– Немало, – скупо улыбнулась Искра. – Да ты совсем замерзла! – всплеснула руками Геся. – Не стоит беспокойства. Скажи, мы можем поговорить? – Конечно! Пойдем ко мне в кабинет, – радушно предложила владелица мастерской, потом обернулась к девице за стойкой и приказала: – Линда, будьте любезны, подайте нам кофе и булочек с корицей. – Сию секунду, – отозвалась девушка и почти бегом отправилась выполнять распоряжение. – Линда? – не без удивления в голосе спросила Искра. – А что поделать? – лукаво усмехнулась модистка. – Не встречать же клиентов Лукерье! – Да, действительно, – вынуждена была признать посетительница. – Вообще-то, обычно клиентов встречают другие девушки, но сегодня их нет, а я слишком занята. Вот и пришлось поставить ее, глупа, конечно, и не слишком отесана, но что поделать? – Я заметила. – Бог с ней, лучше рассказывай, как дела. Хотя погоди, быть может, ты голодна? Я распоряжусь… – Нет-нет, я не хочу есть. Продрогла, это верно, но не более. Что же до прочего, то боюсь, мне похвастаться нечем. Это ты пошла в гору. – Не говори так, – помрачнела Геся. – То есть, конечно, мне не на что жаловаться. Моя мастерская процветает и приносит недурной доход. – А где твой муж? – Ну, какой муж, мы ведь так и не обвенчались. – Разве? Я слышала, вы уезжали для этого в его имение. – О, не напоминай мне. Этот ужасный отец Питирим был так ревностен и придирчив в своих наставлениях, что даже Будищев не выдержал и поспешил покинуть эту несносную деревню. – Вот уж не думала, что сельские батюшки столь щепетильны. – Представь себе! – Значит, до венца дело не дошло? – Увы. Сначала было не до того, а потом Дмитрий и сам охладел к этой затее. Нет, он, конечно, не отказывался прямо, но всякий раз возникали какие-то новые обстоятельства. А потом он вернулся на службу и отправился на Каспий. В общем, все так сложно… – Все мужчины одинаковы! – Это уж точно. Но, знаешь, я совсем не жалею, что не стояла у алтаря с дурацким букетом. Поверь мне, в положении свободной женщины есть свои плюсы! Хотя что мы все обо мне, лучше скажи, ты как? – Ты хорошо знаешь, какую жизнь я веду. В этом смысле мало что изменилось. – А знаешь, – неожиданно заявила Геся, – я тебе даже немного завидую. Нет, модная мастерская, богатые клиентки, обеспеченная жизнь, это все, конечно, прекрасно, но иногда хочется чего-то большего. Какого-то дела. Ты меня понимаешь? – Более чем. Собственно, я именно поэтому к тебе и пришла. – Вот как? Ну-ка, рассказывай. – Гедвига, ты прекрасно знаешь, что я с уважением отнеслась к твоему выбору, – издалека начала Искра. – И клянусь, никогда бы не потревожила твой покой, если бы не экстраординарные обстоятельства. – Да что же случилось? – Жандармы в последнее время просто лютуют. Нужно спрятать одного человека. Да, я понимаю, что ты отошла от дел, но никакого другого выхода у нас нет! А у тебя и твоего гражданского мужа мастерские, большая квартира. В конце концов, твой Будищев почти офицер флота и потому практически вне подозрений. Прости, но нам очень нужна твоя помощь! – Этому человеку угрожает опасность? – прикусила губу модистка. – И очень большая! – Хорошо, я спрячу его. – Ты себе не представляешь, насколько выручишь нас этим! Как ни скучна была гарнизонная жизнь в Бами, в лагере Егин-Батыр-Кале развлечений не случалось вообще, если не считать, конечно, за таковые перестрелки с текинцами. Между тем люди есть люди и им иной раз требуется отдых от повседневной суеты. Поэтому господам офицерам ничего не оставалось, как посещать лавки маркитантов, чтобы иметь возможность занять себя и своих знакомых интересной беседой за рюмкой чая. С последним, к слову, следовало не переусердствовать, поскольку время было военное и всякое излишество могло вызвать известные репрессии со стороны славящегося своей строгостью Скобелева. Но когда это русского человека пугали последствия? Поэтому торговля процветала. Капитан Недоманский и надворный советник Костромин всегда обедали вместе. Бог знает, как сошлись блестящий офицер-генштабист и интендантский чиновник, но с недавних пор они были почти неразлучны. Вот и сейчас эта странная парочка сидела за столом, поглощая