— Бабушка, — попросил я, — расскажи мне какую-нибудь историю: что-нибудь из далекого прошлого твоего племени. — Хай! — воскликнула Женщина Кроу, — вы только послушайте его. Вечно он требует истории. Чтобы удовлетворить его, нам скоро придется их выдумывать, потому что почти все, что мы знаем, он уже слышал. — И подумай, какой эгоист, — сказала Нэтаки, поглядывая на меня с шутливым негодованием, — все наши истории он выслушивает, а нам своих не рассказывает. Я был вынужден признать, что моя маленькая жена права, и обещал впоследствии рассказать несколько историй. Старая миссис Ягода, подумав немного, начала историю Бессердечной. «Случилось это еще в те времена, когда моего деда не было на свете, да, задолго до него, потому что он говорил нам, что старики, от которых он слышал эту историю, рассказывали, что сами слышали ее от своих дедов. История эта поэтому, несомненно, очень древняя. Дело было весной. Народ, рассыпавшись по прерии, был занят выкапыванием белого корня note 40, как вдруг налетела страшная гроза. До дома было далеко, поэтому занимавшиеся сбором корня, зная, что все равно вымокнут — побегут ли домой или останутся на месте, — просто сели, где стояли, покрылись своими плащами и стали ждать, пока пройдет гроза. Члены одной семьи случайно все оказались близко друг от друга, когда начался дождь, и все сбились в кучу. — Какой холодный дождь, — сказала мать, — я вся дрожу. — Да, — сказал отец, — холодно. Сядьте-ка все потеснее вместе. Так они сидели, и вдруг над ними раздался удар грома, н среди них упала шаровая молния. С громким шумом она разорвалась и бросила их всех плашмя бесчувственных наземь. Они лежали — отец, мать, два сына и дочь, никто не смел прийти им на помощь, боясь, что разгневанный бог поразит и подошедших. Но когда гроза прошла, народ сбежался, чтобы помочь, чем можно, пораженным молнией. Сначала думали, что они все мертвы. Действительно, четверо были убиты, но пятая, дочь, еще дышала. Немного спустя, она села и, увидев, что случилось со всеми остальными, начала так горько плакать, что бывшие рядом женщины заплакали вместе с ней, хотя никто из них не был ей родственницей. Отец был с детства сиротой, мать тоже, и теперь бедная девушка стала одинокой. Во всем лагере у нее не было ни одного родственника. Мертвых похоронили добрые друзья, и многие из них звали девушку пойти жить к ним, но она отвечала всем отказом. — Ты должна пойти к кому-нибудь жить, — сказал ей вождь. — Никто не слыхал, чтобы молодая женщина жила самостоятельно. Ты не можешь жить одна. Где ты будешь добывать себе пищу? И подумай, что скажут люди, если этим займешься. О тебе скоро начнут говорить дурно. — Если обо мне будут дурно говорить, то с этим я ничего не могу поделать, — сказала девушка, — они будут вынуждены со временем отказаться от своих дурных речей. Я решила так поступить и сумею не голодать. Девушка продолжала жить в палатке родителей, одна в обществе своих собак. Женщины лагеря часто навещали ее, давали ей мясо и другую пищу. Но ни один мужчина, ни молодой, ни старый — никогда не входил в ее палатку и не садился у ее очага. Один или два попробовали прийти в только но одному разу, так как она прямо сказала им, что не нуждается в обществе мужчин. Поэтому юноши смотрели на нее издали и молили богов смягчить ее сердце. Она была красивая молодая женщина, старательная и неутомимая труженица. Не удивительно, что мужчины влюблялись в нее, и не удивительно, что они прозвали ее Бессердечной. Один молодой человек, Высокий Вапити, сын главного вождя, полюбил эту одинокую девушку так сильно, что почти помешался от страданий и тоски по ней. Он ни разу с ней не говорил, так как хорошо знал, что получит такой же ответ, какой она давала другим. Но он не мог удержаться от того, чтобы не ходить изо дня в день туда, где она всегда могла его видеть. Если