– Увы, мой друг. И именно этот, как говорили в старину «марьяж», и стоил мне карьеры. Да-да, ее папаша отчего-то взъелся на меня, и мало того что отказал от дома, так и похлопотал, чтобы предмет страсти его обожаемой дочери убрали из Петербурга. Но, как видите, его усилия пропали втуне. – Великосветская дама с титулом и высокопоставленным отцом, кто же это мог быть? – задумался вслух Майер. – А я слышал, что ваше благородие вылетели из гвардии за скандал в ресторане, – с кривой усмешкой заметил Будищев. – Что?! – вскинулся Бриллинг. – Говорили еще, что какой-то купец лейб-гусара не то по матушке послал, не то сразу в бубен зарядил… Большинство из присутствующих были изрядно навеселе, а оттого не сразу поняли, о чем говорит кондуктор. И прояви хорунжий больше выдержки, ему наверняка удалось бы обратить все в шутку или обернуть слова моряка против него самого, но в этот момент он узнал давнего обидчика и, против своей воли, вскочив с места, крикнул: – Так это ты?!! – Признали кого, ваше благородие? – издевательски отозвался в наступившей тишине Будищев. – Я… я… я тебя убью!!! – Да вы, батенька, надрались, – сочувственно покачал головой Дмитрий. Взбешенный Бриллинг попытался схватиться за шашку, но привычные к таким сценам офицеры сумели пресечь назревающий скандал. – Кажись, нам пора! – не терпящим возражений голосом заявил сотник. – Завтра догутарим, коли охота будет. – Честь имею! – кивнул ничего толком не понявший Майер и щелкнул каблуками. – Мы тоже пойдем, – согласно кивнул Шеман и решительно приказал подчиненным: – За мной! – Что есть случиться? – широко распахнул глаза вообще ничего не сообразивший фон Левенштерн. – Все было зашибись, братан, – тихо, практически про себя, ответил Будищев. – Даже никто не подрался. На самом деле, он уже злился на себя за то, что не сдержался и выдал себя своему врагу раньше времени. Просто в описании, данном Бриллингом, он сразу же узнал Люсию Штиглиц, и это почему-то неприятно задело его. – Все в порядке, барон, – поспешил успокоить хозяина лейтенант. – Просто нам, действительно, уже пора. Честь имею! Возвратившись к себе в палатку, Дмитрий хотел было что-нибудь пнуть с досады, но заметив, что Федор мирно спит, решил не шуметь. В самом деле, злиться следовало только на себя. Ну, какое ему дело до хвастовства бывшего лейб-гусара? Хочет из себя корчить героя-любовника, да и флаг ему в руки… пусть потешится перед смертью! Еще пару дней потерпеть, и словил бы господин Бриллинг шальную пулю от неведомого джигита. «Царство Небесное», как говорится. Спи спокойно, дорогой товарищ, мы за тебя отомстим. Тьфу! А теперь что? Пока не начался поход, люди просто звереют от скуки. Так что о ссоре моряка и таманца завтра не будут знать только глухие. То, что один из них хорошо стреляет, причем на такие дистанции, что местным стрелкам и не снилось, многим хорошо известно. И вот как теперь господина хорунжего на тот свет отправлять? Его там вообще-то черти заждались и подельникам без него скучно… Занятый такими мрачными мыслями, Будищев машинально стащил с ног сапоги, надетые по случаю гулянки у Левенштерна, и скинул китель, После чего растянулся на своем тюфяке и, взведя по привычке курок у «смит-вессона», неожиданно быстро уснул. – Граф, вставай, – выдернул его из сонного забытья встревоженный голос Шматова. – Не вставай, а вставайте, – зевнул он, переворачиваясь на другой бок. – К табе посыльный пришел из штабу! – Не к «табе», а к вам, – отозвался Дмитрий, пытаясь натянуть на глаза шинель, заменявшую ему в холодные ночи в пустыне одеяло. – Да на хрена он нам нужен! – рассвирепел обычно кроткий Федор и решительно дернул своего «барина» за торчащую из-под шинели босую ногу. – Людским языком табе сказано, пришел посыльный! Скобелев требует! – Бррр, – удивленно потряс головой кондуктор. – А зачем? – А вот не доложили мне, – огрызнулся денщик. – Ладно, – подскочил уже совершенно проснувшийся Будищев. – Умыться есть из чего? – И умыться есть, и побриться, а чаю попьешь, когда вернешься от генерала. – А если он меня пошлет, куда Макар телят не гонял? – Значит, не попьешь. – Дай хоть просто холодной воды, а то в горле пересохло… – Пить надо меньше. – Федя, блин! – Я уже двадцать пятый год как Федя, – буркнул в ответ Шматов, подавая стакан воды, перемешанной с клюквенным экстрактом. В штабной кибитке его, помимо мрачного как черт Скобелева, ждали командир таманцев полковник Арцишевский и начальствовавший над моряками лейтенант Шеман. Стало ясно, что