шашлык. Единственной разницей было, что капитан, как человек русский и истинно верующий, делал это под водочку, а интендант с брезгливым видом цедил из глиняной кружки вино. – Добрый день, господа, – учтиво поздоровался с ними только что вошедший в импровизированный духан[49] Будищев. Чиновник если и удивился поведению прапорщика, то не подал виду и лишь сухо кивнул в ответ. Зато генштабист широко распахнул уже изрядно залитые хлебным вином глаза и громко икнул. – Что вам угодно? – слегка заплетающимся голосом поинтересовался он. – Только поприветствовать вас, многоуважаемый Михаил Аркадьевич! – Будищев, вы? – соизволил узнать его капитан, рассмотрев хорошенько погоны. – Так точно-с, – скупо усмехнулся Дмитрий. – Присаживайтесь, друг мой, – покровительственно улыбнулся Недоманский, после чего повернулся к своему соседу и небрежно бросил: – Это некоторым образом мой давний знакомый. Весьма решительный молодой человек! На лице чиновника промелькнула тень неудовольствия, но тут же исчезла, сменившись выражением вежливого равнодушия. – А это, – продолжал церемонию представления капитан, – наш кормилец и поилец, надворный советник Костромин. Главный интендант отряда! – Порфирий Полиевктович, – буркнул тот, протягивая новому знакомцу три вялых пальца. – Дмитрий Николаевич. – Очень рад, – отозвался Костромин, потом спохватился и добавил более любезно: – Наслышаны о ваших подвигах! – Ой, да какие там подвиги, – проявил похвальную скромность моряк. – Так, постреляли немного. – Это да, – немного оживился чиновник, – патронов на вас, любезнейший, не напасешься! – А что, уже есть трудности? – Трудности? – едва не вскипел интендант. – Да что вы, любезнейший, знаете о трудностях? Воевать-то всякий может-с, а много ли людей, разбирающихся в хозяйстве? Нет, я вас спрашиваю! – Да где уж нам… – Вот именно-с! – Что, крепко прижали? – почти сочувственно поинтересовался Будищев у расходившегося Костромина. – Служить невозможно! – с надрывом выдал тот. – За всякое дело придираются, каждую мелочь проверяют, как будто это не тюк с нижними рубахами, а бог знает что из золотой парчи. И ведь никто по-настоящему дела не знает, а только суются, вроде у них иных занятий нет. – И часто проверяют? – Да постоянно! – Не то слово, – пьяно поддакнул Недоманский. – Скобелев перед походом как с цепи сорвался. Сам в Александровске все погрузки проверял, а караванами отправлял своих ординарцев, благо у него их не меньше, чем нукеров у мервского сердара. – А вы видели этих ординарцев? – подхватил надворный советник, видимо, имевший «удовольствие» пообщаться с осетинами, служащими в конвое Белого генерала. – Это ведь сущие абреки! – Что будете кушать, господин прапорщик? – почтительно спросил хозяин духана – коренастый кривоногий армянин с приветливым выражением лица. В отличие от большинства своих соплеменников, этот торговец говорил по-русски почти без акцента и держался с редким достоинством. Звали его, кажется, Варданом, но прежде Будищев с ним не сталкивался. – Шашлыка и, пожалуй, вина. Только хорошего! – Другого не держим. Получив заказ, Дмитрий принялся за еду, внимательно прислушиваясь к разговору Недоманского и его соседа. Впрочем, интендант больше отмалчивался, лишь иногда односложно отвечая своему собеседнику. Зато генштабист, явно обрадовавшийся появлению свободных ушей, разливался соловьем. За весьма короткий промежуток времени он успел рассказать моряку обо всех сплетнях, услышанных им со времени приезда. Похвастался знакомствами в штабе командующего, дав при этом всем упомянутым лицам краткую и не всегда приличную характеристику. В перерывах он провозгласил пару тостов, под которые тут же с удовольствием выпил. – А что, правда ли, будто верблюдов не хватает для перевозки припасов? – поинтересовался с набитым ртом Будищев. – Пустое! – благодушно отмахнулся капитан. – То есть их, конечно, закупили меньше, чем ожидалось, а только все одно много. – Вот давайте за это и выпьем, – предложил Дмитрий. – Мы будем воевать, господа интенданты снабжать, и всем будет хорошо. – А вы, как я посмотрю, весьма разумный молодой человек! – одобрительно заметил Костромин, пригубливая из своей кружки.