Долгие годы Грейс и доктор Ли поддерживали связь, общались по электронной почте, созванивались, время от времени встречались за ланчем. В прошлом году, как раз когда Грейс заканчивала третью книгу, она получила известие, что доктор Ли погибла в автокатастрофе. Это стало тяжким ударом – доктор Ли всегда была так полна жизни, невозможно было поверить, что ее больше нет. После похорон Грейс вернулась в свой пустой дом. У нее было неспокойно на душе, и она никак не могла прийти в себя, пока не села за компьютер и не закончила финальную главу книги, словно доктор Ли сама направляла ее. Грейс посвятила роман «Доверие – жестокая игра» ее памяти. Несомненно, малая дань уважения женщине, которая сделала так много, но Грейс знала, что ее бы это порадовало. – Я видела посвящение, – сказала доктор Джеймс, сжав руку Грейс. – Это очень трогательно. И я знаю: ее муж оценил этот жест. Когда я ужинала с ним несколько месяцев назад, он упомянул, что ты отправила ему подписанный экземпляр. Он хранит его в ее библиотеке, среди других ее книг. Грейс моргнула, стараясь подавить эмоции, сковавшие ей грудь. – Это необычайно мило с его стороны, – сказала она. – Как он? – Думаю, можешь догадаться. Это случилось так внезапно. Грейс кивнула. – Когда я впервые услышала новость, это казалось нереальным. Она всегда была такой сильной. Будто несокрушимой. Она никому и никогда не позволяла принижать себя или говорить с собой свысока. Она столькому научила меня. Мне очень повезло, что она была в моей жизни. – Нам всем повезло. Она была блестящим криминологом и чудесным человеком, – сказала доктор Джеймс. – Знаешь, думаю, здесь сегодня есть и другие твои преподаватели. – Она посмотрела поверх головы Грейс, вглядываясь в толпу. – Вижу, там Карфадж. Он преподавал у тебя, не так ли? Припоминаю, ты перевелась из университета Мэриленда. – Да, – тихо проговорила Грейс, не обернувшись посмотреть, куда указывала доктор Джеймс. Она не могла побороть легкую скованность, охватившую ее позвоночник, и улыбка застыла на ее лице. Но она не вздрогнула, она бы никогда не выдала свои чувства. – Доктор, то есть, Клара, вы извините меня? Мой издатель машет мне как сумасшедший, думаю, настало время говорить речь. – Конечно, дорогая. Ступай. Еще раз поздравляю! Грейс поспешила прочь, у нее будто ком застрял в горле, она вцепилась пальцами в хрустальный бокал, словно он был единственным, что позволяло ей сохранять здравый рассудок. Она не пошла на сцену, выступающих еще не позвали. Ей было нужно… Ей было нужно пространство. Укрытие. Уйти подальше от толпы. Она шла так быстро, как только позволял длинный подол платья, и нырнула в опустевший открытый двор в центре музея. Все гости переместились в сад, влекомые огнями, вином и искусством. Она встала в центре двора и медленно оглянулась вокруг, завороженная огромным бетонным зданием, которое кольцом опоясывало его. Было нечто, напоминающее пещеру, в этих высоких серых стенах, в том, как они окружали, будто обхватывали, ее. Защищенное пространство. Она сделала еще один глоток шампанского, надеясь успокоить нервы. Она даже не сразу осознала, что в клатче вибрирует телефон. Она расстегнула сумочку и достала его. – Да? – Грейс, это Пол. Специальный агент Пол Харрисон не был для нее лишь начальником – он был близким другом. Когда-то они с Мэгги были помолвлены, но плохо подходили друг другу. Одна из худших сторон профессии профайлера в том, что ты не можешь прервать бесконечный анализ. Грейс с самого начала видела тревожные знаки, но она мало чем могла помочь, разве что поддержать их обоих, когда они разошлись. Мэгги оправилась быстрее, чем Пол, – она пережила столько потрясений в прошлом, сработал инстинкт самосохранения. Полу потребовалось больше времени, но у Грейс появилась надежда, когда недавно он упомянул, что начал с кем-то встречаться. Он был таким замечательным человеком, любая женщина была бы счастлива связать с ним свою жизнь. – Я знаю, сегодня у тебя мероприятие, – сказал Пол. – Кстати, поздравляю. Но ты заставила меня пообещать позвонить тебе, если что-то