- Со мной что-то не так. Мне очень больно. Везде. В животе, спине, кажется, даже в ногах, - тараторю я, откидывая простынь. Машинально тяну руку к белью и радостно выдыхаю, ощущая ладонью, что оно сухое. - Сейчас, я быстро. - Крови нет. Это же хорошо? - Я не знаю, Алечка, - натягивая на себя брюки, нервно произносит Стас и тут же принимается накидывать на меня халат. – Давай так, а сверху накинем пальто. Мы сами быстрее доедем, чем ждать скорую. - Ой, я не дойду до лифта. - И не надо. Я тебя донесу, не бойся. Когда-то я очень хотела, чтобы меня носили на руках. Надо быть точнее в своих желаниях, иначе выйдет боком. Стоило мне только прилечь на заднее сиденье машины, как осознание пришло само собой – не будет никакого малыша. Этого точно не будет… *** Это совершенно точно не Мальдивы, и даже не трешка Стаса, и не моя квартира, и не коммуналка. И судя по громоздким приборам, характерно пикающему звуку, и лежащим рядом женщинам, две их которых с трубками во рту, я в больнице. Хотя не так, скорее всего я в реанимация или что-то типа этого. Руки, ноги на месте, правда живот тянет. И я в убогой больничной сорочке с завязками на шее, без белья, разумеется. Закрываю глаза и пытаюсь восстановить цепочку событий. Вот только на уме «Пусто тебе будет, Саша. Пусто». Почему-то плакать больше хочется не от осознания, что нет больше никакой беременности, а от ее слов, которые так или иначе сбылись. Понимаю, что она тут ни при чем, судя по диагнозу, отложившемуся у меня в голове еще с приемного отделения, но почему-то винить ее проще. Вообще винить кого-либо проще. Наверное, если бы не попавший каким-то образом в реанимацию Стас, хотя догадываюсь каким именно, я бы окончательно двинулась головой. Мой, сейчас кажется, самый красивый на свете муж, единственный, кто был со мной даже тогда, когда совсем нельзя. - Несмотря на то, что ты необоснованно психованный ревнивец, ты самый лучший псих. Ты знаешь об этом, Сафронов? - Самый лучший? - Ну самый любимый. - Аль... - Только не надо ничего говорить обо всем этом. - Я узнавал, как только тебя переведут в палату, твой лечащий врач нам все подробно расскажет. - А что тут рассказывать? Ты издеваешься? - Аля, ну не злись, - берет меня за руку, от чего мне становится паршиво. С какой стати я на него злюсь?! - Все наладится, главное ведь, что ты жива. А остальное это все… наживное. Все у нас будет. Ну ты же помнишь, я обещал. - Помню. - Ну вот и хорошо. Только я как ни старался, платной палаты не выбил. Все заняты. - Не нужна мне платная палата. Можно подумать деньги некуда девать. Какая разница где лежать? Главное побыстрее отсюда выбраться. Мне кажется, эта женщина справа уже гниет. Ее никто не переворачивает. Скажи, чтобы перевернули. - Аля, они сами разберутся. Давай ты поспишь. Так быстрее пройдет время, а потом не успеешь оглянуться и уже в палате. Хорошо? - Хорошо. Хорошо не наступило ни когда мне стало лучше, ни когда меня перевели в палату. Наступил жуткий неконтролируемый психоз от слов врачихи. Сидит и распинается, обкладывая меня медицинскими терминами, от которых у меня начинается откровенный приступ паники и бешенства. - А зачем вы мне сейчас об этом говорите? Какая мне разница в какой части трубы развивалась эта беременность, если этой самой трубы уже нет? Какой от этого толк?! - Аля. - Что, Аля? – перевожу злой взгляд на Сафронова. - Не нужно мне рассказывать эти дурацкие тонкости. Я и так поняла, что я больная кляча, у которой проблемы с маткой, трубами и со всем чем можно. Можно ближе к делу. Все? Я бесплодна? - Я вам такого не говорила. - Да, но чует моя задница, которая вроде как здорова, что к этому и ведете. Можете не фильтровать слова, говорите, как есть. Говорит, говорит, снова говорит, а у меня в ушах только одно «пусто». В какой-то момент я поняла, что мне вообще надо просто замолчать и кивать. Так проще. Обдумать все можно позже, главное поскорее выгнать врачиху. И как ни странно Стаса тоже. Впервые мне захотелось, чтобы он ушел. Ненадолго, но ушел. - Я завтра приду, хорошо? ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Ага, - киваю в ответ, натягивая на себя улыбку. И ведь пришел. Завтра и послезавтра. И даже как-то понимал, что не стоит трогать «истеричку Алю». Разговоры на отстраненные темы и на этом, пожалуй, все. А следующим вечером меня прорвало. От чего-то сейчас, глядя на то, как к беременным соседкам по палате приходят их многочисленные родственники, то как они веселятся, передавая друг другу апельсины, вызвало во мне совершенно неконтролируемые эмоции. Когда-то мне было обидно, что меня не берут на море?! Боже, какая чушь. Вот где по-настоящему обидно! Этих мам выгоняют из отделения за позднее время, а они деньги суют, чтобы остаться со своими беременными дочерями! Уже через полчаса такой «счастливой донельзя картинки» я истерично вопила, чтобы меня выписали домой. Но в итоге выписки в такой час нет, из отделения не выпускают, но еще больше взбесило то, что мне не выдают верхнюю одежду! Даже, если я уйду самовольно, то куда я уйду в халате? Стас не захочет меня забирать, как пить дать, не захочет, раз не положено еще. Никогда не думала, что можно так захлебываться слезами, но именно это я и делала, набирая Стаса. - Да, зая. - Забери меня отсюда, Стас. Забери, пожалуйста. Или я выйду в тапках и халате.