– Мне нужно, чтобы ваша сестра увеличила бюджет прямых затрат на материалы. Я возмущенно поворачиваюсь к Келли. Она отправила в Нью-Йорк бизнес-классом шестерых из восьми членов совета, но у нас нет бюджета, чтобы сделать велосипеды безопасными? – Вы просчитали рентабельность выступов? – спрашивает меня Шэрон. На складе становится тихо, он словно девятый член совета, ожидающий моего ответа. Проходит несколько напряженных секунд. Такое ощущение, будто это один из тех ужасных снов, ночных кошмаров, в котором ты возвращаешься в школу, идешь сдавать выпускные экзамены и с тошнотой понимаешь, что в этом семестре вообще не ходил на занятия. Потому что я не имею ни малейшего чертова представления, какова рентабельность выступов. – Три к одному, – отвечает Келли – благослови и трахни ее кто-нибудь. – Из-за них цена станет слишком высокой. Мы бы хотели изменить слоган. Но «За каждую семнадцатую поездку мы доставим велосипед нуждающимся имазигенским семьям» как-то не звучит. Шэрон цокает. – Знаю, – вздыхает Келли. – На что еще можно повысить цену? – интересуется Шэрон. – Знаете, я хожу в тренировочный центр, и они берут плату за полотенца. Келли кивает и энергично угукает. – Велосипедные ботинки. Бутылки для воды. Уверена, мы что-нибудь придумаем. – Уж постарайтесь, – говорит Шэрон. – Я бы не позволила ребенку приблизиться к этой штуке в ее нынешнем состоянии. Только сейчас я замечаю, что цвет шеи Шэрон отличается от цвета подбородка. Выглядит отвратительно. – Сколько бы это ни стоило, – говорю я таким же твердым голосом, как и моя сестра, – мы все исправим. – Ну, – смеется Шэрон, смущенно переглядываясь с Келли, – не любой ценой. В этом-то и смысл, верно? Знаю, мне следует получше вникать в деловую сторону бизнеса. Но каждый раз, как я просила Келли объяснить мне про цифры и прогнозы, про отчетность и заработную плату, в итоге оказывалась с глазами в кучу, скучала и лопалась от разочарования. Это очень сложно, и дело не в том, что я не стараюсь, я просто боюсь, что не подойду для подобной работы. Боюсь попробовать, облажаться и получить подтверждение, что мама была права, когда поставила на Келли. А потом я занимаю оборонительную позицию, потому что, угадайте что, многие могут выполнять работу Келли, но не многие могут делать то, что делаю я. Это я придумала оригинальную концепцию SPOKE, это я победила в предпринимательском конкурсе. Я оказалась в третьем самом популярном реалити-шоу, выходящем вечером по вторникам. Я разрушаю стереотипы о красоте и даю надежду ЛГБТ-молодежи. Иногда, когда я не понимаю что-то из бухгалтерии, что, по мнению Келли, должна понимать, я в шутку падаю на ближайший диван, подношу руку ко лбу, как викторианская леди с низким давлением, и драматично выдыхаю: «Я талантлива». Но в этом представлении есть доля истины. Я талантлива! Не все могут быть талантами, как и не все могут сводить счета. Только вот есть Келли, волосы которой убраны в косу, как у модной блогерши, которая подписала контракт на четвертый сезон моего шоу и которая может делать то, что я могу, а также то, чего не могу. Она тоже талантлива. И что мне остается? * * * На улице пахнет собачьей мочой и бензином. Сейчас, в середине мая, жарко, как в июле. Келли спрашивает, можем ли мы поговорить, пока не поехали. Я высажу ее и Лайлу на вокзале, чтобы они вернулись в город, а сама поеду на машине сестры к Иветте. «Вот сейчас она расскажет мне про встречу с Джен и объяснится», – думаю я и запасаюсь злостью, негодованием и, да, паранойей, что Келли снова меня затмит. Только вместо этого она долго смотрит на меня, будто это мне нужно ей что-то сказать. – Что? – наконец спрашиваю я. – Ты действительно не расскажешь мне? – Келли качает головой, ее язык прижимается к верхней губе в смешении отвращения и разочарования. Дело не в помолвке. Я спросила Арч, не против ли она, чтобы я пока не носила кольцо. Я хотела поделиться новостями с Келли лично и по-своему. Знала, что ей будет сложно это понять. Она думала, что съехаться с Арч после трех месяцев отношений – это слишком рано. Как бы то ни было, то, что я, по ее мнению, умалчиваю, не сравнится с тем, о чем не говорит она. Она видела, как Джен выразила «обеспокоенность по поводу моих органов» во время выступления