произойдет, помнишь? Если я помешал… – Нет, – быстро сказала Грейс, несмотря на то что слышала треск проверки микрофона. Скоро надо будет подниматься на сцену и начинать речь. – В чем дело? – Новое расследование. Но ты не обязана приезжать, если… У нее екнуло в животе. Дело. Как раз то, что нужно. – Я могу подъехать, – сказала Грейс. – Правда, это займет около часа. Мне все еще нужно выступить с речью. И мой издатель прислал за мной машину, так что мне придется вернуться домой, чтобы взять свою и переодеться. – Вообще, если ты не возражаешь, я отправил за тобой кое-кого. Один из моих новых агентов. И у него с собой дорожная сумка с вещами из твоего кабинета, так что ты сможешь переодеться. Идет? Грейс улыбнулась. Конечно, Пол продумал каждую деталь. Он был таким бойскаутом – всегда ко всему готов. – Ты все продумал, – сказала она ему. – Отлично! – Он будет ждать, пока ты закончишь, снаружи, у музея, – сказал Пол. – Сможете познакомиться друг с другом и подъезжайте. – Жду с нетерпением, – ответила Грейс. – Где-то через час увидимся. – Тогда до встречи, Грейс. Она повесила трубку и, сделав еще один бодрящий глубокий вдох, направилась обратно в сад, где ее ожидали коллеги и поклонники. Глава 2 Гэвин, кажется, уже в сотый раз поправил галстук. Глубокого синего цвета, тот самый, что подарила ему младшая сестра, когда он поступил на службу в ФБР. Праздничный ужин в тот вечер был шумным: три поколения Уолкеров собрались под одной крышей. По такому случаю его брат Даниэль даже прилетел из Техаса, тогда-то Сара и вытащила его на крыльцо и вручила этот подарок. – Я знаю, ты не любишь наряжаться, но в фильмах все агенты ФБР носят галстуки, – сказала она. Гэвин улыбнулся, вспомнив это. Было так заботливо и мило со стороны крошки-сестры дать ему нечто вроде талисмана, когда он оставлял прежнюю жизнь полицейского для нового этапа – службы в ФБР. Временами он все еще не мог поверить, что сделал это. Он расстался с мечтой о такой престижной работе, когда ушел из армии. Он провел десять лет в столичной полиции, первые два года в команде саперов и еще восемь – в отделе по расследованию убийств. Ему нравилась его работа, но в глубине души он тянулся к чему-то другому. Какой-то зуд под кожей, какое-то беспокойство, некогда делавшее его отличным солдатом. Оно бы превратило его в еще лучшего офицера разведки, если бы только не… Гэвин вздохнул. Не было никакого смысла размышлять о том, что могло случиться, если бы все обернулось иначе. Особенно сейчас, когда он наконец совершил такой скачок. Когда в прошлом году он столкнулся с Полом Харрисоном на барбекю у их общего знакомого и заговорил с ним о службе в ФБР, Гэвин почувствовал знакомое беспокойство, которое он успешно игнорировал последние лет десять. Однако на этот раз он решил что-то предпринять. Он встретился с Харрисоном несколько раз, и уже несколько недель спустя, с новым предложением работы на руках, он неожиданно сам для себя уволился со службы в полиции. Военное прошлое сочли ценным достоинством, особенно в сочетании с годами, что он провел в правоохранительных органах. Так что он отправился в Джорджию на курс интенсивной переподготовки прежних офицеров полиции, необходимый, чтобы стать специальным агентом, а затем в Вирджинию для дальнейшего обучения. И вот теперь он официально был одним из них. Он был членом особой следственной группы – правда, пока он еще не был знаком со всеми коллегами. Двадцать минут назад ему позвонил Харрисон с приказом ожидать дальнейших указаний. Так что он надел костюм, убедился, что его пистолет заряжен, и принялся ждать. Он не был взволнован. Мало что могло заставить его нервничать. Все Уолкеры отличались твердостью и спокойствием, поэтому они все и становились копами. Он знал, чего ждать от этой работы, хотя у федералов все было несколько иначе. Но когда доходило до дела, убийство оставалось убийством вне зависимости от того, на кого он работал. И всю свою жизнь он выслеживал убийц и передавал их в руки правосудия. Он был на службе уже десять лет и успел увидеть ужасающие вещи. Худших из