она работала на своем клочке земли, засаженном бобами и маисом, то он сидел поблизости на краю речного берега. Если она уходила в лес за дровами, он шел гулять в эту сторону и часто встречался с ней на тропе, но она всегда проходила мимо, опустив глаза, как будто не видит его. Часто по ночам, когда весь лагерь уже крепко спал, Высокий Вапити выходил крадучись из отцовской палатки, брал кожаное ведро, раз за разом наполнял его водой из реки и поливал все грядки на огороде Бессердечной. Рискуя жизнью, он один уходил охотиться в прерии, где постоянно бродили сиу. Утром, когда Бессердечная, проснувшись, выходила из палатки, она находила висящие в темном проходе лучшие части туши и шкуру бизона или оленя. Народ толковал об этом, гадая, кто это делает. Если девушка сама и знала, то совершенно не показывала этого и всегда проходила мимо юноши, как будто и не подозревала, что такой человек существует на земле. Кое-кто из низких и дурных людей подло намекал, что неизвестный покровитель щедро вознаграждается за свои труды. Но они всегда встречали отпор, так как у девушки было много друзей, убежденных что она очень хорошая. На третье лето одинокой жизни девушки племени манданов и арикара поссорились. Начались столкновения, отряды отправлялись в походы, чтобы красть друг у друга лошадей, убивать и скальпировать всех, кого могли захватить на охоте или в пути, вдали от защиты, даваемой деревней. Положение для народа было очень тяжелое. Оба племени эти долгое время жили в дружбе. Мужчины манданы женились на женщинах арикара, у многих мужчин арикара были жены манданы. Ужасно было видеть, как в лагерь приносят скальпы, может быть, твоих родственников. Но что могли сделать женщины? Они не имели голоса в советах и боялись высказать то, что думали. Но не так вела себя Бессердечная. Каждый день она ходила по лагерю, громко разговаривая, так, что мужчины должны били все слышать, ругала их за злобность, справедливо доказывая, что оба племени так ослабеют, что не смогут сопротивляться общему врагу — сиу. Бессердечная подходила даже прямо к вождю и ругала его, и ему приходить молча отворачиваться, так как не мог же он вступать в пререкания с женщиной, да и заставить ее закрыть рот он тоже не мог: она была сама себе хозяйка. Однажды ночью большой отряд арикара сумел проделать отверстие в окружавшем деревню тыне. Они проникли через отверстие внутрь и начали выводить лошадей. Кто-то, однако, обнаружил врага к поднял тревогу. Разыгралось большое сражение, во время которого манданы выгнали врага в прерию и вниз, в лес у реки. С обеих сторон было несколько убитых; в деревне и горевали и радовались, Арикара отступили в свою деревню. К вечеру Бессердечная спустилась в лес за дровами и в густой ивовой рощице нашла одного из неприятелей, тяжело раненного молодого воина. Стрела пронзила ему пах, и он потерял много крови. Он так ослаб, что едва мог говорить и двигаться. Бессердечная воткнула в землю вокруг него много ивовых прутьев, чтобы спрятать его получше. — Не бойся, — сказала она ему, — я принесу тебе пить и есть. Она поспешила назад в свою палатку, взяла сушеного мяса и мех с водой, сунула их под плащ и вернулась к раненому. Он напился и поел принесенной пищи. Бессердечная промыла и перевязала рану. Она снова покинула его, приказав лежать тихо, и обещала вернуться ночью и взять его к себе в палатку, где она будет ходить за ним, пока он не поправится. У себя в палатке она устроила для него угол, отгородив одну из постелей большой шкурой бизона. Она прикрыла, кроме того, частично отверстие для выхода дыма и повесила шкуру поперек входа, так что внутри палатки свету было мало. Заходившие к ней иногда женщины не могли бы никак заподозрить, что здесь кто-то спрятан, в особенности враг, — в палатке, в которую три лета не входил ни один мужчина. Ночь была темная. Внизу, в