– Мы с сестрой всегда спали вместе! – И я снова бросилась в драку. На этот раз я разошлась так, что они, утомившись, оставили нас в покое. И в конце концов сестры Малдун уснули, обнявшись, на узкой кроватке. Ведь только друг от друга во всем приюте мы не ждали угрозы. Наутро нас ударом в гонг разбудила миссис Огузок. Никто с нами не нянчился. Не то что дома, где мама пела нежным голосом: «Просыпайтесь, новый день наступил. Вставайте же, сони». Воспитательницы выдали нам синие балахоны, колючие джемперы и отличные башмаки, разве что чуточку поношенные. – А теперь позвольте нам забрать брата и вернуться на Черри-стрит. Миссис Огузок сжала губы в ниточку: – Вы будете делать только то, что вам полагается! Не желаю больше слышать ни слова! Но у меня для нее было припасено много слов: ведьма, живодерша, болотная крыса. – Мисс Малдун, – приказала моя мучительница, – встаньте в угол лицом к стене и считайте кирпичи. Но кирпичи я считать не стала. Я считала часы, когда снова заберусь на мамины колени и она двумя руками расчешет мне волосы. Устав, я снова затеяла с миссис Риардон грызню, требуя вернуть Джо и отпустить нас. – Ну до чего же ты упрямая! Дитя, ты испытываешь мое христианское терпение. Датч христианское терпение испытанию не подвергала. Она льнула к воспитательницам, те гладили ее по голове, восхищались мягкостью ее волос, красотой глаз, я завидовала сестре и была рада, когда ночью она снова забралась ко мне в постель, в страхе перед темнотой. На следующее утро она не отходила от меня ни на шаг. Нас всех повели в церковь, где мы распевали гимны до посинения. О благодать, спасен тобою![13] Звучало чудесно, вынуждена признать. Я был потерян, но Ты меня нашел. А вот нас никто не нашел. Мы потерялись, как ягнята в пустоши. Вы можете остричь нас и спастись. Глава третья Ампутация Одним теплым днем на исходе марта, когда кое-где уже зеленела трава, а снег съежился и посерел, в приюте объявился мистер Брейс – с сюрпризом. Его глаза навыкате так и сияли. Устроившись поудобнее в вестибюле, он объявил нам: – Добрые вести. Малдуны выбраны для нашей Программы переселения на Запад. И улыбнулся выжидательно. Мы тупо смотрели на мистера Брейса. А он пустился рассказывать: – Добропорядочные сельские семьи ждут не дождутся, когда заберут из города детей вроде вас и поселят у себя, в милых домиках с теплым очагом, с живописными просторами окрест. У вас, может, даже будет свой пони или собака. Ваш чудесный братец научится охотиться и рыбачить, а вы, юные леди, освоите искусство накрывать на стол и готовить сытные деревенские блюда. Мистер Брейс обладал исключительным красноречием, так что пусть мы и лужайки нормальной никогда в жизни не видели, но скоро вовсю мечтали о пони. – Сегодня триста двадцать семь сирот обрели пристанище на чудесных фермах Запада в новых семьях, в деревенской идиллии. – Но нам не нужна новая мама, – возразила я. – У нас уже есть одна. Давайте заберем ее и вместе поедем в вашу деревню. Глубоко посаженные глаза Брейса исполнились невыразимой грусти. – Я должен сообщить вам нечто крайне важное. Вашей маме сделали очень серьезную операцию. Травмы ее были настолько тяжелы, что докторам пришлось удалить ей правую руку. – Вы отрезали ей руку? – вскрикнула я. Датч пискнула и в ужасе закрыла рот ладонью. – Тихо, тихо. Если бы мы не отвезли ее тогда в «Бельвью», она бы наверняка умерла от гангрены. – Нет! Я разрыдалась, представив кровавую культю и валяющуюся в углу отрезанную кисть. Теплый изгиб ее локтя, веснушки на запястье, пальцы, которые врачевали мою боль – где они сейчас? У меня заныла рука – вся, до