по телевизору в прошлом году, с фальшивой тревогой хмуро глядя на мой снимок, где я в коротком топе веду занятие в SPOKE. «Округлая линия талии напрямую связана с заболеваниями сердца», – добавила она, каким-то образом удерживая на тонкой, как палочка, шее голову, опухшую от такого количества брехни. Знаете, что напрямую связано с долголетием? Количество у тебя друзей, но я же не хожу и не говорю, что Джен умрет рано, потому что она – невыносимая засранка. Джен столько раз умудрялась завуалированно назвать меня толстой, что должна получить за это награду. Честно говоря, меня не обижает, если меня называют толстой; «толстая» – для меня не оскорбление. Я не толстая, никто не толстый. Но в мире Джен быть толстой – значит осквернить женственность, и ужасно знать, что кто-то пытается обидеть меня, приравнивая к худшему, по ее мнению, определяющему женщину в нашей культуре, будто только это имеет значение. – Ты действительно не расскажешь мне о своей встрече с Джен? – в ответ спрашиваю я Келли. – И ты действительно сделала это? У меня за спиной? После всего, что она обо мне придумала? Стервозность Келли улетучивается. – Как ты узнала? – Кто об этом знает? Кроме Джен, естественно. – Рейчел, – отвечает она, называя имя одного из полевых продюсеров. Мой смех полон искреннего удовольствия. Как же хорошо после разговоров о рентабельности быть той, кто знает, о чем говорит. – Дай-ка я дам тебе один совет, Кел, – понизив голос, говорю я и смотрю на заднее сиденье машины, где Лайла сидит с открытой дверью, чтобы немного проветрить салон. Слышу обрывки инста-сторис, которые недостаточно интересны, чтобы она посмотрела их до конца: часть слова, отрывок песни, лай. – Полевые продюсеры – как высококлассные стриптизерши. Они запросто выведут тебя на чистую воду и заставят поверить, что им наплевать на происходящее. Но это работа Рейчел – бегать к Лизе с любым сказанным тобой словом, а работа Лизы – накрутить всех остальных. Келли кивает, медленно и небрежно. Когда Келли строит из себя саму прилежность, я более чем уверена, что способна на убийство третьей степени. Мне хочется не просто стереть самодовольство с ее лица, а уничтожить его. – Видишь ли, я поняла, как это работает, когда Лиза в эсэмэске спросила меня, как я отношусь к твоей помолвке. Лайла выглядывает с заднего сиденья. – Ты выходишь замуж?! – восклицает она. А потом визжит и восторженно стучит ногами по полу. – Можно я буду подружкой невесты? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста? Значит, она знает. Наверное, можно было придумать дерзкий ответ на пулеметную дробь из сообщений Лизы. Но после того как мы с Арч позвали друг друга замуж, я не смогла сдержаться. «Как ты относишься к тому, что твоя сестра пригласила Джен Гринберг на девичник?» – написала она, на что я ответила: «Да плевать мне, потому что я помолвлена!!!» Но правда в том, что мне было совсем не плевать. Мне казалось, что в меня засунули руку, перевернули желудок вверх тормашками, вытряхнули все органы на пол и потоптались на селезенке. И, судя по выражению лица Келли, это она тоже знает. * * * Как и большинство домов на Восточном побережье, двухэтажный с фасада и одноэтажный с тыла домик с тремя – нет, теперь с четырьмя! – спальнями похож на место поклонения культа. Здесь выросла Джен Гринберг, так что в этом месте в пунш вместо сахарозаменителя кладут мышьяк. Есть что-то в Зеленой Угрозе, что порождает страх. Этой зимой архитектурная перестройка Джен включала в себя снос стен, добавление четвертой спальни, гигантский бассейн с соленой водой и оснащение кухни серой с прожилками мраморной плиткой от Carrera, что должно было стать для Иветты вторым предупреждающим выстрелом, после того как Джен заявила в эфире, что благодаря косметическому ремонту дом станет более комфортным для ее мамы. Дело в том, что такая плитка от Carrera выглядит сексуально и является последним писком моды порносайтов по дизайну интерьеров, но она не рекомендована для людей, которые действительно готовят на кухне, потому что пачкается, царапается и откалывается, как размокший маникюр. (Источник: Стефани Клиффордс. Я услышала слово Carrera, и мне захотелось мороженое). Можно подумать, что Джен Гринберг, капустно-коктейльная