лесу у реки, совсем не было света. Бессердечная должна была идти, протянув вперед руки, чтобы не натолкнуться на деревья, но она так хорошо знала эти места, что без труда отыскала ивовую рощицу и того, кому она пришла помочь. — Встань, — сказала она тихо, — встань и следуй за мной. Молодой человек попытался подняться, но снова тяжело упал на землю. — Я не могу стоять, — сказал он, — нет силы в ногах. — Ты не можешь идти! — воскликнула Бессердечная. — Я не подумала, что ты не сможешь идти. Что же мне делать? Что делать? — Ты позволишь мне отнести его за тебя, — сказал кто-то стоявший близко позади нее, — я отнесу его, куда ты поведешь. С криком удивления Бессердечная обернулась. Она не могла видеть в темноте лицо говорившего, только смутно различала фигуру, но она узнала голос. Она теперь не боялась. — Тогда подыми его, — сказала она, — и следуй за мной. Она сама подняла раненого и положила его на спину подошедшего, а затем повела его из лесу, по прерии, через отверстие в тыне, в котором она вытащила одно бревно, и дальше в свою палатку. Никого кругом не было, и их не видели. Внутри горел огонь, но девушке не нужен был свет, чтобы узнать, кто ей помог. Человек этот был Высокий Вапити. — Положим его сюда, — сказала она, приподымая шкуру, висевшую перед приготовленным ложем. Они осторожно уложили больного на ложе. Несколько мгновений Высокий Вапити простоял, глядя на девушку, но она молчала и не глядела на него. — Я ухожу, — сказал он, — но каждую ночь я буду приходить с мясом для тебя и для твоего любовника. Девушка не отвечала, и он ушел. Но как только он ушел, Бессердечная села и расплакалась. Больной приподнялся и спросил: — Что с тобой? Почему ты плачешь? — Разве ты не слышал? — ответила она. — Он сказал, что ты мой любовник. — Я знаю тебя, — ответил он, — тебя прозвали Бессердечной, но это ложь. У тебя есть сердце. Хотел бы я, чтобы оно принадлежало мне. — Не надо, — крикнула девушка, — не говори этого. Я буду заботиться о тебе, кормить тебя. Я буду ходить за тобой, как родная мать. Когда настала ночь, Бессердечная несколько раз выходила в проход палатки, каждый раз оставалась там все дольше и возвращалась только затем, чтобы дать больному воды или немного поесть. Наконец, когда она в темноте сидела у входа, пришел Высокий Вапити и, нащупав подходящее место, повесил кусок мяса так, чтобы собаки не могли его достать. Войди, — сказала она ему, — войди и поговори с раненым. После этой ночи Высокий Вапити каждую ночь немного сидел у арикара, и они разговаривали о вещах, которыми интересуются мужчины. Пока арикара жил в палатке, Бессердечная никогда не разговаривала с ним, только говорила «ешь», ставя перед ним еду. День ото дня раненый становился крепче. Однажды ночью, после ухода Высокого Вапити, раненый сказал: — Я уже в состоянии отправиться в путь. Завтра ночью двинусь домой. Я хочу знать, почему ты пожалела меня, почему спасла меня от смерти? — Так слушай, — сказала девушка, — я сделала это потому, что война — зло, потому, что мне тебя было жалко. Многие женщины здесь и многие еще в твоей деревне плачут потому что потеряли в этой ссоре своих любимых. Я одна из всех женщин говорила, просила вождей заключить с вами мир. Все остальные женщины радовались моим словам, но боялись и не смели сами говорить. Я говорила и не боялась, потому что нет никого, кто мог бы мне велеть молчать. Я помогла тебе, теперь и ты помоги мне, помоги своим женщинам, всем нам. Когда ты вернешься домой, расскажи, что здесь для тебя сделали, и убеждай своих заключить мир. — Я сделаю это, — сказал арикара, — когда они узнают все, что ты для меня сделала, вожди послушают меня. Я уверен, что они будут рады прекратить эту войну. На следующую ночь Высокий Вапити, войдя в палатку, застал арикара сидящим. Рядом с ним лежало его оружие и мешочек с едой. — Я ждал