единой косточки. – Вы отрезали ей руку! – заорала я. – Вы, ублюдок окаянный! – Успокойся, дитя мое, – испуганно пробормотал мистер Бейтс. – Доктора спасли ей жизнь. Сейчас, годы спустя, я признаю, что доктора спасли маму, но тогда я надрывалась: – Вы нечестивый грешник! – Надеюсь, я не из них, бедное мое дитя. Должен сказать тебе, мама ваша порадовалась, что вы трое отправляетесь в западные края, она дала согласие. Мама просила меня передать тебе, чтобы ты заботилась о братце и сестрице и не забывала молиться. Я не заплакала и не успокоилась, я кричала и кричала, дабы он знал, сколь черна моя ненависть. – Да будет тебе в утешение, что Господь был беден и прошел через ужасные унижения, – говорил мистер Бейтс. – Когда Его распяли, гвозди пронзили Его плоть. Но Он воскрес, дабы жить среди нас и спасти нас. Услышав о гвоздях, Датч зарыдала еще громче, забралась преподобному на колени и обхватила за шею. Успокаивая ее, он не замечал ярости, исказившей мое лицо. – Почему бы вам, шельмецам, не отправиться в деревню следующим же поездом? – вопросил преподобный. – Что скажете? – О да, добрый господин! – воскликнула Датч. Не успела я и глазом моргнуть, а она уже предала меня. – Я жду не дождусь. Ждать ей пришлось недолго. И трех недель не прошло, как за нами приехали. Мы сидели в столовой и ждали, когда подадут яблочный соус. Вошла миссис Риардон и двинулась вдоль столов, похлопывая то одного воспитанника по плечу, то другого. ШЛЕП! – Ты едешь в Иллинойс. Подошла к Мэг: – Иллинойс! ШЛЕП! Досталось Бульдогу Чарли и парню рядом с ним. Дошла очередь и до меня: – Иллинойс! ШЛЕП! – И твоя сестра тоже! – Мы НЕ ПОЕДЕМ! – объявила я. – Мы не сироты. – Не перечь! – А как же наш брат? – спросила Датч. – Он едет в Иллинойс, как и ты, – сказала миссис Огузок. Ее безбрежный зад шевелился, будто под юбкой обитало какое-то животное. Я вскочила: – Без мамы я никуда не поеду. – Сядьте, мисс Малдун. Сию секунду. Вот и все. Позже во дворе только и разговоров было, что про Иллинойс. Особенно мальчики постарше ратовали за него. – В Иллинойсе масла завались, кормят три раза, – уверял Бульдог Чарли. – Пастила на каждом шагу, бери за так. Чарли был самый старший из нас, ему уже исполнилось шестнадцать. Он забрался на дождевую бочку и по-ораторски простер руку, его темные глаза так и сверкали. Сироты собрались вокруг, чтобы послушать. Когда он принялся нахваливать Запад, казалось, сам сладкоречивый мистер Брейс вложил ему слова в уста. – Сироты! Конечно, все вы можете остаться здесь, шкодить и беззаконничать, но тогда вы так и останетесь нищими и будете жить на подачки благотворителей до конца своих дней, помяните мои слова. Но поезжайте на Запад, девочки и мальчики, и очень скоро вы заведете своих слуг, которые будут ублажать вас и кормить самой сладкой тыквой на свете. Не знаю, как вы, а я хочу стать КЕМ-ТО. А такому человеку уж точно не место в приюте. Так что едем в прерии ради счастливого будущего! – Ура! – завопили воспитанники. Накануне вечером воспитательницы выдали каждому из нас по томику Библии и по картонному чемодану. Мальчики получили штаны, а девочки – платья. Датч примерила новую юбку и вертелась в ней, пока у нее голова не закружилась, а я кусала от отчаяния пальцы. – Ложитесь спать, разбойники, – велела миссис Риардон. – Завтра вы будете далеко. Но я не смогла заснуть. Во мраке спальни некоторые из девочек тихо рыдали в подушки. Прячась за кроватями, Датч прокралась ко мне в постель и прижалась всем телом, так что наши волосы перепутались и непонятно было, где чьи. Ночные страхи гадкими мокрицами ползали у нас по спинам.