миллионерша, предпочла бы кварцевые столешницы – не такие ослепительные, но куда более прочные. Только Джен Гринберг никогда не намеревалась использовать эту кухню для превращения ее нееды в еду. Она просто планировала сделать ремонт, чтобы взвинтить рыночную стоимость и продать дом какой-нибудь озабоченной идиотке с американской кабельной сети за целых 3,1 миллиона. Джен имеет законное право делать с домом все, что пожелает. С этической точки зрения она должна быть оштрафована. Она не дала Иветте никакого права голоса в принятии решения о продаже, хотя последние двадцать семь лет Иветта оплачивала налоги на собственность и коммунальные услуги, заботилась о ландшафте, протечках и засорах. Она заменила крышу, кухонное оборудование и паршивую мебель на красивые серые льняные диваны и стулья. Научила Джен плавать в океане, который находится недалеко от дома, замариновала четырнадцать соевых индеек в духовке и попивала джин с тоником с сэром Полом Маккартни на заднем крыльце. Может, дом и принадлежит Джен, но он всегда был Иветты. И она пала духом, узнав о его продаже. Паркую машину Келли перед ярко-красным знаком «Продается» у цветущего японского клена, который Иветта посадила в честь покойной матери. Подъездная дорожка пуста. Гринберг делят на двоих старый синий универсал «Вольво», хотя Джен «подумывает» о «Тесле». Небо скорее белое, чем серое, солнце подсвечивает облака. Все утро то лил, то прекращался дождь, и сюда мне пришлось ехать с закрытыми окнами. В машине Келли кондиционер не работает с тех пор, как Обаму избрали на второй срок, поэтому мое платье-майка разукрашено потом. Ноги скользят в белых кедах, когда я подхожу к входной двери и стучусь. Жду. Ничего. Смотрю на телефон. 12:47. Иветта сказала приехать точно к половине первого, что совсем на нее не похоже, но я подумала, она просто хочет, чтобы я приехала раньше Джен. Иветта здесь уже два дня, пытается насладиться миром и тишиной перед открытым показом дома. Жду, когда на телефоне будет 12:48, и снова стучу. Опять ничего. Подношу руки к лицу и, припав к двери, прижимаюсь носом к окну. Боже. Дом теперь похож на тибетскую меховую мечту: ворсистый белый ковер, ворсистые белые стулья со спинками, ворсистые белые подушки на – к счастью – не ворсистом белом льняном диване. Весь этот пушистый интерьер хорошо сочетается с холодными белыми каменными полами. Джен выбрала известняк, как сказала мне Иветта. Он становится скользким, когда намокает, что совершенно логично для пляжного домика с бассейном. «Боюсь, кто-нибудь расшибет себе голову», – пожаловалась Иветта. От моего вздоха запотевает стекло, и я, протерев его плечом, ищу в сумке телефон. – Алло, – отвечает Иветта на третьем гудке. Ее «алло» всегда одинаковое – бархатистое «алл-оу», загадочное и очень интимное. – Приветики, – говорю я. – Это Бретт. Тишина. – Милая, – мурлычет она, – все в порядке? – А, да, – смеюсь я. – Ты где? Снова тишина. – А что? – А то, – смахиваю комара с бедра. Интересно, станет ли Стефани этим летом сторониться Хэмптонса из-за Зика. Вряд ли. – Ты сказала приехать в половину первого. – Жду, когда она вспомнит, но этого не происходит. – И… я здесь. – Где? – Иветта! – сердито кричу я. – У дома в Амагансетте! Иветта что-то бормочет, но я не понимаю. – Я думала, мы договорились на воскресенье, – говорит она. Так и вижу, как она с прищуром смотрит на календарь Imagined Desks of Historical Women, который я подарила ей на прошлое Рождество, на нем Мэри Шелли сидит с бокалом белого вина и ручкой. – Сегодня воскресенье? Я испытываю страх, когда понимаю, что Иветта не прикалывается, ей почти семьдесят, и у нее проблемы с памятью. – Нет, пятница, – уже спокойнее говорю я. – И мы договорились на пятницу. – Милая, я старею! – посмеивается Иветта. – Я приеду завтра. Джен собиралась сегодня показывать дом риелтору. Похоже, я перепутала все дни. Я зажмуриваюсь и тяжело вздыхаю. Я застряла в Хэмптонсе, и впустить меня может лишь Зеленая Угроза. – Мне ужасно стыдно, – как-то неискренне произносит Иветта. Такое ощущение, что она выщипывает брови или типа того, и я как будто помешала ее приятному продуктивному дню. – Джен должна скоро подъехать. Почему бы тебе не подождать ее? На голову падает несколько капель. – Сейчас ливанет.