тебя, — сказал арикара, — я выздоровел и хочу этой ночью отправиться домой. Согласен ли ты вывести меня за тын? Если кто-нибудь заговорит с нами, ты сможешь ответить им, и они не заподозрят, что мимо них прошел враг. — Конечно, я пойду с тобой, — ответил Высокий Вапити. Тогда арикара встал, надел на плечи лук, колчан, мешочек с пищей и поднял с земли свой щит. Бессердечная сидела тихо на противоположной стороне палатки и смотрела прямо на огонь. Высокий Вапити повернулся к ней: — А ты? — спросил он, — ты тоже готова? Она не ответила и накрыла лицо плащом. — Я ухожу один, — сказал арикара, — пора выходить. Они вышли, прошли по деревне сквозь тын и, перейдя долину, вошли в лес и там остановились. — Ты прошел со мной достаточно, — начал арикара, — отсюда я пойду дальше один. Ты был добр ко мне. Я этого не забуду. Когда я приду домой, я буду много говорить о необходимости мира между нашими племенами. Я надеюсь, что мы скоро снова встретимся как друзья. — Постой, — сказал Высокий Вапити, когда тот повернулся, чтобы уйти, — я хочу задать тебе один вопрос. Почем ты не берешь с собой Бессердечную? — Я бы взял ее, если бы она согласилась, — ответил арикара, — но эта девушка не для меня. Я скажу тебе правду: она была для меня матерью — не больше и не меньше. — А ты, — продолжал он, — ты когда-нибудь просил ее стать твоей женой? Нет? Тогда иди, иди сейчас же и спроси ее. — Бесполезно, — сказал Высокий Вапити грустно, — Многие уже просили ее, и она им всем отказывала. — Когда я лежал больной в ее палатке, я видел многое, — продолжал арикара, — я видел, как она смотрела на тебя, когда ты беседовал со мной; глаза ее в это время были прекрасны. И я видел, как она беспокоилась, выходила и входила, входила и выходила, когда ты запаздывал. Когда женщина так себя ведет, это значит, что она тебя любит. Пойди и спроси ее. Они расстались, и Высокий Вапити вернулся в деревню. «Не может быть, — думал он, — чтобы этот юноша был прав. Нет, не может быть. Разве я не ходил вокруг нее столько зим и лет? И ни разу она на меня не взглянула, ни разу мне не улыбнулась». Думая об этом, он все шел и шел и очутился у входа в палатку. Изнутри слабо доносился чей-то плач. Он не был уверен, что слышит плач, звуки были слишком тихие. Он подошел, бесшумно и осторожно отодвинул прикрывающую вход шкуру. Бессердечная сидела там, где он ее видел в последний раз, перед угасающим огнем, накрыв голову плащом, и плакала. Он прокрался через вход и сел рядом с ней, совсем рядом, но не посмел прикоснуться к ней. — Доброе Сердце, — сказал он, — Большое Сердце, не плачь. Но услышав его слова, она стала плакать еще сильнее, а он очень смутился и не знал, что делать. Подождав минутку, он придвинулся ближе и обнял ее одной рукой. Она не отодвинулась; тогда он откинул плащ с ее лица. — Скажи мне, — попросил он, — почему ты плачешь. — Потому что я так одинока. — А! Значит, ты его действительно любишь. Может быть еще не поздно. Я смогу, пожалуй, догнать его. Пойти и позвать его вернуться к тебе? — Что ты хочешь сказать? — воскликнула Бессердечная, глядя на него с удивлением. — О ком ты говоришь? — О том, кто сейчас ушел, об арикара, — ответил Высокий Вапити. Но он пододвинулся еще ближе, рука его обхватила ее еще крепче, и она прижалась к нему. — Видел ли кто когда-нибудь такого слепца? — сказала она. — Я открою тебе, что у меня на душе. Я не постыжусь, не побоюсь сказать это. Я плакала, потому что думала, что ты не вернешься. Все эти зимы и лета я ждала, надеялась, что ты меня полюбишь, а ты все молчал. — Как же я мог заговорить? — спросил он. — Ты на меня и не глядела, не подавала никакого знака. — Это ты должен был заговорить, — ответила она, — да и сейчас ничего не сказал. — Ну, так я теперь скажу. Ты согласна, чтобы я стал твоим мужем? Она обвила его руками и поцеловала его. Это был ясный ответ.