речь пойдет о вчерашнем инциденте, и ничего хорошего от этого разговора ожидать не приходилось. – Здравия желаю вашему превосходительству! – со всем возможным почтением поприветствовал генерала Будищев. – Нет, вы только на него полюбуйтесь, – ухмыльнулся командующий. – Хорош, нечего сказать! – Покорнейше благодарю! – Будищев, не юродствуйте! Любого другого унтер-офицера за подобный фокус ожидало бы разжалование. Но вы известный изобретатель, можно сказать ученый, и… да к черту ваше изобретательство! Если бы я не чувствовал себя обязанным за спасение Студитского, вы сегодня же встали бы в строй рядовым, и, смею заверить, никакие высокопоставленные особы не защитили бы вас! – Осмелюсь спросить, ваше превосходительство, уж не идет ли речь о нашей размолвке с хорунжим Бриллингом? – Размолвке? Нет, каково?! Да будь вы офицером, такую размолвку можно было бы разрешить только у барьера! – А доложили ли вашему превосходительству, из-за чего произошел этот инцидент? – Да какое это имеет значение?! – Ну, если честь дочери военного министра не имеет значения… – Молчать! – рявкнул раздосадованный наглыми возражениями кондуктора Скобелев, но тут же осекся и, настороженно глядя на Дмитрия, спросил: – А при чем здесь графиня Милютина? – Значит, не доложили, – бесстрастно пожал плечами Будищев. – Говорите! – Как прикажете. Так вот, их благородие хорунжий Бриллинг, рассказывая о своем успехе у дам, упомянул, что сюда в качестве сестры милосердия направляется его давняя любовница, у которой высокопоставленный отец и титул. И что именно их связь и была причиной его перевода из гвардии. – Что, прямо так и сказал? – хмыкнул Скобелев и вопросительно обвел глазами присутствующих. Арцышевский в ответ только пожал плечами, дескать, не знаю, а вот присутствовавший на гулянке Шеман утвердительно кивнул. – И что? Нет, он, конечно, свинья, но… – Ваше превосходительство, так уж случилось, что большую часть пути из Петербурга я провел рядом с графиней Елизаветой Дмитриевной. Скажу больше, я имел честь оказать ее сиятельству некоторые услуги. – Это все, разумеется, прекрасно, но неужели вы всерьез думаете, что Бриллинг говорил о графине Милютиной? – Я понятия не имею, о ком говорил хорунжий. Но много ли среди здешних сестер милосердия имеют одновременно и титул, и высокопоставленного отца, способного запросто выкинуть офицера из гвардии? – А ведь верно! – крутнул головой полковник и, стащив с головы лохматую кавказскую папаху, вытер лысину платком. – И я совсем не уверен, что его высокопревосходительству понравится, что ваши подчиненные полощут имя его дочери, – поспешил добавить Дмитрий, но тут же нарвался на яростный взгляд Скобелева. – Благодарю за заботу, кондуктор, но побеспокойтесь лучше о себе! – Так точно! – вытянулся тот, сообразив, что перегнул палку. – Выйдите и подождите снаружи, – велел генерал и, дождавшись, когда Будищев покинет кибитку, обратился к офицерам: – Что скажете, господа? – Трудно сказать что-либо определенное, – осторожно начал первым, как самый младший в чине, Шеман. – Но в одном наш изобретатель прав. Даже если Бриллинг выдумал все от начала до конца, в героине его басни все равно узнают графиню Милютину. И, смею утверждать, ничего хорошего из этого не выйдет. – А вы думаете, хорунжий мог это все выдумать? – Я так кажу, – пробасил Арцышевский, в голосе которого от волнения прорезался малороссийский выговор. – Як офицер, Бриллинг справный, а як людына – дуже поганый! Колы бы не связи, так его в адъютанты ни в жизнь бы не взяв. А шо до их ссоры, то нехай уси пропануют, шо воны просто поцапалысь, а ни якой дочцы министра зосим не було! А шобы люди не думали дурного, то нехай возьмут по пистолю, та и прострелят друг дружке головы. – Дуэль? – А шо? Усим только краще будет. – Осмелюсь доложить, – вмешался Шеман, – что Будищев не дворянин и не офицер. Так что дуэль между ним и Бриллингом невозможна. К тому же мне приходилось видеть, как он стреляет. Это будет просто убийство. – Ну, положим, хорунжий тоже не за печкой уродился, не говоря уж о том, что он, как оскорбленная сторона, имеет право на выбор оружия. Выберет шашку и дело с концом. Хотя, кто, говорите, по происхождению ваш кондуктор? – Вообще из крестьян Ярославской губернии. Однако, будучи в Петербурге, вступил сначала в мещанское сословие, а потом и в купеческое. Ну и судя по участию в его судьбе графини Блудовой, он все-таки бастард ее брата. – Нет-нет, этого только не хватало. Дуэль офицера с купцом… какая нелепость.