людей, убийц, насильников, и тех, кто чинит разрушение бомбами и взрывчаткой. Но он также видел и лучшее, что есть в человеке: людей, что объединялись вокруг выживших и их семей… видел силу духа матери, упорно защищавшей своего мертвого сына, когда более никто не верил, что он был убит… видел и ту безграничную любовь, что просыпается в людях при трагической утрате. Его дед часто повторял, что он во всем ищет светлую сторону, и, возможно, это действительно было так – вот о чем сейчас думал Гэвин с косой усмешкой. Это одновременно и помогало в работе, и причиняло боль. Он был идеалистом, и он отдавал себе в этом отчет. Но там, где есть идеализм, есть и надежда. А надежда и убийства могут стать опасным и душераздирающим сочетанием. Гэвин снова потянулся к галстуку, но одернул себя, и беспокойные руки принялись теребить волосы, которые его бывшая девушка однажды ласково назвала «вихрастыми». Зазвонил телефон: имя Харрисона высветилось на экране. Наконец! Гэвин взял трубку. – Уолкер, – сказал он. – Это Харрисон. Я только что говорил с нашим профайлером. Она будет готова минут через тридцать, если заберешь ее у музея. Вы можете подъехать на место преступления вместе. Бригада криминалистов уже вызвана, и я буду ждать вас на месте. – Понял, – ответил Гэвин. – Какие-то подробности о деле? – Все, что я знаю: жертва женского пола, немного за двадцать, смерть от огнестрельного ранения. При ней нашли удостоверение сотрудника правительства, поэтому вызвали нас. Зоуи с криминалистами должны прибыть в течение пятнадцати минут, тогда мы узнаем больше. Гэвин кивнул. – Пробок быть не должно. Выезжаю, чтобы подхватить агента… – О, думаю, надо назвать тебе ее имя, – сказал Харрисон, усмехнувшись сам себе. – Специальный агент Грейс Синклер. Шок накатил стремительной, мощной волной и заполнил его. Он почти как наяву услышал в своей голове хрипловатый голос, почувствовал волнующий росчерк ногтей на своей спине. – Ваши пути пересекались, когда ты работал в отделе убийств? – спросил Харрисон. Гэвин с трудом сглотнул. – Нет, – сказал он. – Не припоминаю. Формально ложью это не было. Он не сталкивался с Грейс во время расследования. Они никогда не работали вместе. – Она крайне незаурядна, – сказал Харрисон. – Мне жаль, что не мог представить вас друг другу, когда ты встречался с остальной командой, она была в туре в поддержку своей книги. – Да, – ответил Гэвин. Эти книги. Он не смог удержаться и купил первую, когда та вышла. Прочитав ее, он пожалел о том, что сделал. Любовные сцены между главной героиней и ее партнером пробудили воспоминания о том, что он с таким трудом забыл. Когда вышла вторая, он смог остановить себя и не пролистать ее ради своего же блага. Но каждый раз, как он видел эту книгу в витрине магазина, он вспоминал ту ночь, вспоминал ее. Некоторые события – некоторые женщины – врезаются в память. И Грейс Синклер была женщиной, которую невозможно забыть. И если бы он однажды увидел ее идущей по улице и она лишь бросила на него беглый взгляд, ее образ преследовал бы его до конца времен. Он же получил больше, чем беглый взгляд. Она была в его руках, в его постели. Даже сейчас он еще помнил гладкость ее кожи. Смех в ее голосе, когда он расстегнул молнию на ее платье, темный водопад волос, освободившихся от шпилек. Восемнадцать часов, плюс-минус. Столько она принадлежала ему. Чтобы касаться, целовать, слушать, как она превозносит джаз и искусство, видеть, как вспыхивает огонь в ее глазах, – то, что она немногим позволяла увидеть. Но пришел рассвет, встало солнце, и когда он проснулся, ее уже не было. Уж такой была Грейс. Конечно, ходили слухи. Вашингтон в некотором смысле был маленьким городом, он был полон сплетен. И он слышал их. Но именно здесь проклятый идеализм довел его до беды. Потому что укладывая ее в свою постель, в душе он был абсолютно уверен, что утром найдет ее рядом с собой. Что это будет дольше, чем на одну ночь. Что он, несомненно, станет для нее исключением. – …музея, Уолкер? – спрашивал Харрисон. Гэвин прочистил горло. – Что ты сказал? – Ты знаешь, как добраться до музея?