— Я уловила жуткий запах, когда вошла, — я ткнула брюссельскую капусту. — Испугалась, что готовил Эд. Эд хотел что-то возразить, но, понимая, что оно того не стоит, передумал. Я узнала тепло, растущее в своей груди. Хватило ума понять, что это — благодарность. Но я старалась чаще выражать такое словами. Комнату охватила выжидающая тишина. — Спасибо за ужин, — сказала я Крису. — Как обычно, очень вкусно. Он кивнул, но тишина осталась. Мы знали, что дело было не в моей благодарности за ужин. — Я поговорила с папой сегодня, — начала я, — о том, что хотелось бы быть ближе к нему. — И? — спросил Рейд. Он знал, как я нервничала из-за тяжёлых разговоров с папой. — Он сразу понял, что я хотела сказать, — я прильнула к Рейду, меня успокаивал его широкий вес за мной, то, как его руки крепко обвили мою талию. — Он говорил, и очень открыто, о том, каково ему стало после смерти мамы. Очень тяжело, потому что я понимала, каким грузом мы были… Хотя он никогда этого не говорил. Папа был сломлен и знал, что подводил нас, — я прижала ладонь к своей щеке. — Я и не думала так раньше. Но я сказала ему: «Посмотри на Элли. Посмотри на меня. Мы в порядке. Мы успешные, счастливые и не убийцы». — Видите? — вмешался Эд. — Повёрнутая на убийствах. — Во всяком случае, он это понял, — сказала я. — Думаю, он рад, что я в порядке и не стала психом. Алекс кашлянул. — Не стала полностью. Рейд тихо заговорил у моей головы: — Безумнее всего в роли родителя то, что это огромный эксперимент, и ты не узнаешь, успешен ли он, пока не пройдут десятки лет. Я развернулась и поцеловала его. — Ты такой пафосный дурачок. Все притихли на пару секунд. Представляю, как странно им было видеть меня такой. Наверное, мне стоило сказать, как мне нравилось, что они были тут и что вот так с семьёй я была впервые в жизни. Но тут Алекс издал вонючую отрыжку, Крис со стоном пошёл открывать окно, а Эд стал бить Алекса маленькой трубочкой в шутку. У меня мелькнула мысль: «Вот идиоты». Рейд прижал ладони к моим рёбрам с тихим намёком. Мне нравилось, когда он широко расставлял пальцы, словно хотел прикрыть меня как можно больше. Жар собрался в моём животе, хотя в остальной комнате разразился хаос с отрыжками, возмущениями и шутками про трубочки. — Я тобой горжусь, — тихо сказал он. — И я собой горжусь, — сказала я. — И мне нравится, что ты здесь. — Думаешь, мы сможем улизнуть незаметно? — спросил он, нежно прижав губы к моему уху. — Я бы хотел заняться сексом. Я кивнула. — На счёт три. — Раз, — начал он. — Два, — продолжила я. — Три. Мы встали и медленно попятились. Алекс зажимал рукой голову Эда. Крис высунулся из оконного проёма и пытался достать ботинок, который Алекс запустил наружу. Мы с Рейдом на цыпочках пробирались по коридору к главной спальне, когда наше отсутствие заметили. — Мы всё видели! — заорал Алекс. — Мы сделаем музыку громче! — сказал Эд. — Без странностей! — Мы постараемся! — отозвалась я. Прошлой ночью я лаяла как собака, только чтобы запугать их. Этой ночью мы могли изображать громкие шлёпки. Но мы заберёмся под одеяло, накроемся им с головой, включим фонарик и будем смешить друг друга глупыми историями, которым не было конца. Я скажу ему, что люблю его много-много раз, и он поцелует меня, чтобы я замолкла. Затем наступит тишина и станет намного слаще, чем я когда-либо могла представить. У нас была вся ночь — каждая ночь до конца жизней, если мы захотим — и на эти чудесные восемь часов мы могли забыть обо всех в доме, городе, мире.