если одноклассницы решат по ставить что-нибудь испытанное, проверенное временем (то есть старое): в своём отечестве, как иногда говорит нам на уроках английского профессор Шилдс, пророка нет. Да, если тебе интересно, Филлис теперь ведёт себя ещё более загадочно. Честно говоря, я считала, что капуста на шляпе и вылезание из окна уже сами по себе выглядят странными, но теперь она ещё и получает таинственные посылки! Представь, иду я вчера из школы по Драмкондра-роуд и вдруг замечаю чуть впереди Филлис с какой-то незнакомой женщиной в тёмно-зелёном пальто, судя по всему, увлечённых беседой. И когда они дошли до угла Клонлифф-роуд, та женщина передала Филлис какой-то свёрток. Я не смогла разглядеть, что это, но свёрток был не слишком большим, и Филлис тотчас же сунула его в свою сумочку. Потом таинственная женщина пересекла улицу и удалилась по Клонлифф-роуд, а Филлис пошла в сторону нашего дома. Однако я успела перехватить сестру ещё до того, как она туда добралась, и Филлис аж подпрыгнула, когда я похлопала её по плечу. — Это всего лишь я. А ты кого ждала? Полисмена? Но напрасно я надеялась, что она, побледнев от чувства вины, сразу раскроет мне все свои страшные тайны, — она выглядела скорее раздражённой. — Не говори ерунды. Я просто не ожидала, что кто-то подкрадётся ко мне со спины, вот и всё. — И где же ты была? — поинтересовалась я. — С Кэтлин, — быстро ответила Филлис. — Мы ходили в одну чайную в центре. — А мне показалось, ты с кем-то разговаривала. Какая-то незнакомка в зелёном пальто. Вот тут Филлис действительно побледнела. По край ней мере, стала чуть бледнее обычного. Но только на секунду. — О, я наткнулась на одну из подруг Кэтлин, и та передала мне книгу, которую пообещала ей одолжить. Сама она зайти не может: не хочет подхватить грипп. Сестра Кэтлин как раз с ним слегла. Похоже, их семья чересчур восприимчива к микробам. Ну, я, конечно, в жизни бы не доказала, что это неправда: может, та женщина в пальто и в самом деле подруга Кэтлин, ужасно боящаяся микробов, может, внутри свёртка и впрямь была всего лишь книга (хотя выглядело не особенно похоже), однако я абсолютно точно знала, что Филлис соврала. Но ей говорить ничего не стала. Зато сегодня в школе я рассказала об этом Норе, и она (хотя склонности к фантазиям у неё нет) была вынуждена признать, что всё это довольно подозрительно: — Может, она действительно стала революционеркой? Но я сказала, что не думаю, будто у Филлис вообще есть политические взгляды. — Она о таких вещах никогда даже не упоминала. — При тебе, — возразила Нора. — Но это не значит, что у неё их нет. Может, она решила, что ты всё равно не поймёшь. И, вероятно, была права. Я, разумеется, почувствовала себя несколько оскорблённой: как она могла подумать, что я не из тех сестёр, которым революционерки могут доверять? — Уж я бы, конечно, маме с папой ничего не сказала. Ну, скорее всего. Если бы только не решила, что она затевает что-то опасное. — Вот видишь. — В нашей семье вообще в политике не разбираются. Не то что твоя тётя. Родители, как и все вокруг, за старый добрый гомруль. — Это ещё ничего не значит, — настаивала Нора. — Людям не обязательно придерживаться тех же политических взглядов, что и их родители. Иначе в мире вообще ничего не изменится. Нора, конечно, иногда любит строить из себя всезнайку, но это она очень точно подметила. Что, впрочем, ещё не означает, будто Филлис и в самом деле решила затеять революцию. Просто теперь я буду за ней наблюдать. — Ты имеешь в виду шпионить, — кивнула Нора. Прозвучало грубо, но что тут поделаешь: особой разницы между наблюдением за Филлис и слежкой я не вижу. Хотя, как я сказала Норе: «Ничего по-настоящему подлого и бесчестного, вроде как читать её письма или что-нибудь в том же духе, я делать не собираюсь. Просто буду и дальше отмечать всё более-менее загадочное в её поведении». Так я и собираюсь поступить. Ты ведь не думаешь, что она могла вляпаться в историю с кражей драгоценностей, как Питер Фицджеральд? Всё бы разом и объяснилось. Хотя, конечно, это кажется даже менее вероятным, чем её революционная деятельность. Правда ужасно то, что случилось с «Титаником»[10]? Джулия прочитала пару газетных репортажей, и ей потом снились кошмары. По правде сказать, я и сама не могу перестать об этом думать. Вот ведь бедняги! Мы все молились за них. Говорят, тётя одной девочки из старшего класса плыла на том корабле, но они получили телеграмму, что ей удалось спастись. Вы молодцы, что выиграли хоккейный матч. Поскольку моя школа находится прямо в центре города (ну, от Эклс-стрит до Сэквилл-стрит можно дойти минут за пятнадцать), территория у нас не такая большая, как в вашей английской глуши, но тоже есть свой теннисный корт и хоккейная команда (старшие девочки подумывают собрать ещё команду по хёрлингу[11], это что-то вроде хоккея, но дальше разговоров дело пока не пошло). К счастью, играть в хоккей нас не заставляют — как ты знаешь, мне такое не по душе. Зато два раза в неделю гоняют на гимнастику и танцы, а с гимнастикой, которая в целом сводится к нескольким глупым упражнениям, у меня просто катастрофа (хотя в танцах я весьма хороша, что даже Нора признаёт). Может, после окончания школы мне стать профессиональной танцовщицей? Стоит заявить, что собираюсь, — хотя бы ради того, чтобы увидеть лицо тёти Джозефины… Пиши скорее! С наилучшими пожеланиями, Молли P. S. Мама вечно твердит мне, что не надо оставлять письма в ящике стола, потому что они могут пролежать там целую вечность, пока я их отправлю. Но в этот раз моя дурная привычка оказалась даже к лучшему: вчера вечером я сделала потрясающее открытие и, к счастью, ещё не запечатала это письмо в конверт, так что теперь могу добавить постскриптум и всё тебе рассказать. Во-первых, увидев у Филлис тот свёрток, я сразу поняла, что это не книга, и оказалась права. Во всяком случае, не только книга — хотя книга там тоже могла быть. Но по большей части это оказались листовки. И теперь я это точно знаю, потому что своими глазами видела, как Филлис отдала их Мэгги. Я сидела в столовой, корпела над алгеброй и была настолько поглощена иксами и игреками, что даже голова разболелась, поэтому пошла на кухню за стаканом воды. Дверь на кухню оказалась приоткрыта, и когда я спустилась по лестнице, то услышала, как Филлис о чём-то говорит с Мэгги. И вот, уже второй раз всего за пару недель, я притаилась за дверью и тихонько заглянула внутрь. Мэгги помешивала что-то на плите, а Филлис прислонилась к стене между ней и большим посудным шкафом. И в руках у неё был знакомый свёрток — тот самый, что всего несколько часов назад дала ей таинственная женщина. — Не стоило приносить их сюда, — ворчала Мэгги. — Говорила я тебе, хватит уже обсуждать дома такие вещи. — О, не волнуйся, Мэгги, мама никогда ничего не замечает, — ответила Филлис, но запнулась. — А вот Молли видела, как миссис Даффи передала мне свёрток. Мэгги резко обернулась. — Поосторожней с этим, Филлис! — воскликнула она. — Если твоя мать узнает, я могу потерять место, а ты останешься без университета. И с делом тоже можешь попрощаться. Стоит кому-нибудь что-нибудь заподозрить, тебя закупорят подальше отсюда в компании одной из этих твоих тёток, и к митингам ты тогда даже на пушечный выстрел не подойдёшь. — Молли никому не скажет, — уверенно заявила Филлис. — Она хороший ребёнок и вовсе не ябеда. Кроме того, я её заверила, что это книга для Кэтлин. Должна сказать, после таких слов я почувствовала себя низкой, подлой шпионкой. Филлис меня хвалила (в лицо она, конечно, ничего столь же милого мне никогда не говорила), а я подслушивала под дверью! Но при этом заставить себя уйти я не могла. — И всё равно, ты почти попалась, — буркнула Мэгги и, вздохнув, добавила: — Как они хоть выглядят? Филлис отогнула край свёртка и достала какие-то листовки. — Вот, сама погляди. Мэгги взяла одну, но она стояла ко мне спиной, и я не смогла понять, что там написано. Хотя ей, похоже, понравилось. — Ну, должна признать, отличная работа, — кивнула она. — Но, как я уже сказала, пора перестать обсуждать это дома. В любой момент может кто-нибудь войти. И, взяв у Филлис свёрток, она положила его в ящик шкафа. И повернулась к двери. Я тотчас же отскочила назад, а потом, очень громко топая, практически печатая шаг, двинулась в их сторону и распахнула дверь. — Привет! Мэгги, а можно мне стакан воды? Я боялась, что голос прозвучит слишком бодро, но Мэгги с Филлис, казалось, были так потрясены моим появлением, что вряд ли заметили, насколько я сама нервничаю. — Конечно, можно, — ответила Мэгги и полезла в буфет за стаканом. — Я пойду к себе, — пробормотала Филлис. — Нужно столько писем написать… — и, даже не кивнув, вышла из комнаты. Я ещё некоторое время пробыла на кухне, беседуя с Мэгги и уплетая вкуснейшее печенье, которое она приготовила с утра. Но всё то время, пока Мэгги рас спрашивала меня о школе, а я рассказывала ей о Грейс Молиньё и о том, как безобразно та вела себя по отношению к нам с Норой на занятиях гимнастикой и танцами (жаловалась мисс Норен, будто мы больше болтаем, чем взмахиваем руками, отлынивая от столь полезных для здоровья упражнений), я могла думать лишь о свёртке с листовками, лежащем совсем близко, в ящике шкафа. И хотя я знала, что так делают только подлые шпионки, но всё равно поклялась себе, что чуть позже, когда все лягут спать, обязательно на них взгляну.